Танец

[Картман]

- А ну все танцевать! – крикнул он и взбежал по лестнице на сцену.

 

Зрители молчали, как один большой безмолвный кит. А он начал выплясывать что-то невообразимое, что-то дерганое и неприличное. И не попадал в ритм, и танец не подходил к его дорогому костюму. Он наступил на свой упавший галстук и пошел танцевать дальше, ни на что не обращая внимания. Музыканты продолжали играть, как заведенные, не в силах остановиться или даже чуть-чуть отойти от заданного ритма.

 

А зал начал гудеть. Сначала кит ворочался, словно его вынесло на берег. Затем это ощущение пропало – первые ряды смеялись, кто-то выкрикивал нечто нечленораздельное… Махали руками, хихикали, дразнили, подпрыгивали, наклонялись друг к другу и шептали что-то… Один выскочил на сцену и начал неуверенно тащить его вниз, невольно попадая в тот безумный и нелепый танец, поддаваясь рваному ритму танцора…

 

Задние ряды рассыпались и придвинулись ближе, перетекли плавно к тем, кто сидел впереди, и сравнялись с ними в статусе. А он танцевал, продолжал скакать по сцене как одержимый, высоко подпрыгивал, катался по земле… Сцену окружили, как пираньи, поджидая упавшую в воду коровью тушу, и даже музыканты теперь выбивались из ритма, делая ненужные паузы и ошибаясь в нотах.

 

- Ага! Танцуют все! – крикнул он и побежал в центр сцены, на небольшой пьедестал. По пути он скинул свой пиджак, обнажив белоснежную рубашку и, вскочив на возвышение, воздел руки над головой картинным жестом, словно Король, танцующий на средневековом балу.

 

Толпа у сцены стала совсем плотной, люди сгрудились ближе друг к другу, не в силах заставить себя вернуться или взойти на сцену. Он продолжал так же неистово дергаться: еще не эпилептик, но уже не вольный танцор – дергающийся в своем собственном ритме человек. Музыканты играли все тише и неувереннее… Наконец кто-то, не выдержав, выскочил на сцену, а за ним повалили сразу все, и заполнили собой всю сцену, так, что ничего нельзя было разобрать в суматохе.

 

И тогда женщина, сидящая далеко позади, на пустых и старых, усыпанных сухими листьями трибунах, сказала тихо сама себе из тени:

 

- Как это прекрасно…

 

Перед ее взором, на пустой сцене, под прекрасную музыку Мастер танцевал самый потрясающий в ее жизни балет.

 

 

 

 

 

 

Ваше мнение? О_О

Изменено 22 мая, 2008 пользователем Странный

[Фальк]

Я шокирован... Очень необычно, очень эмоционально... Текст просто излучает энергию... Есть несколько смутивших слов, которые возможно и стоило бы исправить, но я не стану пытаться их искать... Потрясающе... Изменено 22 мая, 2008 пользователем Falcon

[Don Condor]

Слишком много эмоций, по-моему. Впрочем, если бета-версия наброска...

[Картман]

Рабочее, опять же, название: "Дикий запад"

 

 

 

В такую адскую жару даже черти сидят дома в ванной со льдом. Деревья последний раз стояли зелеными весь год до того, как краснокожие пришли с севера. А трухлявые деревянные домишки, из окон которых выглядывают чумазые дети, вот-вот рассыплются в прах или сгорят от одной мысли о том, что, может быть, станет еще на градус жарче.

 

По растрескавшейся земле невозможно идти – разбитая сотнями копыт, она покрыта множеством дыр и миниатюрных каньонов так, что нельзя наступить и не переломать ноги ко всем чертям.

 

Местным воздухом нельзя дышать. Будь он горячим, как и все вокруг – люди давно бы издохли, как и весь их скот, но нет, он был теплым, но настолько пыльным и грязным, что, казалось бы, лучше дышать мухами или набивать в горло навоз, чем вдыхать эту гнилостную тяжелую пыль со вкусом песка.

 

Их морды были настолько же уродливыми, как и тела, покалеченные, худые или, наоборот, излишне жирные, - настолько противные, что все остальное на фоне этих людей меркло перед их убогостью. Черт бы побрал этот город!

 

Местные не ощущают всего этого: жара, мухи, редкий ветер, набивающий грязь в рот – все это для них так же естественно, как и их манеры. Они были настоящими свиньями, и в этом не надо убеждаться лишний раз, достаточно посмотреть на то, как женщины выносят из дома свое [censored] в ведрах и вываливают его в смрадную кучу прямо посередине улицы.

 

Все вооружены. Они таскают ружья на плечах и пистолеты за поясами, поверх толстого пуза и иссохшей кожанки висят патронташи. На жирной морде местного шерифа, украшенного звездой с обломанными лучами, красуется порочная ухмылка довольного жизнью неуча… Эти чертовы идиоты даже не умеют читать, и шериф не исключение. Двадцать или тридцать лет назад его грязная и тупая морда так же выглядывала из окна, как сейчас вон тот парень, сморкающийся кому-то на голову с крыши ветхого сарая.

 

Раздались выстрелы. Мимо шерифа, пригнувшись, пробежал какой-то не местный парень, которому наверняка недолго осталось тут шнырять. Шериф лениво оглянулся сначала налево, потом направо. Стреляющий не успел перезарядить ружье – из окна громыхнуло раз, другой, попали, выстрелили сзади, сбоку, стрелок упал… Всего лишь еще один идиот, привыкший попусту тратить патроны на зверье и уверенный в своей безнаказанности… как и все остальные.

 

Женский крик, бросившаяся к телу теперь уже вдова… женщина неожиданно встала и пнула его, поняв, что ошиблась. Никогда не дремлющий гробовщик обмерял тело на всякий случай, наметил что-то на его одежде обмылком, мол, я знаю что ты труп, парень, заходи ко мне, подберу тебе костюмчик по размеру.

 

Труп успели обобрать, не обойдясь без выстрелов, и к первому телу добавилось еще два. Мародеры, кровожадно сверкая глубоко посаженными глазами, разбежались кто куда, утащив добытые шмотки. Гробовщик тут же упаковал местных в гробы по размеру. Жена одного из них заплатила два доллара. Гробовщик даже накарябал крест на крышке. Черт бы побрал этот город!

 

Шериф лениво и протяжно свистнул. Его помощники, рыла которых походили скорее на свиные, чем на человеческие, обыскали труп стрелка и притащили шерифу кусок жесткой желтой бумаги.

 

 

 

Небо молчит, укутанное синевой. Будет дождь. Я знаю это, я тут уже давно. Впрочем, еще не настолько давно, чтобы превратиться в одного из них, но уже настолько, чтобы понять, чего следует ожидать с приходом следующего дня… такого же, как и все остальные.

 

 

 

Я не стал осматривать бумагу полностью. Не стал проверять на водяные знаки или мелкую стружку: на ней был изображен какой-то парень, а под ним цена – тысяча долларов. Шерифу и без меня было понятно, что это значит. А мне было понятно, что бумага сделана за десять миль к востоку, и я даже знал кем: этим очкариком-бухгалтером, с металлургического завода – только он мог писать настолько хорошо, чтобы я мог понять это.

 

Под рисунком, как и положено, было написано имя: «Ян Гаспар», и я прочитал его шерифу. А еще ниже было написано, что он совершил: «Приговорен к смерти за убийство десяти жителей города N, в числе которых…», «За убийство мэра города N…» и, наконец, «За убийство шерифа и пяти полицейских». Последнее я не стал читать вслух. Может, Гаспар пристрелит и эту наглую жирную рожу. Я не против.

 

Шериф решил развлечься. Ему понравилась цена за голову паренька. Из темного и влажного загона вывели трех коней, которые еле передвигались, изнемогая от жары. Шериф с трудом взобрался на одного и, не дождавшись остальных, со всего маху вонзил ржавые шпоры в костлявые бока лошади и скрылся за поворотом. Его «верные псы» оседлали коней. Один из них, приподнявшись в стремени, разглядывал холм за городом, прикрывшись рукой от солнца, в то время как второй вытащил ружье и выстрелил ему в голову.

 

 

 

Заходящее солнце осветило багровым светом уже пустую улицу, и все цвета слились в один. Дома, дорога, люди, небо, звезды, мои руки – все стало серым. Таким, каким и должно быть. Черт бы побрал этот город.

 

 

 

Шериф вернулся с дыркой в голове. Его бывший помощник тащил за собой два трупа, привязав веревку к седлу. Одним из мертвецов был тот вчерашний парень, шнырявший мимо. Свинорылый попинал трупы, и даже заплатил гробовщику: тот обещал поставить два креста на кладбище.

 

Теперь он был новым шерифом. Эта немногословная тварь вряд ли была худшим выбором, чем старая свинья. Но это было неизбежно. Пройдет еще несколько лет – убьют и его. Неважно как. Но на его место встанет новый, такой же свинорылый, колченогий и тупой, непрошибаемо тупой…

 

Впрочем… этот был активнее своего предшественника, и не в пример умнее его: он немедленно приказал очистить офис старого склада на втором этаже напротив, пинками выгнал оттуда каких-то уродов, чуть не пристрелив их при этом, и приказал перетащить в офис всю мою мебель, письменные принадлежности, машинку и прочее. Он понимал, что все существование городка, вся их одноклеточная жизнь крутится вокруг моей работы, вокруг моего образования. Я являлся их ценностью. Впрочем, не такой уж большой ценностью: никто не стал бы плакать, если бы я неожиданно раскроил голову об косяк. Они просто отправят письмо этому дебилу-президенту, президент выделит еще одного умника вроде меня… еще кому-то не повезет, еще кто-то будет выдернут из сладкого тепличного мира, не знающего войны и вони… Но пока я здесь, они дорожат мной: я знаю все, чтобы обеспечить их жизнь, эту бестолковую, тупую, непродуктивную, злую и отвергающую человечность жизнь… И мне плевать на всех, особенно на местных. Я всегда считал себя лучше всех. По крайней мере, лучше большинства таких как я. Чего уж говорить об этих животных…

 

Это была школа выживания, специальный, извращенный трюк облаченных в пиджаки повелителей современного мира – интеллектуалы и аристократы Старого Света всегда рисковали своим здоровьем, рисковали быть отправленными в такое смрадное место, как этот городишко, где они могли быть убитыми сразу же или провести остаток жизни среди местных жителей, превратившись в бессловесную машину, не владеющую собственной судьбой…

 

 

 

Солнце давно взошло. А через час, когда оно дойдет до самой высокой своей точки, сдохнет еще пара лошадей или коров. А может, старый гробовщик склеит ласты, уж больно часто он вытирает лоб своим грязным платком в последнее время.

 

Сквозь разбитые окна склада открывается новый вид. Видно шерифа, лениво пожирающего кусок сухого просоленного мяса, видны кучи дерьма чуть ли не под самым его носом. Небо темнее чем обычно. Вдалеке виден голый холм. За ним течет река, которую не видно из окна. Осенью и весной река разливается и заполняет собой ирригационные поля, которые и являются точкой отсчета нашей жизни в настоящее время. На полях растет кукуруза. Обыкновенная кукуруза. Ее выращивают и продают. Вот и все.

 

 

 

Что-то неспокойно сегодня на улице. Ах да. Сегодня не будет жары. Первый дождь за все лето. С первым дождем все оживают. Но в этом году я не в настроении. Первый осенний дождь – это по-настоящему волшебная пора для всех. Волшебная – насколько это слово может быть применимо ко всему этому необразованному сброду… но довольно этих слов. Следующая неделя – единственный праздник в этой чертовой стране, единственные семь дней, когда все снимают оружие, единственное время, когда хоть что-то, хоть какая-то часть личности, чувств и положительных эмоций вылезает из грязной и сморщившейся кожи жителей всех этих городков, одинаковых по сути.

 

Я слышал смех, да. Это было год назад, когда пошел первый осенний дождь. И сегодня я слышу его снова. Дети бегают по улице. Это необыкновенное зрелище. Но сегодня мне не хочется смотреть.

 

 

 

Полдень. Солнце уже потеряло свою власть над нами, но все никак не может этого понять. На горизонте появились тучи.

 

Я смотрю на крыши домов. Везде сидят люди. Молча. Абсолютная тишина. Не скрипят телеги, не слышно шагов, не покачивается старый стул шерифа… сам он снял грязную рубашку, сидит на крыше выше всех и, щурясь, смотрит на солнце, которое будто бы померкло и пытается отвернуться, стесняясь взглядов.

 

Вслед за облаками подкрадываются темные тучи. Они закрывают солнце, но на небо все равно больно смотреть. Тучи все ближе. Темнеет.

 

У меня в столе лежит мой револьвер. Я им никогда не пользовался, просто он есть и все. Как гарант чего-то. Гарант моей жизни. Символ моей принадлежности к этому миру. Я открываю стол и достаю оружие. Мне нравятся револьверы, они красивые.

 

Около трех часов дня. Тучи у нас над головой. Я ощущаю ветер, все еще несущий песок, но уже не такой, как прежде – прохладный. Слышен шорох – ветер гоняет грязь и мусор по улице. В тишине слышно, как он шелестит между деревянными домами, внутри них. На улице необыкновенно темно, но цвета не померкли, они всего лишь кажутся другими: свежими, обновленными, не такими как всегда.

 

Вспышка, первый раскат грома. Я знаю, что в револьвере не шесть патронов, а три. Резким движением я раскручиваю барабан, и он трещит, крутясь. Я не смотрю на него. Я смотрю на черную дырку ствола, а она с интересом смотрит на меня.

 

С неба срывается первая капля. Я знаю это, будто вижу – на обломке стекла возникает длинный, интеллигентный прочерк, прямой, как стрела.

 

Кап.

 

Кап.

 

Кап.

 

Дождь.

 

 

 

Он опускается вниз как одеяло, как свежий всплеск: волна воздуха, запах того, чего, кажется, мог знать только в детстве. Потрясенная, горячая земля шипит, исходит паром, принимает в себя первые струи дождя. А потом вода начинает бежать по улицам.

 

Люди стоят на крышах, вознеся руки к небу, ловя капли руками, ртом, всем телом. Они умывают лицо, протирают глаза, сжимают кулаки. А дождь ласково, нежно сдирает с них всю грязь, смывает их кожу вниз и, стекая, уносит далеко-далеко.

 

Улицы текут, вода уносит с собой все. Все то, о чем уже не надо говорить… этого нет. Вода, низвергающаяся с небес, свежая, мягкая: божественный дар, дающий успокоение, больше не борется с землей – она чиста.

 

Темные здания, мокрые, блестящие, отливают синевой, отражая всеми своими гранями темно-голубое небо. Шелест дождя становится колыбельной, он успокаивает и убаюкивает, усыпляет разум, будит чувства, непрестанный поток чувств, которые не ощущаешь – просто живешь ими.

 

Мне хочется, чтобы изо рта валил пар.

 

Барабан с легким щелчком останавливается. Сверкает молния и гром, идущий вслед за ней, обволакивает все пространство, и после них остается только звон, тихий, далекий звон на фоне мягкого стука дождевых капель по стеклу.

Изменено 23 мая, 2008 пользователем Странный

[orc Wolf]

Wild, wild West...

Великолепно.

 

меня в столе лежит верный револьвер. Я им никогда не пользовался,

Косяк. Оружие не бывает верным, когда им не пользуются.

 

Мне нравятся револьверы, они красивые.

Сопру в подпись.

[Картман]

Косяк. Оружие не бывает верным, когда им не пользуются.

Хммм... ну, в-принципе, ты прав. Просто мне не хотелось распыляться надолго и показать, что "я" револьвер все-таки любит

 

Upd: поправил немного.

Изменено 23 мая, 2008 пользователем Странный

[Kenny]

"Танец"

Я шокирован... Очень необычно, очень эмоционально...

и еще доьбавлю, хоть и короткий рассказ, но очень понравился

 

"Дикий Запад"

интереснее и риалистичнее, чем "Танец", что делает эти рассказы противоположными

[Иннельда]

Наконец добралась. =) Здорово. =)

"Танец" выглядит несколько сюрреалистично, но весьма интересно. Финал отличный.

"Дикий Запад" вызвал смутные ассоциации с фильмом Джармуша "Мертвец" (вплоть до того, что при некоторых пассажах перед глазами вставали картинки и сценки из фильма), однако плагиата, конечно, нет. =) Просто подача похожая. И кинематографичная. Очень ярко все описанное представляется, хоть действительно фильм снимай...

Мне понравилось. Давай еще. ;)

[Картман]

Острый у тебя взгляд О_о Написано было как раз под впечатлением от Мертвеца, однако сам я ничего особо похожего там не вижу...

[Иннельда]

Просто описание похоже на то, что увидел ГГ, сойдя с поезда и прибыв в городишко.

Ну и потом, когда все друг в друга стреляют, - это тоже как-то очень по-"Мертвецки" вышло. Там ведь тоже на каждом шагу кто-то кому-то пулю всаживал. Причем это здорово вписывалось в общую концепцию.

[Картман]

Просто описание похоже на то, что увидел ГГ, сойдя с поезда и прибыв в городишко.

А сама говоришь что нет плагиата

Но на самом деле я даже и не помню как там дело было... Может, и правда похоже. Конкретно про фильм при написании я вспомнил только в одном месте - так родился какой-то "бухгалтер с металлургического завода". Внешне мой городок похож скорее на фильмы с Иствудом.

 

 

ЗЫ:

Про танец: это и есть сюр.

Написано было около месяца назад, недавно поправлено. ... вообще не вижу "много" эмоций. Идея была одна, простая до предела - показать внутреннюю свободу человека и то, как она уживается в каждом из нас и как видится каждым из нас со стороны общества и принятых в нем дурацких правил. И о том, что многие забывают, что на самом деле свободны.

 

Не считаю это чем-то ярким, но по-моему, мне удалось образно передать сказанный выше смысл.

Изменено 31 мая, 2008 пользователем Странный

[ReDiska]

"Танец" почему-то проассоциировался с "Мастером и Маргаритой", наверно из за слова "Мастер"... :)

Мне кажется, что данный кусочек вполне мог бы быть либо продолжением, либо какойто упущенной, вырезанной частью... (Но это только мое мнение )

Изменено 6 июля, 2008 пользователем ReDiska

[Картман]

То самое аниме с яоем На самом деле пытаюсь подделаться под экранизацию, а это весьма нелегко - судите сами:

 

 

 

Голая пустыня. Грязно-серые, потухшие барханы. Гладкие, горячие камни. Иссушающий ветер и мертвая тишина. Изредка – черные, обугленные ямы и разбросанные вокруг них осколки камня. Из песка выглядывают обломки старых механизмов.

На горизонте торчит шпиль Восточной Башни, до которой обладатель драгоценной фляги с водой не дополз совсем чуть-чуть. Тори поднял флягу над головой и перевернул ее – пусто. Тогда он разгреб песок у скелета, нашел патронташ и, мельком осмотрев остальные вещи и найдя их непригодными, поднялся на последний бархан.

Внизу раскинулась выжженная, искрящаяся в свете солнца черным сплавленным песком территория. Повсюду разбросаны обломки больших машин и осколки огромных камней. В центре, словно неожиданно выросший в дождливую ночь гриб, стоит серая запыленная Башня восточной границы.

Тори лениво, едва шевеля ногами, сполз вниз вместе с толстым пластом песка и, сделав пару шагов по обугленной корке, остановился. Башня пришла в движение – ее агрессивно-острый купол начал медленно крутиться, испещренная оплавленными шрамами поверхность зашевелилась и подалась, открывая спрятанные внутри чудовищные орудия, которые неумолимо поворачивались в сторону чужака.

Тори зажмурился. Кроме шума ветра и скрежета песчинок под ногами не было слышно ничего, однако… башня закончила свой танец смерти и Тори, повинуясь шестому чувству, открыл глаза.

В том месте, где он стоял, уже бушевали пламя и адская жара, вновь превратившая жесткую корку в озеро жидкого стекла. Тори несся вперед, и пыль поднималась вслед за ним, когда волна рассекаемого телом воздуха достигала поверхности земли.

Позади его настигал хаос взрывов и осколков, который устраивали стремительно атакующие орудия Башни. Тори отскочил влево, оставив за собой метровую воронку и обогнав разлетевшиеся осколки, затем вправо и вниз, поднырнув под жаркий красный луч. Не успев приземлиться, он попал ногой на что-то металлическое…

… мины шумно рвались уже далеко позади, не успевая реагировать на его стремительные скачки. Впереди показалась мелкая, подозрительно отблескивающая сеть – Тори оттолкнулся от земли, крутнулся в полете, выхватив что-то сверкнувшее ярко, и пронесся сквозь сеть, которая медленно, будто удивленная, не успела развалиться на части, прежде чем ее накрыла сплошная пелена жаркой плазмы…

А он уже был у подножия Башни. Перед самой стеной Тори подпрыгнул, и щелкнувшие зарядом пружины поглотил огонь, на мгновение устремившийся вверх по отвесному подножию башни. Тори подлетел на добрую сотню метров.

Он не дотянул до черной дыры в стене совсем немного. Замедлившись в верхней точке полета, он закинул руку за спину и дернул за кривую ручку. В ту же секунду за его спиной зашипел вырывающийся из миниатюрных сопел огонь, послышался сухой треск, и Тори мотнуло в сторону проема. Попутно он освободился от ремней, скрывающих под рваным плащом ненужный более реактивный механизм.

На краю входа стояла фигура. Тори и сам почти не заметил ее, это было ни к чему – руки его словно работали сами по себе, и фигура, не успев даже дернуться, развалилась на две части. Человек, крутясь, ворвался в помещение. Сверкающий вихрь промчался зигзагом сквозь набитый фигурами зал, и перед глазами Тори каждая мелькнула лишь раз, и он не видел, что происходило позади. А позади фигуры, замерев на миг, разваливались на части, теряя конечности, роняя оружие, которым так и не успели воспользоваться.

Тори добрался до противоположной стороны помещения, подпрыгнул и, пробежав по стене, снес еще несколько голов. Затем, размахивая своим оружием так, что его круговые движения смазались, и он начал походить на прохожего со сверкающим прозрачным зонтиком, Тори побежал по лестнице, отражая запоздалые разряды. Он бежал все выше и выше, и каждая встречная фигура удостаивалась одной вспышки молнии, после чего парень терял к ней всякое внимание, не останавливаясь ни на секунду.

На самой вершине Восточной Башни, на небольшом смотровом пятачке, его ждал Хранитель, один из четырех, охранявших Башни. Тори дернул рукой, выронив из рукава что-то блеснувшее холодным металлом и зажал это в кулаке.

- Э-э-эй, привет, Восточный, - Тори махнул ему устало, и облокотился на перила, опасно качнувшиеся при этом. До земли лететь было метров пятьсот.

«Восточный» стоял молча, не двигаясь, его истрепанная и выцветшая на солнце одежда во многих местах была прорвана и шевелилась на ветру.

- Что за черт эти ваши механизмы, - Тори повел плечами, наклонился вперед, потянувшись, и тут резко ухватился за спину, охнув, - Ах ты… Видать, продул прошлой ночью… Эй, болван! Чего встал?

Хранитель заговорил:

- Ты – первый за двести лет, кому удалось увидеть меня. Вероятно, ты хороший боец… (Тори, перегнувшись через перила, с интересом наблюдал за собственным плевком и совсем не слушал) …ты можешь выбрать, что делать дальше – сразиться со мной или…

- Как вы старомодны, тут, в Пустынях. - Тори поправил темную широкополую шляпу, обвязанную блестящей лентой, - Не пробовали сменить программу, уважаемый?

Парень опустил плотные черные очки на резинке, вынул из-за спины лазерный резак, который был уже изрядно заляпан ржавым маслом, включил его и изящно дернул рукой, при этом полупрозрачное лезвие щелкнуло, извившись хлыстом. Хранитель задергался отрывисто и снял с пояса видавшую виды ручку с гардой, до того нелепую, что Тори захихикал. Он опустил резак.

- Ну, так неинтересно… ты собираешься поколотить меня этой старой дубинкой?

- Сразимся! – ответил Хранитель, выставив вперед правую руку. Неожиданное жужжание заглушило хихиканье. Из гарды вырвался черный поток, вытянулся, увеличился и принял форму огромного причудливого топора, с зазубринами и дырами. Тори медленно выпучил глаза и повернул голову немного боком к Хранителю. Топор закрыл собой свет солнца, и резак показался Тори большой пародией на иголку.

- Эй-эй-эй-эй, погоди… я завяжу шнурки, - Тори наклонился вниз как раз в тот момент, как топор просвистел над самой его головой.

- Сейчас! Сейчас! - Тори с огромной скоростью завязывал узел.

Хранитель медленно поднял оружие, тень от которого упала далеко вниз, на землю. Топор рассек воздух и снес все перила подчистую. Тори, сделав дикий прыжок, приземлился на краешек площадки и пару раз взмахнул руками… снизу долетел отголосок выстрела, и Тори услышал свист пролетевшей мимо пули.

- Я занят! – крикнул он вниз. Оттуда выстрелили еще раз, и пуля выбила резак из руки Тори.

- Нечестно! – закричал он, свесившись вниз. Хранитель занес над ним топор…

 

 

- И… в-общем… он его… того… победил… - сказал парень в шляпе, оглядываясь назад, в черную темноту.

- Что? Как?!

- Кто? Кого?!

- Это все?!

- Рассказывай дальше! И не забудь заплатить за еду, - из кухни выглянул повар.

- Э… ну, в-общем, он вот так вот наклоняется, - парень в шляпе наклонился к самой земле, - а Хранитель вот так вот поднимает топор… Вон! Смотрите! Прямо вот так как вон тот держит палку!

В самый последний момент повар ухватил убегающего парня за ухо:

- Заплати за то, что успел съесть.

Тот пытался вырваться, но ухо было словно зажато в тисках.

- У м… меня нет денег…

- Тогда останешься здесь и отработаешь все! – зарычал повар.

Парень перестал дергаться.

- Ладно… похоже, сегодня я наелся на целую неделю вперед… - сказал он упавшим голосом и опустил голову, - Э-эх, как всегда… ни денег, ни работы, ни…

- Умник, - повар встряхнул его, а затем, расчувствовавшись, ослабил давление на ухо. Причитающий парень немедленно выкрутился из его лап и мгновенно пропал в темноте. Повар еще пару секунд шарил в воздухе руками, как слепой.

- Сто-о-о-о-ой!!!

Над лесистым холмом поднялась стая птиц, которую вспугнул этот отчаянный крик.

 

 

ЗЫ: на имя гг особого внимания прошу не обращать

[Don Condor]

Неплохая байка

[Джимини Джиликерс]

Стас, ты как всегда великолепен в части письма. 5+

[Картман]

СИ продолжает писать всякую философскую антинаучную хYиTу.

 

 

 

 

Необитаемый остров

 

 

Мне говорили: «Ты справишься. Ты рожден для этого». Может, они и были правы, но кто скажет наверняка?

 

 

 

Поначалу всё решали за меня. Кто, что, как и куда – всё это было не на моей совести. Я отправлялся в долгое путешествие, так было решено. Сборы были недолгими, прощание спокойным. Говорят, у всех так.

 

Я стоял на бетонной площадке рядом с самолетом, который должен был унести меня этой ночью далеко-далеко в темноту. Дождь заставлял думать о неважных мелочах. Желтые фонари отражались в мокром асфальте, говоря о чем-то сакральном и немного праздничном. Это все, что я помню о том как покинул дом.

 

Под утро я проснулся и выглянул наружу. Внизу клубились облака, в разрывах был виден океан. Он мне почему-то не понравился. Я смотрел вниз, а океан становился каким-то другим, изменялся, менял цвет и форму. Я подумал, что вокруг все не так, как надо. Вроде бы все спокойно - мерный рокот двигателя или винта на фоне небесной тишины. Но все это неправильно, ненатурально, неестественно. Я расстегнул ремень и прошел вперед, в кабину пилота. Все немногочисленные пассажиры спали, и я никому не мешал.

 

В кабине никого не было. Ни пилота, ни помощника. Несколько минут я простоял в кабине, молча борясь со страхом. Все приборы работали, нигде не было ничего подозрительного, за исключением отсутствия пары таких важных для меня людей, которых я даже никогда не знал. Я вернулся в салон и осмотрел весь самолет сверху донизу – пилота нигде не было. Пассажиры все так же мирно сопели. Тогда я прочистил горло и громким и уверенным, как мне казалось, голосом, позвал:

 

- Товарищи, проснитесь! У нас пилот пропал!

 

Пассажиры зашевелились, многие зевали, кто-то продолжал спать. Сидящий рядом мужчина открыл глаза, будто и не спал, и переспросил:

 

- А?

 

Я кашлянул и проговорил более четко и громко:

 

- Пилота в кабине нет! Что будем делать?

 

Проснувшиеся негромко засмеялись, и сзади женский голос сообщил:

 

- Да ничего. Все нормально. Первый раз летишь?

 

- Д-да…

 

- Ну и не бойся ничего, все будет хорошо.

 

Я тем временем услышал, что гул двигателей стал более натужным и резким.

 

- То есть, так надо?

 

- Да, малыш, так надо, спи давай.

 

- Но мы же упадем!

 

Вновь смешки.

 

- Ну и что? Меня это не волнует, - сказал мужчина рядом и закрыл глаза.

 

- А меня волнует!

 

- Тогда волнуйся сам по себе, - ответила женщина.

 

И пассажиры вновь уснули, так тихо, что я даже не понял, что опять остался один. Я вновь прошел в кабину пилота и осторожно сел в левое кресло. Главное – ничего не трогать. Я сидел и смотрел вниз, на мелькающий в разрывах облаков океан, на несущиеся облака. Самолет постепенно начал наклоняться вперед. Он наклонялся все сильнее и сильнее, облака приблизились и… пропали. Я оказался внутри тонкого слоя облаков, где не было ничего видно. Но самолет летел вниз все быстрее и выскочил из облаков. Я увидел приближающийся океан. С нечленораздельным воплем я схватился за штурвал и, сам не зная, что делаю, резко потянул его на себя. Самолет тряхнуло, но он поднял нос, и я вновь увидел приближающиеся облака. Испугавшись того, что сделал, я надавил на штурвал и самолет опустил нос вниз. У меня задрожали руки, и я мертвой хваткой вцепился в штурвал, судорожными рывками пытаясь выровнять нос. Я увидел гироскоп – небольшую черную шкалу, которая показывала положение самолета. Не отрывая от него глаз, я попытался установить шкалу по центру так, чтобы самолет летел ровно-ровно. Когда мне это удалось, я понял, что пот застилает мне глаза, а кисти рук ломит от нечеловеческого напряжения мышц, которые я в панике стиснул изо всех сил.

 

Самолет продолжал лететь вперед, будто ничего и не случилось. Прошло всего несколько секунд, но мне показалось, что весь мир перевернулся с ног на голову, а потом обратно. Я переводил дыхание и осматривал приборы, пытаясь успокоить нервы, но не удавалось никак. Я не мог понять, как этот самолет может лететь без пилота, почему никого это не волнует и почему никто не пришел, чтобы остановить меня, помочь мне? Обругать, поколотить меня? Пусть хоть так, но почему же никто не пришел?

 

В какой-то момент я понял, что никто и не придет. Эти люди, которые пассажиры – им наплевать на все. Это невероятно, но лучше теперь об этом не думать. Лучше не отпускать штурвал. Пилотов нет, никто не поможет и не подскажет. Я взял наушники и пробовал говорить в микрофон, нажимая на разные кнопки, но ничего не добился. Самолет летел прямо, и мне уже стало казаться, что еще немного, и я вылечу куда-то за край земли, так далеко, откуда уже нельзя будет вернуться.

 

Что-то прерывисто запищало. Похоже, у самолета скоро закончится топливо. Я посмотрел на какую-то массивную ручку, и только сейчас заметил, что на ней лежит сложенный листок бумаги.

 

«Я решил сам управлять своим полетом. Самолет – это лишь средство. Он сковывает меня своей тяжестью и размером, своими пассажирами, своей материальностью. Я отправляюсь в свободный полет. Тот, кому не безразлична его судьба, прочтет эту записку и распорядится полетом по-своему. Если ты читаешь это, то возьми штурвал в свои руки и не смотри на океан, но лишь на облака впереди.

 

Первый Пилот».

И я держался за штурвал, и когда двигатели перестали работать, один я, поднимая и опуская нос, держал самолет в воздухе.

 

Океан приближался медленно, но верно. Я держался до последнего. Когда вода была уже так близко, что можно было разглядеть отдельные волны, в кабину зашли пассажиры, несколько человек. Они безразлично посмотрели на воду, и ушли, сказав: «Ну и дурак, спал бы, как все люди».

 

Самолет ударился о воду и подпрыгнул. Что-то затрещало. Я увидел, что далеко впереди океан испещряет множество мелких песчаных островов. Самолет еще раз ударился о воду. Я закрутил штурвалом, пытаясь посадить его ровно. Лобовое стекло покрылось водой и трещинами. Сзади, из салона, доносились страшные вопли и мольба о помощи. Потом ничего не помню.

 

 

 

Очнулся я от того, что меня крепко били по лицу ладонью. Когда я замотал головой, меня схватили за шиворот и подняли. Я открыл глаза и увидел внимательно оглядывающего меня человека. Я видел его на борту. Нахмурившись, он смотрел мне прямо в глаза. Потом он улыбнулся как-то по-детски.

 

- Ну что ж, раз живой, будешь с нами! Вставай быстренько и пошли! Работы много.

 

- Какой работы? – спросил я.

 

- Ну как это? Надо разобрать самолет и утопить его!

 

- Это еще зачем? Не понял.

 

- Ну как? Разобрать – и утопить!

 

- Но зачем?!

 

- Что за человек… Так делается. Надо так. А как по-твоему, что, нужно его неразобранным топить, что ли?

 

- Ну-э-э-э…

 

- Давай-давай, быстрее, люди уже полдня работают.

 

Я сделал шаг, другой. Все нормально, ничего не болит.

 

- А еще нам надо выкопать ямы для ловли зверья, построить хижины, посадить кукурузу…

 

- Зачем все это?

 

- Дык для красоты! А как же еще? – незнакомец хитро улыбался. - Давай, давай, шевелись.

 

Я послушно пошел за ним, оглядываясь. Похоже, мы попали в настоящий рай. Я шел по песчаному острову, с одной стороны его омывала прозрачная и чистая вода безбрежного океана, с другой стороны виднелись еще такие же острова, много-много. Посередине острова росли джунгли. Я даже отсюда видел, как много там кокосовых и банановых пальм, всяческих лиан и других растений. Все они плодоносили. Под ними было тенисто, оттуда тек небольшой ручей, и очень хотелось пойти туда и прилечь в тишине.

 

- Здесь у нас будет рабочий остров и остров питания. Здесь мы будем работать и питаться. А вот тот остров, - незнакомец показал пальцем, - будет островом выборов. Там мы будем выбирать самых достойных из нас. Одного уже выбрали негласно, это вон тот человек, он работает с самого утра.

 

- А… где же тогда остров развлечений? - спросил я.

 

- Острова развлечений нет. Есть остров знакомств, остров отдыха – далеко отсюда – и остров разговоров. Развлечения ты должен устраивать себе сам. Но это только в свободное время. Весь день мы работаем, потом отправляемся на свои личные островки спать. Тебе повезло, твой личный островок совсем рядом от рабочего острова. Это самый что ни на есть необитаемый остров! Ты, небось, с самого детства мечтал побывать на нем! Смотри! – он повернул меня к океану и повел рукой. – Это - Океания!

 

Я посмотрел на океан и Океанию. Передо мной было огромное количество островов. Меж ними сновали лодки различных форм и размеров и с разным количеством людей на них. Все они плавали от одного острова к другому, что-то перевозили, забирали пассажиров и стремились куда-то вдаль, где уже нельзя было понять, чем они занимаются. Я посмотрел на свой личный островок. Это был небольшой участок суши с одной кокосовой пальмой диаметром в несколько метров. Рядом было еще много таких островков, с пальмами или кустами, голые или вовсе каменные. Их было очень много, до самого горизонта уходили эти маленькие островки, теряясь вдали непонятой грязноватой линией. Мимо проплыла лодка с людьми. Они все были настолько загорелыми, что не отличались по цвету от самой просмоленной лодки.

 

- Это местные жители, - сказал мой собеседник, - многие из них попали сюда так же, как и мы. Некоторые плыли на корабле, некоторые летели, но все они остались здесь.

 

- Зачем? Разве никто не может вернуться домой?

 

- Вернуться? Наверное, можно как-нибудь… А что, ты будто захочешь оставить свой необитаемый остров?

 

Солнце нещадно пекло затылок. Океан светился в лучах звезды, и от этого казалось, что лодки плавают в океане волшебного, шевелящегося солнечного огня.

 

- Здесь есть и аборигены, - продолжал мужчина, - они живут на самых лучших островах, успели отхватить, поганцы. Нас они не любят. Да и мы их тоже. Диковатые они, одним словом, другие люди. Да, и на будущее: если встретишь такого, он обязательно предложит тебе нырять за жемчугом. Так вот – не слушай его и за жемчугом не ныряй!

 

- Почему? Жемчуг очень ценный.

 

- Ценный. Но его здесь нет. Который был когда-то… его весь выловили, а сейчас остались только мелкие раковины, в которых ты ничего не найдешь. Но зато в поиске рискуешь потерять здоровье и рано умереть.

 

- Но зачем же тогда аборигены собирают раковины?!

 

- Не обманывайся, они вовсе не собирают их. У них на островах достаточно растительности, чтобы жить припеваючи. Просто когда-то давно они продавали жемчуг и были богатыми, а теперь ныряют за ним изредка, просто для того, чтобы показать, что они-то и есть истинные жители этих островов. А над нами, и в особенности новичками, они смеются. Если честно, то жемчуг все-таки бывает, но очень, очень редко. Зато счастливчику, который наткнется на жемчужину, очень повезет – нынешний жемчуг вырастает такого размера, что нашедший его может считать себя самым богатым. Такие люди у нас есть, говорят, человек пять в году обязательно находит такую жемчужину, но знают об этом немногие. А теперь, раз уж ты знаешь так много, пойдем работать.

 

 

 

 

 

Пилить и топить самолет нужно было срочно. Моего знакомого назначили управляющим по этому вопросу, и он подгонял всех:

 

- Давайте, товарищи, Океании нужно, чтобы вы закончили дело в срок! У нас осталось всего двое суток на разборку и сутки на то, чтобы качественно затопить обломки! Океания требует отчетов!

 

После этой обоймы слов начальник разворачивался и уходил куда-то в джунгли, вероятно, выполнять какие-то другие поручения Океании.

 

За первый день мы успели распилить половину корпуса, но топить половину запрещалось. Сначала нужно было полностью распилить самолет. Уставшие, мы отправились на свои личные островки.

 

К островку меня подвез какой-то незнакомый человек, который ждал на берегу. На прощание он сказал, что в следующий раз добираться мне придется самому, вплавь. Я спросил у него, где я могу взять лодку. Он засмеялся, обозвал меня малышней, потом стал серьезным и сказал, что для этого надо долго учиться работать.

 

- Но я умею работать! – возразил я.

 

- Рассказывай! – ответил он. - Ты новичок! Тебе надо молчать, слушать и мотать на ус! Я всю жизнь учился работать, для того чтобы иметь такую лодку! - и он уплыл.

 

Я упал на песок и тут же уснул. Проснулся я в ту минуту, когда Солнце садилось за горизонт, и ко мне от него шла слепящая дорожка. Закатные лучи освещали острова, на которых, устроившись мирно, отдыхали люди. Окрасились в розовый пальмы, кусты, вода отражала свет мягко, вокруг было тихо, ни окриков, ни суеты, и лишь одинокие лодки скользили лениво туда-сюда.

 

Солнце скрылось за горизонтом, и небосвод потемнел. На островках начали зажигаться огни. Ко мне подплыла какая-то семейная пара на старой деревянной весельной лодке и, с моего согласия, супруги устроили на островке ужин, пригласив к столу и меня.

 

Ночная Океания была прекрасна. Я никак не мог понять, почему никто не спит. Все плавали на лодках, освещая небольшие круглые участки океана светом маленьких костров и керосиновых ламп. Керосин был очень дорог, и на него уходила добрая половина всех ресурсов Океании. Однако никто и не думал экономить его. В ночи раздавались голоса, далекие песенки, веселые окрики, мимо проплывали разнообразные плавательные средства: надувные матрацы бедняков, резиновые и деревянные лодки среднего класса и богатые, большие шумные моторки с десятком пассажиров. Все это мне показывали супруги.

 

Несколько часов продолжались эти гуляния, потом начали стихать, и через некоторое время стало совсем тихо. Огни на островах гасли одни за другим. Муж и жена попрощались со мной и уплыли в темноту. Больше я никогда их не видел.

 

 

 

 

 

Утро встретило меня бодрыми голосами. Проплывающие мимо люди забрали меня с собой на рабочий остров.

 

У самолета уже кипела работа. Я вздохнул и взялся за пилу. Поблизости крутился наш начальник, раздавая указания. Я тронул его за плечо, и попросил разговора наедине. Мы зашли в заросли, где он удобно устроился на сваленных в кучу пальмовых листьях. Я сел под пальмой.

 

- Скажите, а разве Океания разрешает рубить пальмовые листья? – спросил я.

 

Он нахмурился.

 

- Иногда… разрешает. О чем ты хотел поговорить?

 

- Хм… ну, я хотел спросить… что я буду делать, когда затопят самолет?

 

- Ты бы сначала затопил самолет, а то все мастаки спрашивать! Ну ладно, уж тебе я скажу, по секрету: когда затопим обломки, обломки самолета, тогда ты выполнишь свой долг новичка перед Океанией и будешь свободен на все четыре стороны!

 

- То есть, тогда я смогу вернуться домой?

 

- Что?! Домой?! – он вскочил и кинулся на меня. – Пойдешь работать! Ишь чего вздумал! Домой ему! Отсюда никто не попадает домой! Никто не может и не хочет…

 

- Но…

 

- Никто не хочет домой! Ты что, дурак? Тебе что, не хватает своего необитаемого острова? Вот держи, - он потянулся и отломил от банановой пальмы большую гроздь бананов. – Вот тебе на будущее, и больше не беспокой меня.

 

Я ушел от него с этой гроздью бананов. Работники посмотрели на меня и на бананы с завистью. Я раздал им бананы, и они ели их с таким остервенением, что мне показалось, будто они месяц ничего не брали в рот. Потом они поблагодарили меня и предложили отдохнуть немного в тени от крыла самолета. Но начальник все испортил. Он прибежал из чащи и, узнав, что я отдал свои бананы рабочим, позеленел от злости. А увидевши, что я отдыхаю, разразился страшными ругательствами и приказал:

 

- Работать!

 

Я был возмущен.

 

- Не буду работать! – ответил я ему в том же тоне. Рабочие испуганно попрятались, а начальник отскочил от меня, как от заразного, и убежал. Я пожал плечами и отправился помогать товарищам. К вечеру самолет был распилен вполне, и я предложил затопить его сейчас же. Мне сказали, что нельзя топить без разрешения. Тогда я разозлился и призвал всех не быть глупцами. Многие послушались и закивали, и к ночи самолет был, наконец, затоплен.

 

Утром начальник вернулся с двумя людьми. Они отличались от всех остальных своим загаром – были не такими черными, как местные, и не такими белыми как мы, новички. Начальник указал им на меня. Оба подошли ко мне и взяли под руки. Когда я попытался сопротивляться, они ударили меня, а когда я начал кричать, то начали бить еще сильнее. Никто из людей не пришел ко мне на помощь.

 

 

 

 

 

Меня отвели к лодке и отвезли на далекий, большой остров. Здесь росли одни только пальмы, а заросли были тщательно уничтожены. Под пальмами отдыхали люди того же цвета кожи, что и у моих угнетателей. Другие люди приплывали на лодках и подносили им еду - всё, что можно было собрать на островах окрест.

 

За пальмами я с удивлением обнаружил стоящий на воде малюсенький трехместный спортивный самолет, весь старый и дряхлый. Меня бесцеремонно впихнули в него, и мы поднялись в воздух.

 

Сверху Океания выглядела потрясающе. Миллионы островов, маленьких, больших, гигантских, мизерных – все это составляло огромную разноцветную мозаику. Были видны лодки, люди на песке, зелень и далеко на западе, в тумане, я заметил огромный остров с большой снежной вершиной посередине. Самолет повернул, и мы направились прямо к этой громаде.

 

Приземлились мы недалеко от маленького островка, на котором происходила какая-то сумятица: все куда-то торопились, лодки то прибывали, то отбывали, и все они сновали меж этим островком и большим островом. Мои конвоиры вытащили меня из самолета и повели к очередной лодке. Люди вокруг меня были возбуждены чем-то, один даже подбежал и закричал о том, что настанет время, когда случится чудо и старое уйдет в прошлое, а возникнет новое, хорошее. Оживление его передалось другим, но близко подойти к нам они не смели. Я хотел поговорить с этими людьми, но меня не пустили. Тогда люди замолчали, сели в лодки и уплыли все в одну сторону.

 

Оттолкнувшись от берега, один из моих охранников сказал: «Дурак ты, работал бы тихо, глядишь и нажил бы себе под старость теплый угол».

 

Лодка причалила к скалистому берегу огромного острова. На скалах поселились какие-то белые красивые птицы. Сверху со скалы свисали двое на толстом канате и методично разоряли гнезда. Получалось у них не очень хорошо. Меня отвели по горной тропинке вокруг склона и, забравшись наверх, я бросил взгляд в сторону Океании.

 

На горе стоял большой храм, построенный из подручного материала, но с большой любовью. Все было сделано крепко, добротно, качественно и красиво – из пальмовых листьев, стволов и лиан. Казалось, храм этот стоит здесь уже не один десяток лет.

 

Внутри нас встретили парадно одетые аборигены, провели меня в большой зал и представили перед странным троном. Я посмотрел на него внимательно. Он был весь из жемчуга. Жемчужины размером с мой кулак как украшения торчали по всему трону. На нем сидел… старец. Возраст словно приковал его к сидению. Однако взгляд его был настолько странен, что я никак не мог понять, о чем же он думает.

 

- За что он здесь? – пронзительным голосом спросил старец.

 

Один человек наклонился к нему и прошептал что-то на ухо.

 

- Ах вот оно что… - старец вновь посмотрел на меня, взгляд его был задумчивым и я только сейчас понял, что глаза у него голубые и такие светлые, что смотреть в них нет никаких сил…

 

- Выйдите все, - устало приказал старец. Все послушно вышли.

 

Когда двери закрылись, старик резво вскочил с трона и прошел за него, махнув мне рукой. За троном оказался небольшой коридор, который привел нас к широкому балкону. Отсюда открывался отличный вид на Океанию. Старик оперся на хрупкие перила и, сощурившись, стал смотреть вдаль, на острова.

 

- Давно я там не был. Но я знаю, что там все как и прежде. Ничего не меняется. Ты хочешь спросить меня о чем-нибудь, юноша?

 

- Да. Я ничего не понимаю в том, что здесь происходит, но у меня есть одно желание. Я просто хочу отправиться домой.

 

- Домой? А куда же это?

 

- Ну… дом, это такое место, где тебя любят, где всегда рады тебя видеть…

 

- И ты знаешь, где это место? Ты знаешь, где тебя будут любить?

 

- Ну, у меня есть пара мест на примете…

 

Старик рассмеялся и повернулся ко мне.

 

- Ты сказал, что ничего не понимаешь, - он улыбнулся вновь. – И ты думаешь, что я объясню тебе всё? Что здесь происходит, зачем, кто и куда? Я прожил долгую жизнь и, поверь, я до сих пор ничего не понимаю. Я могу сказать тебе, что можно делать, а чего делать нельзя, я могу рассказать о том, что делают люди вообще, но я никогда не понимал, что же на самом деле здесь происходит. И, боюсь, уже никогда не пойму. Возможно, ты когда-нибудь станешь настолько мудр, чтобы понять это.

 

Он отвернулся от меня и посмотрел на Океанию. В это время над нашими головами пролетел огромный межконтинентальный лайнер. Старик сощурился, глядя на него, и я увидел, как он сильно сжал кулаки.

 

- Что бы здесь ни происходило, тебе придется это принять. Мы не можем уйти или уплыть отсюда, мы в самом сердце великого океана. Мы могли бы построить самолет, но на это уйдут годы и все наши ресурсы. Много людей отдаст жизнь для того, чтобы несколько человек могли улететь. Поэтому никто не хочет отсюда улетать. Увы, знание и мудрость не дает отраду сердцу, а счастье не прибавляет мудрости. Скажи, не доводилось тебе думать о том, что ты в каждый момент своей жизни решаешь, по какому пути пойти?

 

Я вспомнил записку пилота.

 

- Не знаю… я решил бороться за свою жизнь, когда все были равнодушны. Я решил бороться за свободу, когда все боялись борьбы. Я не делал выбор, я просто хотел того… чего хотел.

 

- Правильно, юноша. Только наш выбор делает нас теми, кто мы есть. Океания сама хочет существовать, сама хочет быть такой. Только наш выбор определяет нашу цель, и у кого цель невеликая и материальная, тот и получит ее великим трудом. А у кого цель высокая, добрая и ласковая к другим людям – тот добьется ее, только лишь пройдя через духовные метания и потеряв всё, но найдя лишь силу духа.

 

Старик обернулся и взял меня за плечо.

 

- Ты можешь идти. Вернись в Океанию и живи там, где хочешь. Но если ты, - старик усмехнулся, - все еще хочешь найти свой дом, то здесь тебе нет места. И нигде нет тебе места. Такие как ты носят свой дом с собой и везде тебе будет такая Океания, куда бы ты ни подался. Да будет так! Если ты хочешь, отправляйся отсюда на юг, и плыви к самому дальнему острову. Там ты найдешь тех, кто разделяет твои идеи, посмотри на них и реши свой вопрос раз и навсегда. Иди!

 

 

 

 

 

И я отправился на юг. Мне дали старенькую лодку и я поплыл медленно, не торопясь, оглядывая поистине бесконечные просторы Океании. Многие встретились мне по пути, со многими я беседовал. Отдыхал, приставая вечерами к освещенным островкам, ходил по джунглям в поисках еды - фруктов было навалом. К концу недели я достиг самого отдаленного южного острова.

 

На первый взгляд, на острове никого не было. Он был мрачен, ни одного огонька не горело, ни разговоров, ни песен, ни смеха. Я высадился и прошелся по острову. Он был достаточно большим. На людей я наткнулся случайно, точнее, на человека – он лежал или спал прямо на песке в темноте, и я наступил на него. Он вскочил, и в великом испуге, голося, побежал от меня куда-то в темноту. Вероятно, его крики разбудили других людей, потому что, когда я подошел к дальнему конца острова, здесь уже горел огонь и вокруг него, молча, сидели люди.

 

- Та какого черта сюда приперся, дурак? Здесь тебе не Океания, - зло бросил один из них. Двое других встали и подошли ко мне, вглядываясь.

 

- Да это же новичок! – изумились они, разглядев цвет моей кожи. – Зачем тебе взбрело в голову плыть сюда, друг?

 

- Мне… мне сказали, что отсюда я смогу попасть домой…

 

Люди начали взволнованно переговариваться шепотом, поминутно бросая на меня встревоженные взгляды.

 

- Кто сказал тебе такое?

 

- Старик на троне из жемчуга.

 

После этих слов люди вскочили и в панике забегали вокруг костра. Они кричали:

 

- Он все знает! Он найдет нас! Он покарает нас!

 

От этих криков проснулось еще больше людей, и я понял, что их уже много, но не всех видно в свете костра. Из темноты на меня смотрели десятки встревоженных глаз. Наконец, вперед вышел крупный мужик и прикрикнул на всех, чтобы успокоились.

 

- Скажите спасибо этому пареньку, за то, что предупредил нас! Раз уж им все известно, нам надо действовать быстрее! Если мы не будем ходить на работу, то сократим срок сборки в три раза!

 

Толпа застонала. Я ничего не понимал.

 

- Теперь живо всем спать! – сказал мужик. – А ты иди со мной.

 

Он потащил меня с собой в темноту.

 

- Так… теперь рассказывай, как все было. Что он говорил, что делал?

 

Я передал ему все, что сказал мне старик, по крайней мере, так, как я запомнил его слова. Некоторое время из темноты доносились только задумчивые похмыкивания, потом мой собеседник, вероятно, встал и, не говоря ни слова, ушел.

 

Ходить ночью по темному острову не хотелось. Я боялся наступить на кого-нибудь и вызвать ненужный переполох. Похоже, эти люди и без меня были достаточно взволнованы. И я лег на еще не успевший остыть песок прямо там, где меня оставили.

 

 

 

 

 

На меня кто-то наступил, и я проснулся. Прошедший по мне человек тихо растворился в утренних сумерках. Я встал и осмотрелся.

 

С этого острова были отчетливо видны другие острова Океании, немного к северу и востоку. На западе только безбрежный океан отливал глубокой синевой. Я вдохнул свежий утренний воздух и размял затекшие конечности. Люди проходили мимо, оглядываясь с опаской. Я последовал за всеми.

 

На одном из берегов стояли странные палатки, большие, покрытые зеленой маскировочной сеткой, которая скрывала их от посторонних глаз. Палатки не были заметны ни с моря, ни с берега, и если бы меня не ткнули в них носом, то я бы просто прошел мимо. Люди, посоветовавшись, стянули с палаток сетку, потом неуверенно разобрали палатки. Я сразу же понял, что находится внутри – это были запасные части от самых разнообразных самолетов. Казалось, эту коллекцию деталей собирали не один год. Всевозможные металлические приборы, обломки и огрызки двигателей, мозаика из сотен кусочков крыльев и лопастей… горы обломков. Из всего этого планировалось построить самолет и улететь на нем.

 

Люди работали от зари и до темноты, а потом валились на землю от усталости. Большая часть наших отсутствовала на острове. Мы плавали по всей Океании, собирая мелкие обломки самолетов, которые чудом сохранились после крушений. Я показал, где затопили останки от моего самолета, и мы почти месяц ныряли по вечерам глубоко, чтобы достать какие-то жалкие ржавые механизмы.

 

Остальная Океания жила в своем ритме – работа, суета и беготня, а потом ночные прогулки, песни и смех. Мы же не отвлекались на это. К нам никто не подплывал, и мы не плавали ни к кому, хотя и слышали ночами голоса других людей с ближайших островов.

 

В этой работе было наше все. Не было времени делать что-то другое. Подгоняемые опасностью быть обнаруженными, мы собирали самолет круглые сутки, но постоянно не хватало то одной детали, то другой, иногда что-то отваливалось и приходилось это искать заново, иногда люди по различным причинам не могли доплыть с нужными деталями… Я потерял счет дням и перестал обращать внимание на время суток. Я стал молчаливым, раздражительным и злым. Все вокруг испытывали те же чувства. Мы грызлись за каждую деталь, как собаки. Мы исхудали, некоторые умирали от истощения.

 

Однажды, свежим ранним утром, я увидел лодку, медленно плывущую в нашу сторону. Тут же послышался вопль – не только я один заметил ее. Люди побросали инструменты и скрылись в зарослях, но разобранный самолет был как на ладони. Лодка приблизилась к берегу, и я понял, что сейчас случится что-то плохое. Я выбежал на берег и замахал руками, но это дало обратный эффект – люди в лодке повернули к острову и поплыли быстрее. Я кричал им, чтобы они разворачивались и уплывали, но они, похоже, не слышали. Когда лодка коснулась песка, я попытался оттолкнуть ее, но пассажиры уже высаживались. Они с удивлением смотрели на самолет и переговаривались. Их было пятеро. Наконец, кто-то понял, что здесь происходит и испуганно сообщил об этом вслух. Пятерка направилась было к самолету, но тут из зарослей начали выходить наши, все худые, грязные, молчаливые. Чужаки немедленно кинулись к лодке.

 

- Держи их! – кричали мне. Я схватил одного человека за локоть, но он ударил меня и, освободившись, вскочил в лодку. Я прыгнул в воду и попытался задержать лодку. Мне дали веслом по голове и я пошел на дно, захлебываясь.

 

Очнулся я уже на берегу. Мне дали под дых, я с трудом освободил легкие от воды и закашлялся. Рядом на песке лежали люди – пятеро мертвых чужаков из Океании и несколько наших, которых безуспешно пытались откачать. Тут же на песке лежала продырявленная лодка и сломанные весла.

 

Троих так и не смогли спасти. Восемь трупов закопали в густых зарослях и там же оставили лодку. Теперь никто не найдет их.

 

 

 

Самолет строился. Медленно, тяжело, натужно, скрипя, но строился. Однажды настал день, когда мы смогли запустить двигатель. Тогда мы собрались все вместе у одного костра и держали совет. Я смотрел на людей. Все они были осунувшимися, уставшими, с потухшим взором, но когда они смотрели на самолет, в их глазах вспыхивал безумный огонь, лицо становилось хищным и, казалось, сейчас из человеческой пасти вырвется пламя.

 

Говорили о том, кто полетит. Самолет был очень большим, но вмещал меньше половины из нас. Поначалу каждый выступал отдельно и говорил, что именно он достоин быть на борту, что он сделал больше всех и должен улететь. Но это вызывало только презрительный смех и оскорбления. Потом люди начали ругаться. И я ругался вместе с ними. Когда они начали драться, я тоже дрался.

 

Люди нещадно били друг друга руками, ногами, грызли зубами, убивали друг друга и кидались друг на друга вновь. Под вечер берег был усыпан телами – бездыханными, забитыми до смерти и потерявшими сознание от усталости. Я не мог смотреть на них. Я ушел на другой конец острова, хромая, и там смыл с себя свою и чужую кровь. Вода вокруг меня окрасилась в маслянистый отталкивающий цвет. И куда бы я ни шагнул, везде вода становилась грязной от крови.

 

Когда стемнело, я сидел на берегу рядом с самолетом. Выжившие держались особняком, сидели поодиночке, сверкая глазами и охраняя друг от друга самолет. Нас осталось мало.

 

Я понял, что уже некоторое время смотрю на океан. Там, чуть к западу, где не было островов, где только один океан сверкал синевой, качалась на волнах одна-единственная лодка. В ней сидели двое – это все, что я мог разглядеть отсюда. Я увидел другую лодку. Она медленно переплывала пролив между двумя островами. Потом я увидел еще лодку, потом еще и еще. Небо постепенно стало темным, и сверху обрушился сильный тропический ливень. Мокрые люди, сидевшие на песке, дрожали от холода, но не сдвинулись со своих мест ни на шаг.

 

На лодках начали зажигаться огни. Я видел их – кучки огоньков в океане темноты и дождя.

 

Я подошел к самой кромке берега и утонул по колено в прибрежном песке. Я подставил лицо ливню, который смыл с него весь пот, грязь и усталость, а потом бросился в океан и поплыл, мощно загребая руками, туда, где в ночи светились такие маленькие, но такие яркие огни.

 

 

[Бякс]

Начну прямо и без предисловий. Первое, что пришлось весьма по душе – слог. Лаконично, четко, без вывертов и излишних нагромождений. У манеры изложения такое интересное послевкусие… Ммм, знаете, отдает чем-то классическим, вроде Уэллса или Лондона. И люди, много людей, которые разговаривают под стать своим ролям, не выбиваясь из них! Это большая редкость.

Наибольшие нарекания вызвала, пожалуй, концепция. Станислав Игоревич, вы допустили ошибку, сделав произведение маленьким рассказом. Это тянет по крайней мере на небольшую повесть. А ваше творение, при всей его аппетитности и увлекательности – это лишь черновик. Наброски. Но наброски грамотные, завершенные, с законченной мыслью. Очень интересно реализована фабула героя, который все же решился «сам управлять своим полетом», и никакой самолет ему в итоге оказался не нужен.

Большие недоумения вызывает поведение людей. У меня стойкое чувство, что автор сам задумал показать нам ненормальных, с точки зрения рядового обывателя, товарищей. Если я прав на этот счет – то задумка отлично удалась.

Ну и, да, классические непонятки. Сборка самолета в полевых условиях невозможна в принципе. Разве что кукурузник – но на таком далеко не улетишь. Героя по доброте душевной подвезли до его острова – а как же ему плавать между островами каждый день, если «для лодки нужно много, очень много работать»? Все время в качестве попутчика?

Излишняя… Скомканность, что ли. СИ, не бойтесь расправлять свои крылья, здесь никто не смеет вас ограничивать, вы сами Творец и Судия! А то получается, что каждый кусочек написан так, словно существует определенный ГОСТ, и вы стараетесь в него ужаться.

В целом я получил бы немалое удовольствие от рассказа, если бы не его «неполноценность». Если бы это была книга – пусть крошечная, на двадцать страничек – я бы не пожалел денег и купил. Не в праве настаивать, но может вы хотя бы ради меня напишите хотя бы первую, но полноценную и развернутую главу? Подумайте.

[Картман]

Это по сути и есть черновик и наброски, потому что написано было за один день, ни разу не правлено и даже не перечитано =)

 

Наибольшие нарекания вызвала, пожалуй, концепция.

Только не "концепция", а "форма" - концепция это собственно сама главная мысль или общая идея, которую автор хотел донести до читателя.

 

У меня стойкое чувство, что автор сам задумал показать нам ненормальных, с точки зрения рядового обывателя, товарищей.

Почти так. Я хотел показать ненормальность самих обывателей с точки зрения наивной и неопытной личности.

 

Сборка самолета в полевых условиях невозможна в принципе.

Я думаю, что если это какой-нибудь индусский пассажирский, а не 747, то вполне возможно... во всяком случае, если есть знающие люди. Если взять обывателей, то они вряд ли что-то и за много лет сделают =)

Вообще тут решает не корректность, а образность, мог бы и вообще быть космический корабль, но он в сюжет не влезает.

 

Героя по доброте душевной подвезли до его острова – а как же ему плавать между островами каждый день, если «для лодки нужно много, очень много работать»? Все время в качестве попутчика?

Бомбил ловить будет На самом деле я этот момент не продумал, но аналогия, по-моему, довольно прозрачна.

 

 

А вот насчет скомканности... я так понимаю, хотелось бы видеть все в том же самой схеме, но более развернуто и красиво? То есть, вместо "он три дня плыл и наконец приплыл" надо подробнее расписать где и как он плыл, добавить событий? Или не хватает описаний?

[Бякс]

А вот насчет скомканности... я так понимаю, хотелось бы видеть все в том же самой схеме, но более развернуто и красиво? То есть, вместо "он три дня плыл и наконец приплыл" надо подробнее расписать где и как он плыл, добавить событий? Или не хватает описаний?

Пожалуй и того, и другого. "А хлеба можно совсем не давать".

Добавь детальности. Если хочешь подчеркнуть "ненормальных" людей - придай хотя бы десятку из них хоть какое-то подобие личности: имена, манеры поведения, "должности". Если хочешь подчеркнуть общество Океании в целом - добавь описаний иерархической системы (с комментариями самого главного героя), устройство сообщества отщепенцев. Определенно не помешали бы и более подробные описания быта всего населения, их распорядок дня, занятия вне трудовых часов.

Я бы посоветовал усилить те личности, что уже есть. Загадочный старик, по всей видимости местный царек, теряет две третьи своего шарма неизвестности и покрова тайны только из-за того, что встречается один раз и после этого практически не упоминается. К примеру такая схема: ГГ в первые же дни слышит обрывки разговоров о "таинственном Жемчужном Старике". После того, как его в результате крамольных действий все же повязали, то привезли к малопонятному, но по всей видимости важному старцу, тот указал ему путь и вообще выглядел на редкость миролюбивым. Потом, рассказывая о этой встрече отступникам, ГГ слышит "Ооо, это же великий Мамбаюмба! Большой Жемчужный Человек. Говорят, он может испражняться редчайшими черными жемчужинами!" Далее, в зависимости от мировоззрения, ГГ либо проникается всей важностью встречи, либо начинает подозревать, что всем очень хорошо промыли мозги.

Только умоляю, не стоит ударяться в цветастые и обьемные описания того или иного. Текст хорош именно своей скупостью и лаконичностью, и если все это будет нарушено - пострадает целостность.

[Картман]

Хм... я тебя вполне понял и буду работать дальше, большое спасибо за отзыв =)