Перейти к содержанию

Микропроза


Рекомендуемые сообщения

Номер три и номер четыре запощены в серии "Двемерамидиум", линки в оглавлении на первой странице.

 


"Герои и мифы ЗдесьРеала" №4, "Конкурсные" №5 - Фуррь-Лес.gif (диафильм в grayscale)

 

 

Фуррь-Лес.gif

 

(диафильм в grayscale)

 

http://pic.fullrest.ru/upl/m3mPafwK.jpg

 

 

 

 

 

Каждый вышивальщик вплетает в любой узор

свои собственные нитки, которые не продаются

в магазине – но вот откуда эти нитки берутся...

"Повесть о двух лентах"

 

 

Они приземлились удачно: рядом с горами, на берегу озера, в окружении безбрежного, бесконечного леса. Ещё неделю им пришлось провести внутри, не высовывая носа наружу, пока экспресс-лаборатории собирали данные о биосфере и учёные синтезировали вакцину биоблокады, которая защитит поселенцев от местных вирусов. Обитатели лесов быстро привыкли к камню, упавшему с неба, и вскоре свободно бегали вокруг, заглядывая в иллюминаторы. Были они пушистыми, ушастыми и хвостатыми. А ещё - полуразумными и дружелюбными; и капитан корабля, Лорд Алекс, первым ступивший на поверхность новой планеты ранним утром восьмого дня, с удовольствием воскликнул:

- Нарекаю эту планету Фуррь-Лес! И да будет здесь город заложен!

Работа закипела. Из частей разобранного спускаемого модуля строительные автоматы "Ворд" возводили жилые помещения, склады, гидропонные комплексы. База космодесантников постепенно превращалась в посёлок колонистов, который должен был вскоре вырасти в город, а затем - в полноценную колонию с космической верфью, способной наладить производство серии орбитальных челноков. Потому что там, наверху, на стационарной орбите всё ещё величественно кружил титанический Корабль Поколений - с запасом генофонда земной биосферы, достаточным, чтобы колонизовать даже полностью мёртвую планету.

У них было много, много, много анабиозных капсул - и всего один криогенный аппарат, позволяющий размораживать спящих. Население колонии постепенно, хоть и очень медленно, росло.

У них было всего пятнадцать лет.

 

Корабль ждал.

Он умел это делать. Пятнадцать лет не значили ничего. Он летел много веков, десятки экипажей неуклонно вели его сквозь межзвёздную тьму, меняясь вахтово-анабиозным методом. Десятки экипажей, обученных ещё на Земле - Земле, которой больше не существовало. Сваренная в атомном пламени последней войны, как яйцо в крутом кипятке, колыбель человечества ныне была простым каменистым шариком, покрытым вечными снегами ядерной зимы.

Пути назад больше не было.

Мерно тикал хронометр. Спали будущие колонисты. Спали экипажи. Позитронные мозги Корабля ждали возвращения разведчиков. Ждали потока десятков и сотен транспортов, призванных переправить на планету немыслимые объёмы груза и пассажиров.

Ну, а если в срок не вернётся никто... что ж. Будет разморожена ещё одна вахта. Расконсервируется следующий челнок. И попытка повторится.

Кораблю было всё равно. Он ждал.

 

Город рос, в нём появились столярные мастерские, кузница, таверна, шериф и дружинники. Высоко в горах, среди снегов, в морозном, кристально-прозрачном воздухе возводилась Академия Высокого Искусства. В её просторных светлых залах хранилось и приумножалось наследие почившей земной культуры. То была ниточка, связывающая колонистов с почившей земной цивилизацией. То была - память...

Шли годы. С течением времени открылось, что на планете всё-таки существует чужая цивилизация; да не одна! Царства лесные, царства морские, царства подземные... Горожане устраивали экспедиции в новые земли, посылали посольства, устанавливали культурные связи, наладили торговый и культурный обмен... Десятки землян путешествовали по миру, живя своей и чужой жизнью, проникаясь духом неведомого нового мира. Один за другим размораживались новые колонисты - и с головой окунались в эту неожиданную и безумно интересную жизнь. Строительство Верфи... нет, не забылось, но как-то незаметно оказалось задвинуто в угол. Ну какие стройки, когда вокруг такой огромный, неисследованный, безумно интересный мир с милыми, няшными и такими разными соседями!

И люди ходили и ходили к фуррям в гости.

 

Потом была война. Война культур, из-за внезапно вспыхнувшего подозрения, что колонисты делятся с фуррями меньшим, чем от них получают. Яд и нечистоты лились, бурлили и клокотали нескончаемым потоком со всех сторон - каждая враждующая сторона стремилась убедить другую в своей высокой культуре, поразить щедростью, перещеголять широтой души, доказать, что именно её вклад в отношения был наибольшим. Полоса отчуждения вокруг города колонистов выросла настолько, что получила неофициальное прозвище "Фурьлесс".

Нескоро, очень нескоро вернулся на планету мир. И не последнюю роль в этом сыграла - Высокая Академия.

 

Его разморозили в самом конце десятого года Колонизации. Слишком ленивый, чтобы что-то делать своими руками, слишком нелюбопытный, чтобы интересоваться миром вокруг себя, - он с самого начала решил осесть в Академии.

Академиков уважали; в конце концов, именно они протянули руку дружбы Фуррь-Лесу после войны - и, что куда важнее, преуспели. Академиков почитали; может быть, и не так, как кузнецов, зато награждали куда чаще! А за что? Они ведь всего лишь хранили культуру, берегли Древние Свитки - еще с Земли, - словом, сидели на попе ровно, выпендривались да понтовались своей утончённостью. Куда, как не к ним, мог податься лентяй, чья прошлая, земная ещё специальность называлась "пустобрех"?

Он втянулся. Удивительно, но по-настоящему; вскоре наборный паркет и резные каменные плиты залов Академии стали ему родными. Не было ещё ни званий, ни орденов, ни медалей - но он знал, что всё это придёт. Никогда ничего не просите у сильных, сами предложат и сами всё дадут, - гласила Старая Мудрая Мысль, и он блюл её с честью. Изучал изящную словесность, стихосложение, анимацию, брался даже за живопись... но та требовала слишком уж большого труда, он не любил чересчур требовательные жанры.

Но главное - он стал своим. У него завелись друзья. Не те, с которыми можно до посинения надираться скуумой в таверне (регулярно раз в месяц закрываемой на Неделю Трезвости) - но те, меж которыми появляются общие дела и шутки, понятные только им.

 

Потом... случилась трагедия.

Искусство, как известно, требует жертв - беря дань, в основном, зрением. Зрение у него и так было неважное - и в тот серый весенный вечер, рожая "Пушистый проект" и задумчиво ковыряя в носу, он промахнулся и выбил мизинцем глаз.

Боль утраты пришла не сразу. Мысли по-прежнему складывались в слова, слова - в длинные красивые фразы, которые выглядели ничуть не хаже записанных в Древних Свитках и более поздних рукописях Академиков... но времени на то, чтобы их записать, уходило просто неприлично больше и больше. На две-три несложных фразы, бывало, тратился целый день. А живопись и анимация оказались закрыты для него навсегда.

Это оказалось настоящим шоком. Больше года в залах Академии не раздавались его шаги, старые рукописи зарастали зелёным мхом, надежды и чаяния истлевали и рассыпались прахом. Неужели мне придётся работать так же, как обычным смертным, в тоскливом тягучем оцепенении думал он, сидя в позе лютика на вершине горы Фурриямы. Неужели моя судьба - тупо вкалывать на строительстве Верфи?!..

Очешуев1 от отчаяния, он даже пробовал тренировать оставшийся глаз, чтоб тот работал за двоих. Но, как всегда и бывает в подобных случаях, первой натренировалась бессовестность.

- Чой-та ты своих напрягать вздумал? - резонно поинтересовалась она. - Пусть за двоих вкалывает кто-нибудь чужой.

Решение было ослепительным! Ну конечно же!! И он побежал искать Немезиду.

 

О, Неми была особенной девушкой! Она была Академиком и не раз участвовала в культурных семинарах - как всемирных, так и внутри Академии. Она была почётным членом гильдии Вороньих Курьеров - и без устали моталась по всему миру, чтобы вернуться обратно с ворохом новостей, поражая и изумляя жителей родного города. Она была очень отзывчивым человеком, готовым помочь всегда и всем. У неё была - Совесть!

И её совесть с его бессовестностью подходили друг к другу, как варежка к руке. Очень скоро он уже лежал на диване, вольготно развалясь и закинув ноги на его спинку - а взмыленная Неми, только что примчавшаяся с другого континента, не успев перекусить, торопливо стенографировала его длинные пространные философствования - чтобы назавтра вернуть вычитанными, отредактированными, перепечатанными и искусно переплетёнными в красивую обложку.

Наступило счастье.

За каких-то полгода он смог оформить более десятка работ, которые получили, в общем, достойную оценку в Академии. Почёт и уважение вернулись, страх забвения минул. Пришло другое...

 

Занятый только собой, поначалу он не обращал внимания, что происходит вокруг. И лишь полгода спустя, поучаствовав в одном семинаре и с грустью похоронив другой, - понял.

В Академии царила тишина, ничем не напоминавшая бурную весну полуторалетней давности. Где постоянное весёлое оживление? Где ежедневные лекции, коллоквиумы, презентации и защиты дипломов? Где рецензии на дипломы - скажем честно, порой превосходящие последние объёмом и интересностью? Где великолепные и блистательные холивары, бурлящие целыми неделями? Где опытные и мудрые преподаватели с лукавинкой в хитрющих глазах, где гоношащиеся юные студенты, что рвутся к вершинам мастерства, но раз за разом попадают в проду? Чёрт побери, где все?!..

Огромные залы были пусты и безмолвны, по полутёмным коридорам сновали смутные тени, во всём комплексе чувствовалось уныние и запустение. Его старый, самый первый здесь друг, с которым они ходили по грибы, Говорящий-с-Грозой - урождённый навахо - больше не защищал диссертаций и почти не оппонировал на защите других. Дерзкие "яти" обдревнерусевшего сиу Ледяного Феникса больше не украшали досок и стендов учебных аудиторий. Даже таинственный Наогир, чьи эссе приводили его в неприличную весёлость, изменил Академии сначала с гильдией Вороньих Курьеров, а потом и со Стражей, покинул город и больше не возвращался. Кафедра Изящной Словесности практически опустела.

И лишь на Кафедре Живописи ещё теплилась жизнь: две или три девушки усердно практиковались на всём, что попадалось под руку, да художник, скульптор и каменотёс Дарин одну за одной рубил мраморные фрески для подземной галереи.

 

Варг, бывший пилот, а ныне член Совета Герцогов, принял его демократично - в своём Дворце; однако, услышав, о чём пойдёт речь, сразу поскучнел и постарался побыстрей спровадить:

- Дворец - не место для беспредметных бесед, - сказал он. - Мне бы не хотелось вызывать охрану... мы же понимаем друг друга?

Он понял Герцога - но отступить не мог. И тем же вечером нанёс Варгу приватный визит. Он рассказал, что уходят многие, и не приходит почти никто. Он предположил, что люди просто не чувствуют отдачи от того, что делают, не ощущают нужности Городу. Он попросил хоть чем-то поддержать новичков, показать, что колонисты ценят их и их труд; пусть Академия, построенная высоко в горах, и отрезана от Города изрядным расстоянием - но всё равно является его частью. Ну а если с этим совсем никак, если Академия обречена вариться в собственном соку - ввести, например, какой-нибудь институт репутации или внутренние механизмы поощрения; пусть будет возможность за хороший доклад молча ткнуть кнопочку "спасибо", ведь на полноценный комментарий мало у кого поднимается рука, а внимание и особенно циферки - они так важны новичкам, неловко и неуютно чувствующим себя в новом коллективе!..

- Нет, - отрезал нервно барабанящий по столу Варг, с трудом дослушав до конца. - Обычных городских поощрений вполне достаточно.

И, подчёркнуто окинув взглядом пустую грудь собеседника, добавил:

- Сколько ты у нас уже, два года? В твоём возрасте пора бы уже самому заработать хоть какую-то медальку, а не клянчить у Герцогов по блату.

Он еле сдержался, закусив губу. Год назад Варг был бы прав, тысячу раз прав, - но сейчас его хотелось стукнуть. Очень сильно.

Он напомнил себе, что с высоты дворцового трона все люди на одно - часто очень неприятное - лицо. Что Варг ни разу на его памяти не заглядывал в Академию - и значит, вряд ли её проблемы ему хоть чуть ближе, чем до фени. Что люди всегда судят по себе, чёрт возьми!..

Это помогло.

Он начал снова. Он был красноречив, как Цицерон. Он рассказал, что обычные поощрения не работают: медальки стали юбилейно-шоколадными, стандартно выдаваемыми за победу в семинарах, стандартно проходящих дважды в год; звание Академика новички просили последний раз полтора года назад; и последняя диссертация, с почётом включенная в Древние Свитки, - тоже позапрошлогодней давности.

Он поведал, что, попав в чужой - особенно в дружелюбный и доброжелательный! - мир, есть серьёзная опасность потерять себя, свою идентичность, и раствориться в чужой цивилизации. Он напомнил, что целостность, суть общества хранят культура, искусство и общение; то есть Таверна и Академия. И что если в Таверне всё нормально (даже более чем), - то Академия почти опустела, и поэтому...

Он знал про условный рефлекс, возникающий у старых колонистов при словах "Фуррь-Лес вымирает!" - но не принял всерьёз, недооценил; и эта ошибка стала роковой.

- Нет, - решительно оборвал Герцог. - Твоё предложение отклоняется.

И, отворачиваясь, чтоб подавить зевок, бросил вслед:

- Но ты предлагай, предлагай, не стесняйся...

- Послушай... да послушайте же!!.. - он клацнул зубами. Он хотел сказать, что проблема ДЕЙСТВИТЕЛЬНО существует. Он хотел изумиться, почему ни на одном из известных ему миров администрация не относится к культуре и искусству всерьёз. Почему считает отведённые под них районы чем-то вроде чулана или даже сортира, куда жители могут сбросить полупереваренные продукты своей мыследеятельности, похоронить их там - и идти заниматься нормальными полезными человеческими делами...

Но Варг уже смотрел в другую сторону. Его крепкий, надёжный, чугунный тыл демонстрировал полную бессмысленность дальнейших разговоров.

 

Что он мог сделать один? "Для поддержания нормального уровня социальной активности в группе участие каждого члена группы необходимо, но не достаточно"; эта угловатая лемма застряла в его извилинах ещё со школьных времён, хотя он - убейте его тапком - не смог бы рассказать, для доказательства чего она использовалась. Все его усилия были обречены, но - необходимы.

И он продолжал активно участвовать во всех проектах Академии, где чего-то стоил.

Однажды, когда он сотворил небольшую милую презентацию и бродил по Городу, наслаждаясь приятным чувством успешно выполненного дела, одна молоденькая девчушка с огромными глазами что-то восторженно ему пропищала.

- Что? - переспросил он, расплываясь в ответной глуповатой ухмылке.

- Ня, Н'иякк-сама, конничива! Ёкатта, ваши последние додзинси такие кавайные десу!..

Его улыбка внезапно застыла, приклеившись к губам, внутри всё заледенело. Он узнал звуки фуррячьего языка, который даже не пробовал учить. Звуки сами собой сложились в слова. Он понял, что они означают.

Добрый день, мне так приятно, сказала она. Ваша презентация так хороша.

Вернувшись домой, он побоялся узнать, что может показать ему зеркало.

 

Теперь его почти все называли Н'иякком. Он пытался напоминать, спорить, ругаться - встречая в ответ лишь вежливое непонимание. Его выслушивали, соглашались, повторяли имя... и, кажется, тут же, не сходя с места, забывали. Он пытался выяснить, откуда взялось это "Н'иякк" - и наталкивался лишь на спокойное удивление: а разве тебя не так зовут?

Он смирился.

Вскоре он почти перестал выходить в Город, даже в Таверну. И очень внимательно приглядывался к тем, кто время от времени появлялся в Академии: разве было прежде у Лаамдт такое пепельно-серое, иссечённое морщинами лицо? а эти заострённые уши?.. Ритуальные статусные шрамы и прежде испещряли тело Говорящего-с-Грозой - но он не припоминал, чтобы они складывались в столь странный ромбовидный узор; его грубая кожа, прокалённая солнцем и обветренная воздухом нового мира, теперь очень напоминала чешую... Долго работающий в тесных катакомбах человек, неделями не вылезающий на солнечный свет, конечно, может усохнуть в росте - но не на две же головы! А Дарин, вдобавок, расширился и укоренастился раза в три, став похожим на помесь Халка и капитана Смоллетта. И отрастил бороду заступом - жёсткую, словно проволочную...

Однажды в Академию заглянула Эльфа, вернувшаяся из длительного турне по городам фуррей. Её стихи были чарующи, как шорох ветра в золотом осеннем лесу, мелодичны, как звон лесного ручья - и уже ничем не походили на человечьи. В движениях появилась крадущаяся мягкость, глаза обрели зелёный цвет и острый кошачий прищур, а из густой гривы пшеничных волос пробивалась пара симпатичных пушистых...

Он быстро отвернулся. Нет. Разумеется, этого просто не может быть. Он просто ошибся. Конечно, ошибся. Обычное переутомление...

Он отвернулся слишком быстро; Эльфа заметила его движение - и всё поняла. Ни в Академии, ни в Городе её больше не видели никогда.

 

Стук в дверь раздался совершенно неожиданно, заставив его подскочить. На пороге стоял Дарин - в полном походном обмундировании и навьюченный, как гуар.

- О, ты тута! - обрадовался каменотёс. - Чо-т нет нигде никого, я смотрю... Пошли, поможешь!

- К-ку... куда?

- Дык, переезжаю, значить, - Дарин ухмыльнулся в сорок четыре зуба. - Старую галерею закончил, теперь за новую беруся. Там, глубже в горе - здеся уже места нет... Пошли перетащим всё поближе, а то чо мне каждый раз наверх бегать, то одно, то другое...

Подземные залы и переходы тянулись нескончаемо. Глухо рокотала лава, из забранных стальными решётками трещин в полу бил горячий пар.

- Секи, куда идём, - бросил подгорный трудяга через плечо. - А то заблудишься тут у меня. Зырь, зашли через Зал центрифуги, ога? Теперь - Зал колокольного звона, дальше Кельи пустой руки - уютные, между прочим, даже водопровод есть! умели наши строить! - за ними вторая дверь налево - Небесная галерея. Вот мы и тута. Сгру-у-ужай!

И они двинулись в следующий рейс.

- Не ходил бы ты, Ванёк, во солдаты, - уныло пробормотал он, когда все ящики, коробки, корзины и бочонки были перемещены по новому адресу. - А то есть тут одна тенденция...

- Да не журысь, не навечно ж. - Дарин снова широко улыбнулся и хлопнул его по плечу. - Заходи, если чо. Да я и сам часто вылазить буду, чай, не спелеолух... Ну, будь!

Сунул жёсткую, как камень, лопатообразную ладонь - и тяжёлая базальтовая плита, щедро окованная бронзой, с противным железным скрипом и лязгом закрылась навсегда.

Шёл четырнадцатый год после Высадки.

 

Однажды, по случаю очередной годовщины, он написал "Оду Фуррь-Лесу". Ода была большая, длинная, в ней перечислялись многие славные деяния колонистов, вспоминалось героическое прошлое и былинные личности ушедших эпох. Он не ждал от неё никакого особенного эффекта, писал в общем-то для себя... всё равно печатаемые Академией материалы давно уже никто не читал. Но у самой кафедры его вдруг хлопнули по плечу, и знакомый голос гаркнул в самое ухо:

- Вот это дело, Алекс!! Вот это я понимаю! Пиши ещё!

У него самым натуральным образом отвалилась челюсть. У Говорящего-с-Грозой, спустя секунду, - тоже.

- Алекс, - повторил он почти про себя. - Алекс Йож... Н'иякк... чёрт... ты же и вправду Алекс! Какого чёрта ты назвал себя так... так по-уродски?!

- Я назвал?!

Они с возмущением уставились друг на друга.

- Так, - наконец пробурчал Спикс, уцапал его за плечо и поволок наверх, в кельи Академиков:

- Ну-ка, пошли-ка покурим-ка...

...Они проговорили чуть ли не сутки - с полудня и почти до рассвета следующего дня. Вспоминали былые деньки, общие дела и ушедших знакомых: Феникса, Наогира, Дарина, Марфу, Слага, Иннельду, Арвен, Бякса, Маскарада, НачальнеГа_Морга, орк Вольфа, дона Кондора... даже Атронах, Торис, master, Инферно и Аирвинд не были обойдены вниманием. Кто-то ещё изредка заглядывал в Академию, кто-то безвылазно тусил в Таверне - но всех остальных не встречали в Городе уже очень давно.

Он начал рассказывать про изменения, произошедшие с Эльфой и Дарином - но Спикс тотчас замкнулся, и разговорить его вновь оказалось не так просто. В конце концов выяснилось, что о происходящем в курсе все, но говорить на эту тему ещё более неприлично, чем про "Фуррь-Лес вымирает!"

Чтобы увести разговор от неудобной темы, Спикс заинтересовался сувенирной головой на блюде, стоявшей у него на комоде с незапамятных времён. Вчитался в пояснительную табличку... и скис от смеха.

- Ой не могууу!.. - стонал он, - Да ты хоть знаешь, что вот за эту вот голову шериф даёт баунти в пятьдесят штук плюс Чёрный Балахон Фанатика Фуррь-Леса?!.. Нет, ну надо же! Ы-ы-ы-ы!..

- Да? А чо так? Кто он такой вообще, этот Жлопемап?

- Старый друг шерифа. Да ты сходи-сходи, отнеси ему, порадуй старика - он тебе сам всё расскажет. Ой млииииин!.. - и Спикс снова заржал.

Теперь пришлось насупиться ему. Шериф Сэм Пай, американец тайваньского происхождения, обожал свой плазмабан и со снайперской точностью стрелял на свет, на звук, на движение и просто на всякий случай. Черевато было даже поздороваться с ним со спины. На память об одной такой встрече шериф оставил ему небольшой шрам, который в сырую промозглую погоду сильно чесался и очень мешал сидеть.

Когда начало светать, Говорящий-с-Грозой поднялся:

- Хорошо перекурили... Ладно, пойду, работы много... Да не ссы ты, вечером вернусь! Зуб даю! Мацта притараню, ещё кого-нибудь к нам вытащу...

Он махнул рукой и - не очень ровно после бессонной ночи - двинулся к выходу.

И резные плиты Академии глухо гудели под его ногами, прощаясь навсегда.

 

Теперь Немезида забегала к нему часто - в огромном комплексе Академии они остались совсем одни. Неми единственная из поселенцев ещё помнила его настоящее имя. Она проверяла и перепечатывала его тексты, он время от времени делал ей переводы или литературно оформлял новости о далёких краях и странных иноземных расах. Но в командировки её теперь отправляли всё надольше и надольше; всё меньше и меньше оставалось на планете загадочных и интересных место, куда ещё не ступала нога любопытного Вороньего Курьера. А её босс, суровый японец Тэсо, всё требовал и требовал новостей.

Он хорошо запомнил то яркое апрельское утро. Сугробы пока держались - но было уже очень тепло, вовсю жарило солнце, воздух яростно пах талым снегом, мокрой землёй и свежей зеленью.

До второй волны колонизации оставалось меньше года.

Он не заблуждался на этот счёт; Верфь была заброшена уже несколько лет, город почти опустел. Главным сейчас было - просто выжить. И остаться людьми.

Она ворвалась к нему сияя и искрясь, словно солнечная буря, размахивая командировочным предписанием - на таинственный Акавир, где мечтала побывать уже много лет. Это было как внезапный удар поддых.

- Слушай, - попытался он её отговорить. - Может, не надо, а? Ну ты же видишь, что происходит!

- Да ерунда, - отмахнулась она. - Знаешь, мне тут в Таверне посоветовали; если тебе в голову пришла мысль "Фуррь-Лес умирает!!11", просто скажи вслух: "Фуррь-Лес жыф!" - и всё будет хорошо!..

- Ох! - он смог лишь горько усмехнуться.

- Ты пойми, - она умоляюще заглянула ему в глаза. - Я столько лет об этом мечтала! Н'иякк, ну пожалуйста!..

И его сердце словно рухнуло в жидкий азот.

- Х... хорошо, - с трудом выговорил он. - Конечно, езжай. Я буду ждать...

Неми просияла.

- Я молнией, вот увидишь! - обрадованно воскликнула она, клюнула его в щёку и умчалась.

Он не стал провожать - молча сидел, слушал. В открытое окно ворвался порыв ветра, закружил по комнате, взъерошил бумаги на столе, хлопнул занавесками. Далеко внизу со скрипом открылась и закрылась тяжелая монументальная дверь главной башни Академии. Стремительно простучали по брусчатке двора Сапоги Ослепляющей Скорости.

И он остался один. Навсегда.

 

 

Высоко в небесах, далеко за облаками, в густой черноте безвоздушного пространства бесстрастный атомный таймер пересыпал в виртуальных пальцах последнюю, 473040000-ю песчинку. По синапсам и нейронам впавшего в летаргическую кому Корабля побежал резкий электрический импульс. Корабль вздрогнул - и начал пробуждаться.

Включились системы жизнеобеспечения жилого сектора. Запустилась разморозка экипажа второй вахты. Началась расконсервация ещё одного спускаемого модуля.

И спустя трое суток разведгруппа следующей волны поселенцев приземлилась рядом с Городом.

 

Ещё через два часа разведчики вернулись к капитану группы с докладом.

- Город покинут, сэр, - доложили они. - И, похоже, довольно давно. Мы даже не смогли понять, куда они ушли; нет никаких следов спешных сборов или ещё чего-нибудь. Жители... как будто каждый из них, сам по себе, ненадолго вышел по делам - и не вернулся. Повсюду только аборигены - ну эти, пушистые - они мирные, дружелюбные, и не похоже, что... В общем, что бы это ни было, но не вооружённый конфликт, точно. Они просто пришли и поселились на руинах, когда город опустел.

- Что же поселенцы, пропали бесследно? Никакой памятки для нас, указаний, объяснений? Чьих-нибудь дневников?

- Ну, вообще-то... - лейтенант замялся. - Мы нашли одного уцелевшего вон там, в башне на горе, только... только он не в себе, сэр. Чокнутый на всю голову. Замотался в какие-то ужасные цветастые тряпки, требует называть себя Барензией Константиновной и всё время кричит: "Фуррь-Лес жыф!" И так давно немыт и нестрижен, что весь зарос натуральной ШЕРСТЬЮ!.. Бррр! - лейтенанта передёрнуло.

- А Фуррь-Лес - это...

- Они назвали так свой город, сэр. А может, всю планету - мы пока не разобрались.

Повисло долгое, неуютное, зябкое молчание.

- Что вы думаете обо всём этом, сэр? - осмелился спросить лейтенант. Капитан яростно мял подбородок твёрдыми пальцами.

- Думаю... мне не помешает взглянуть самому.

Сопровождаемый разведчиком, капитан спустился в Таверну и задумчиво уставился на аборигенов. Те веселились, буянили, лакали мацт и скууму из развороченных автоматических податчиков, швырялись салфетками, обменивались друг с другом картинками обнажённых юных тян, с мясом выдранными невесть из каких книг и журналов...

И были они пушистые, ушастые и хвостатые.

 

 

--------------------

1 Автор считает, что ввиду своей расы имеет на сей глагол полное право ^_^

Изменено пользователем AlexHog
Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

  • Ответов 112
  • Создана
  • Последний ответ

Топ авторов темы

(он всё ещё не дописан, и мне очень стыдно)

 


"Конкурсные" №7 - Мономир

 

 

1. Первый урок восьмого круга обучения. Интээо.

 

- Здравствуйте, ребята, - Старшая Уунга опустилась на своё место. - Садитесь. Так, кого сегодня нет?..

Опустив жгутик в лунку со внутренней информационной средой, она убедилась, что все двадцать девять знакомых вкусовых оттенков - на месте.

- Очень хорошо. Ладно, ребята, давайте вспоминать, что мы проходили в прошлом семестре. Зниира?..

- Сигналы оповещения, - радостно отозвалась маленькая Единичная, трепеща ресничками так быстро, что даже чуть воспаряла над поверхностью. - Угроза, опасность, всё спокойно, новое-непонятное...

- Замечательно. Ёаа, покажи, пожалуйста, сигнал "Угроза".

Крупная, но стройная Единичная лениво, будто в раздумье, приподнялась со своего места - и вдруг часто-часто завибрировала мембраной, колебля среду мелкой противной дрожью.

- Быстрее, Ёаа, гораздо быстрее. Ты должна делать это совершенно автоматически, не тратя ни секунды, чтоб собраться с мыслями. Когда окажешься под угрозой - у тебя вряд ли будет на это время. А сигнал "Опасность" нам покажет... - Старшая обвела взглядом класс, - Иццг, которому это задавали на каникулы. Прошу!

Крупный, плотно сбитый орт с силой поводил жгутиками перед собой, разгоняя среду резкими ритмичными движениями.

- Ну что ж, я рада, что необходимые практические навыки вы усвоили. А теперь, Аангст, - чем же отличаются сигналы "Опасность" и "Угроза"? Может быть, они обозначают одно и то же, просто двумя разными способами?

- Нет, Старшая. - более тёмный, чем остальные, Единичный отвечал с тщательно скрываемой скукой; кому же придётся по душе повторение давно пройденного, если тема сегодняшнего занятия - валентность!

У одних эта тема вызывала неловкость и неудобство, других вгоняла в краску смущения или вызывала похабные шуточки... но равнодушным не оставался никто.

- Нет, Старшая, - повторил он. - "Угроза" подразумевает агрессию, которой можно противостоять или от которой можно убежать. Вроде нападения врага или распространения яда. "Опасность" имеет пассивный характер, это сигнал к повышению бдительности; например, им предупреждают тех, кто выходит в Периметр.

- Хорошо, Аангст. Итак, ребята, сегодня мы начинаем новую тему. Ва-лент-ность! - Старшая Уунга чуть напряглась, чтобы как можно точнее передать букет ароматов слова. - Что такое валентность? Это способность Единичных сливаться для совмещения своих свойств - и получения новых. Наиболее эволюционно выгодным поведением признано выделять одно доминантное свойство, оставляя все прочие рецессивными. Да, есть орты, которые развивают два или три свойства одновременно; но даже если те взаимно дополняют и усиливают друг друга - суммарный эффект зачастую бывает меньшим, чем мог бы быть, приложи орт все свои усилия на развитие лишь одного из них. Ну и, конечно, потомок, наследующий свойства, получает их ослабленными - ровно во столько раз, сколько свойств орт решил сделать доминантными. То есть для будущих поколений эти, тщательно вами пестуемые, свойства скорее всего окажутся потеряны. И, по большому счёту, занимаются этим лишь те, - Старшая неодобрительно и чуть принуждённо засмеялась, - кто совершенно не заботится о будущем.

- Или авалентные, - не поднимая головы, ровно проговорил Интээо.

- Да, верно, молодец, - кивнула Старшая. - Но к авалентности мы перейдём чуть позже. Сейчас поговорим о потомстве. Как вы все уже знаете, сливаться и складывать свои свойства на короткое время могут абсолютно все, каждый с каждым. Но для почкования потомства необходимо долговременное слияние двух ортов, обладающих разными зарядами. Орты, находящиеся в длительном слиянии, необходимом для зарождения и созревания потомка, именуются ковалентными. Также ковалентными иногда называются орты, ещё не вошедшие в слияние, но чьё сочетание свойств оказывается крайне эффективным; можно сказать, это аванс и намёк, - Старшая снова улыбнулась. Класс внимал.

- Орт-потомок перенимает от предков одно доминантное свойство - то самое, ради получения которого его предки и сливались. И два - редко больше - рецессивных: ими становятся те, что орты-предки тренировали самостоятельно. Как правило, признаки, получаемые от каждого из предков, значительно слабее того, что потомок получает от пары... Значительно. А уж если вы развивали сразу несколько...

- Ослабление прямо пропорционально количеству свойств? И не зависит более ни от чего? - по-деловому поинтересовалась Югга.

Старшая задумалась:

- Интересный вопрос. Да, строго пропорционально количеству свойств... и, насколько мне известно, по этой самой причине поиск других корреляций не проводился. Если вы сумеете их отыскать, вас ждёт функция Учёного и значительное повышение в статусе. - Она улыбнулась. - Мне будет очень приятно, если один из моих учеников сможет принести такую пользу Колонии.

- Есть ли практический смысл у этой особенности? - поднялась Иинь. - Я имею в виду, если разумней всего развивать и так уже наиболее развитое свойство - почему у нас есть право отказаться от этого? Это же нелогично, а природа не делает ничего нелогичного.

- Нелогично только в совокупности привычных нам условий обитания. Которые могут - редко, но могут! - изменяться, причём достаточно сильно. Сохранение рецессивных свойств и возможность перевода их в доминантные - страхующий механизм эволюции, позволяющий выжить там, где более ригидные Колонии исчезнут за одно-два поколения. Вспомните Горячего Тхха; когда начала расти температура Мировой Среды, он и четырнадцать его коллег, у которых обнаружилась способность к термальному сопротивлению, отказались от своих доминантных свойств ради спасения Колонии. А вы знаете, что было в доминанте у Тхха и его коваленты? Ускоренный репродуктивный цикл! Вдвое!.. Если бы не глобальное потепление, наша популяция росла бы экспоненциально... Но он предпочёл бороться за выживание Колонии - и, наверное, правильно сделал. В сущности, мы все - потомки Пятнадцати; и кто знает, как сложилась бы судьба Колонии, будь их хотя бы Четырнадцать... Нет, ребята, природа не делает глупостей; это мы можем не понять некоторые из её действий.

Аангст попытался представить, каково это: отказаться от своего Выбора, от себя - ради других... Получалось с трудом. Да вообще никак не получалось! Внутри сразу стало пусто и страшно - будто он оказался совсем один, без защиты, в океане Мировой Среды...

- ...поэтому третье понятие, которое мы сегодня рассмотрим - это авалентность. Как вы уже догадались, авалентность - это неспособность к слиянию и произведению потомства. Как правило, по причине невозможности (много реже - нежелания) надолго сливаться с особью другого знака. При этом авалентные орты сохраняют способность временного слияния с кем угодно и образования общих свойств. И, поскольку они не связаны необходимостью развивать лишь одно доминантное, - спектр возможных комбинаций с их участием необычайно широк. С тактической точки зрения, в пределах одного жизненного цикла, это делает их непревзойдёнными Охотниками, Курьерами, Целителями... Для любого орта большая честь и ценный урок - поработать в паре с авалентным, опыт, полученный от такого сотрудничества, трудно переоценить...

- Не для любого, - еле слышно, себе под нос проговорил Интээо. Однако Старшая услышала; вздохнула, поморщившись, и атаковала опасную тему в лоб:

- Конечно, всякая необычность бывает сопряжена с некоторыми неудобствами. Часть наиболее консервативных Единичных в нашей колонии отрицает право авалентных на со-действие и даже на существование. По счастью, число ортодоксов в нашей колонии невелико; сравнительно недавно, менее двадцати жизненных циклов назад, наши предки были свидетелями исчезновения Колонии Оортона, где в течение долгого времени последовательно боролись с авалентными - физически уничтожая их или изгоняя за Периметр. Никто не знает точно, что там произошло. Последний курьер оттуда говорил о критическом падении вариативности свойств, угасании генофонда... но даже при этих условиях Колония могла просуществовать ещё порядка сотни циклов. По всей вероятности, они столкнулись с очередным вызовом природы - нападением врага, изменением условий Среды, внутренней катастрофой - и, став чересчур ригидными, не сумели возобладать над ситуацией. Мы усвоили урок, и не допустим повторения подобной ошибки. Запомните, ребята, авалентные - такие же орты, как и все остальные, они нужны Колонии так же, как каждый из вас.

- Старшая! - на сей раз Интээо не выдержал, он говорил зло и с силой, почти кричал: - Но ведь вы говорите неправду! Аваленты не могут размножаться - значит, они уроды, брак эволюции! Опираясь на уродов, мы рискуем собственным существованием!

- Интээо, - Старшая Уунга постаралась говорить ласково и проникновенно, - Уродство - это отклонение от шаблона. Чем больше отклонений, тем выше вариативность, вариативность означает жизнь. У всех монад - не только у ортов, заметь! - количество авалентных особей составляет десять-пятнадцать процентов от популяции. Всегда. Это не ошибка эволюции, это закон природы. Что тебя пугает?

- Смерть - тоже отклонение от жизни! Давайте теперь все помрём, да?! Во имя жизни Колонии?..

- Интээо, ты сгущаешь краски. Никто ещё не умер от того, что не смог произвести потомство или от того, что поработал в слиянии с авалентным.

- Так ведь они же совращают молодёжь! Вы хотите, чтоб мы прекратили размножаться?.. А знаете, сколько уже народу перестало сливаться оттого, что...

- О да-а, наш мачок, ему б только сливаться, - фыркнула Ёаа, и все девчонки разом захихикали.

- Ни одного, - твёрдо ответила Старшая. - Авалентность - особенность врождённая, ей нельзя заразиться через слияние.

- Да вы..! Вы просто не понимаете..! - поверхность молодого орта нервно и возбуждённо колыхалась, жгутики оболочки сплетались, вытягиваясь, в стрекательные щупальца и расплетались вновь - казалось, он готов напасть на всех сразу...

Мелкая противная дрожь острым спазмом прошила среду. Ещё раз. Ещё. И ещё.

- УГРОЗА! - стальной голос Старшей Уунги с трудом перекрыл поднявшийся гвалт. - Всем покинуть хом! Повторяю, всем немедленно покинуть хом! Угроза!

 

 

2. Знакомство с Охотниками. Аангст.

 

Они были огромны, грациозны и завораживающи. Четыре Сферуса, двигающиеся обманчиво медленно - но Аангст знал, что в открытой среде они загонят почти любого, - и два плавно колышущихся Тапетиса, чья плоская широкая поверхность была усеяна алчно шевелящимися жгутиками.

Сферусы, хищно подрагивая оболочками, плыли над площадью; группа замерла, разбившись по одному и потерявшись в складках местности. Сферусы реагировали на запах и быстрое движение, от них можно было спрятаться, но порой они находили даже полностью замерших жертв. "Флюиды страха", шептались меж собой Старшие. Толку от этого знания было мало; чем больше ты старался не бояться, тем вернее тебя охватывала паника. Аангст замер изо всех сил, вдавливаясь оболочкой в твёрдую соединительную ткань Колонии.

Хищники медленно парили во враз похолодевшей среде. Один из Тапетисов опустился к самой соединительной ткани - по счастью, далеко от того места, где затаилась группа учеников - и дрейфовал над ней в ожидании, что под жгутики попадётся вкусное. Другой обволок школьный хом, тягуче пульсируя; тот скрипел, проседая и крошась под чудовищной тяжестью. Аангст представил, каково было бы сейчас там, внутри: розовая биомасса, лезущая в окна, скользкие, очень сильные, стремительно растущие щупальца, проникающие в самые отдалённые румы - и шарящие, ищущие, хватающие тех, кто не смог вовремя...

ЗНИИРА!! Где Зниира?!..

Он в панике огляделся и облегчённо выдохнул: Единичная, так же замерев, лежала в двух шагах и глядела на сминаемый хом, её тонкая оболочка шла судорожными волнами. Стараясь двигаться как можно тише, он подполз к ней, прикоснулся - прекрасно зная, что совершает чудовищную глупость. Единичная вздрогнула и с силой обхватила его, вжимаясь всем телом, стараясь слиться...

Аангст понимал, что она не в себе, перепугана, почти потеряла разум, что это безотчётный, инстинктивный порыв.

Но она была такая мягкая... такая тёплая... так отчаянно жаждала поддержки и защиты...

Он раскрылся и пустил её в себя.

 

Не то чтоб это было запрещено до определённого круга обучения; скорее, просто не поощрялось Старшими. Не то чтоб дети обращали на это внимание; игра в слияние оставалась любимым занятием молодёжи, которому возможное неудовольствие Старших лишь добавляло остроты.

Но здесь, сейчас! В прямой видимости хищников, реагирующих на движение и запах!..

Они определённо сошли с ума.

И им определённо это нравилось.

Оболочки сошлись, ласково поглаживая друг друга, и стали одним целым. Прозрачный гель двух цитоплазм подёрнулся мутью, вступая во взаимодействие; они ощутили вкусовые букеты друг друга, мысли и чувства каждого открылись другому и стали общими. Вакуоли Аангста раскрылись, поглощая "флюиды страха" Единичной и выделяя транквилизирующий фермент. Он мягко взял на себя управление её моторикой, успокаивая нервную дрожь бахромы.

"Тише, тише, тише..." - без слов шептал он, краем глаза следя за плавающими вдалеке хищниками, - и Зниира послушно обмякала в его объятьях, расслабляясь, доверяясь ему целиком...

Потом пять красных полос стремительно прошили среду, веером расходясь над площадью. И ситуация изменилась вмиг.

"Охотники!" - не ощутили, но шестым чувством угадали они общий беззвучный вздох ликования.

 

Хищники зашевелились, сбиваясь в кучу. Они не были разумны и не могли отличить Охотников от рассеянной, медленно движущейся, почти беззащитной добычи. Но только что добычи нигде не было - и вдруг появилась, замельтешила вокруг надоедливой мошкарой; и хищники отреагировали так, как велел им инстинкт.

И началось сражение инстинкта против опыта, умения и отточенных способностей.

Первая спарка стремительно - Аангст никогда не видел такой скорости! - налетела на ближайший Сферус. Тот начал втягиваться, прогибаться, готовясь заловить нахальную мелочь, как сачком; обволочь, сомкнуть края, образуя пищеварительную вакуоль, размолоть и растереть пойманную пищу...

Он не успел даже как следует прогнуться; Охотник заложил крутой вираж у самой его оболочки - и стрелой метнулся прочь. По хищнику хлестнула тугая волна возмущённой среды. А спарка налетела снова, и снова... Охотник осторожничал, отворачивая слишком рано - но наконец приблизился вплотную и чиркнул острым краем по оболочке Сферуса. С громким "ВФУХ!", словно из лопнувшего матраса, трещина стремительно расползлась, распахнулась безобразным ртом. Среду заволокло мутью серой цитоплазмы, на которую тут же накинулись остальные хищники.

"Ты видел?! Видел?! - толкнулась изнутри ликующая мысль Знииры. - Это же Быстрый Эдди! Он лучший, он супер, обожаю-ю-ю!!.."

Аангста уколола глупая ревность; он не успел ни удержать её, ни закрыться. Получил в ответ успокаивающее, чуть насмешливое касание-поглаживание - и смутился ещё больше. Грубовато подтолкнул её внимание в сторону схватки:

"Смотри давай! Ещё ничего не кончилось..."

Ещё одна спарка атаковала парящего Тапетиса. Ковёр беспомощно извивался, пытаясь ухватить юрких Охотников; но те раз за разом, оставаясь в слиянии, расходились в стороны, сохраняя меж собой прочную связующую нить - и отпластывали этой нитью ломоть за ломтем от его краёв. Тапетис корчился в агонии, куски трепещущего желе плавно опускались на землю, и один из Сферусов уже закатил пиршество, не обращая больше внимания на мельтешащих вокруг Единичных. Его пока не трогали, но расправа над остальными хищниками стремительно завершалась. Десяток-другой мгновений - освободившиеся Охотники заняли позиции вокруг жрущего шара, помедлили, и по неслышному сигналу разом бросились на Сферуса. От пульсирующего шара полетели клочья, вспухло облако розовой мути - и схватка окончилась.

Повскакавшие ученики восторженно орали и размахивали жгутиками, приветствуя победителей.

 

Быстрый Эдди опустился рядом с ними, на лету выходя из слияния; его ковалента... его партнёр оказался коренастым, сухощавым и угловатым, чья оболочка, казалось, была слеплена из одних лишь острых краёв и выступов.

- Салют, курсанты! - широко улыбнулся он, формируя и протягивая ложноножку.

- Привет, - Аангст смущённо и неуклюже ответил на касание. Он относился к авалентам куда спокойней, чем Интээо, но лицом к лицу встретился впервые; было неловко и страшновато... А когда страшно - надо наступать. И он кинулся в атаку:

- Скажите, а когда начинают учить боевым приёмам? И как становятся Охотниками?

Эдди и его второй переглянулись и рассмеялись:

- Шустрый пацан... Боёвку проходят на десятом круге, после того, как разберётесь со своими доминантами и научитесь комбинировать свойства с партнёрами. Кто тебя в пару возьмёт, если ты сам ещё не знаешь, на что способен? А в Охотники... Охотники, парень, это тебе не штатная функция. Это на всю жизнь. Подрасти сперва... и подумай как следует, действительно ли хочешь заниматься только этим.

- А если - хотим? - Зниира незаметно вышла из слияния, но по-прежнему держалась к нему вплотную.

- Ого, - глаза Быстрого Эдди весело блеснули. - Кавалер, представьте нам барышню!

Аангст смешался ещё сильнее, чем когда Единичная подслушала его мысли, и глупо молчал. Но та, отстранив его, сама выплыла вперёд:

- Единичная Зниира, неопределившаяся, восьмой круг. - И протянула ложноножку таким... таким... движением, что у него захватило дух. Охотники не уронили марки, ответив на касание с галантным и изысканным поклоном, заставившим орта заскрипеть зубами от зависти. Глядя на, без сомнения, сотни раз отрепетированный и отточенный жест, он мечтал провалиться в Мировую Среду, как никогда остро ощущая свою неотёсанность.

Ещё совсем недавно он просто силой увел бы Знииру от этих, вполне себе взрослых, сердцеедов и обольстителей малолеток - даром что аваленты! - но сейчас, глядя на решительную и по-взрослому флиртующую Единичную, сильно сомневался в успехе. Похоже, эти ребята умели уводить девушек куда лучше... и без применения силы.

- Для того, чтобы стать Охотником, орта Зниира, - заговорил напарник Эдди, - вам с ковалентой нужна ярко выраженная боевая способность. Тактический приём, которым владеете только вы - и который Совет Охотников признает ценным в бою. Кроме того, важно ваше поведение во время схватки. Всё это вместе означает, что вам придётся самостоятельно убить как минимум одного хищника - причём сделать это с блеском и на глазах действующего Охотника. Он представит вас Совету, возьмёт под опёку в свою группу, полкруга или круг вы будете у него стажироваться, учиться взаимодействию в команде, оттачивать навыки... и если к тому времени желание заниматься Охотой у вас не пропадёт - вас направят в самостоятельные патрули.

Единичный выцедил наружу сквозь мембрану капельку фермента, помолчал.

- Но я бы советовал вам, ребята, сперва пройти все круги обучения. Нет ничего более глупого, чем способный функционер, погибший от того, что не знал банальных вещей, давно известных его ровесникам.

- Мы запомним, Охотник, - вежливо поклонилась Зниира. - Вы придёте сегодня на танцы?

- Ради вас - с великим удовольствием, орта. - Тот наконец улыбнулся. - До встречи.

Напарники снова слились в длинное узкое блюдце с жесткими, бритвенно-острыми краями, воспарили над поверхностью и заскользили прочь. Аангст, прощально подняв руку, долго стоял задумавшись, глядя им вслед.

А отворачиваясь - внезапно напоролся, как на железный штырь, на бешеный, ненавидящий прищур Интээо.

 

 

3. Танцы. Аангст.

 

По случаю сегодняшней победы танцпол был переполнен.

- Леди энд джентльмены! - разнеслось по огромному руму. - Сегодняшняя дискотека посвящается нашим почётным гостям - группе патруля Эдда Стремительного, которая, находясь в численном меньшинстве, успешно и без потерь блокировала утренний прорыв в жилой сектор. Аплодисменты героям дня!..

Зал взорвался восторженным свистом и улюлюканьем. Медленно, плавно вступила торжественная, но миг за мигом набирающая темп ритмичная музыка - и всеобщая толкотня началась. Как водится, первый танец был белым; Зниира немедля и не оглядываясь на Аангста усвистала к центру площадки - бороться за право пройти первый сет с одним из триумфаторов. Он почти сразу потерял её из виду, тяжело вздохнул и начал оглядываться в поисках партнёрши.

Народу набилось столько, что остаться в одиночестве было практически нереально. Спустя миг он обнаружил себя в объятиях пушистой до черезвычайности Единичной. Флиртуя и воркуя, как давние знакомые, шепча друг другу банальные ниочёмности - чуть более интимные, чем ему бы хотелось - они медленно двигались по залу, слившись в неопрятный лохматый клубок. Орта непереставая щекотала его оболочку двумя десятками своих ресничек и жгутиков; Аангст ёжился, корчился, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не заржать - и никак не мог решить, нравится ему это новое развлечение или нет. Сам он никогда не мог отрастить более шести жгутиков одновременно, поэтому о борьбе на равных не было и речи.

Не то чтоб он не пытался отбиваться: мембрана пульсировала, растягиваясь и сокращаясь, вакуоли подходили вплотную к ней - и, сжимаемые жёсткой тканью, с силой выпускали своё содержимое в среду. Но все эти, по едкому выражению Знииры, "попукивания" не производили на пушистую орту никакого эффекта.

- Хва-а-а-атит!.. - наконец пропыхтел он, изнемогая. - Давай... давай... комбинировать...

Собственно, в этом и была главная роль танцев: играя, дети выясняли, сравнивали и оценивали свойства друг друга, учились и тренировались их совмещать, изобретали самые неожиданные комбинации и приёмы их использования... По большому счёту, танцы были моделью и практикой Жизни - в главном её проявлении. И всё то, что могло стать причиной лёгкого осуждения, проделываемое в уединении - здесь, на многолюдных площадках, было разрешено и всячески поощрялось.

Единственное, что смущало Аангста, - он никак не мог отыскать мало-мальски толкового применения её "многорукости" в сочетании со своим "попукиванием".

Орта очаровательно надулась и фыркнула. Она не хотела комбинироваться - она хотела играть и получать удовольствие. Это тоже не было запрещено; в конце концов, дети есть дети, да и навыки социализации важны не менее прикладной комбинаторики. Пару жизненных кругов назад Аангст даже охотно поддержал бы её в этом, но сейчас... Сейчас он был готов играть лишь с одной конкретной Единичной, которая - он пошарил взглядом по залу и досадливо прикусил губу - как раз обнималась с напарником Быстрого Эдди, на которого утром положила глаз.

Перехватив его взгляд, пушистая орта фыркнула снова, развернулась и, не прощаясь, исчезла так же мгновенно, как появилась.

 

Тем временем белый танец кончился; запыхавшаяся и торжествующая Зниира уже возвращалась, шныряя взглядом по залу в поисках Аангста. Он отвернулся и надулся, одним видом собираясь высказать ей всё, что думает по её поводу...

Не успел.

- Вы позволите? - прозвучало над самым ухом. Орт дёрнулся и чуть не ткнулся носом в оболочку самого Эдди.

- А... - промямлил он в полной растерянности, но Охотник уже взял ситуацию в свои руки.

- Откройтесь, - приказал он мягко, однако так властно, что Аангст не нашёл сил воспротивиться. Они слились, и Эдди сразу же отвёл спарку в сторону, где было посвободнее.

Некоторое время оба изучали способности друг друга. Аангст пробовал управлять спаркой, поражаясь сумасшедшей координации, точности и скорости движений Охотника; тот, в свою очередь, почти сразу обнаружил доминанту орта - но, похоже, никак не мог разобраться, для чего она служит.

"Гм, - чуть виновато обратился он, - неопределившийся, как вы это используете?"

Обречённо ждавший этого вопроса Аангст покраснел по самое ядрышко:

"Да никак, честно говоря... Вот..."

Некоторое время он демонстрировал Эдди всё, чему они со Зниирой успели научиться. Сперва с шумом "выдыхал" из вакуолей пузырьки воздуха; звуки получались очень смешными и немного постыдными. Затем набирал немного среды - и мощно выталкивал наружу, отплывая на пару метров в сторону. Чуть окрасил содержимое вакуоли глюкозой, изловчился и выдул медленно расплывающийся в среде круг, который тут же пронзил сильной узкой струёй. Потом чуть помялся, набираясь храбрости, - и потоком стремительных пузырьков чуть пощекотал внутреннюю поверхность мембраны Охотника. На Знииру это действовало сногсшибательно, она заводилась мгновенно и до сноса крыши. Эдди остался безучастен как доктор - но, кажется, оценил.

- Понятно, - задумчиво проговорил он вслух; в хрипловатом голосе Аангсту почудилась чуть заметная нотка сожаления. - Что ж, давайте попробуем...

И они попробовали.

Для начала Охотник взял управление на себя и несколько минут учился работать тонкой струйкой. Напрактиковавшись, вывел прямо в среде чёрной тушью чьё-то имя; поражённый Аангст лишь отвесил челюсть, представляя, какое впечатление завтра произведёт на Знииру. Потом сам попробовал маневрировать, на полном ходу выпуская мощные потоки, добиваясь внезапного изменения вектора движения. Получилось не ахти. Даже совсем. Даже с помощью Эдда, чьи советы помогли увеличить мощность потока в несколько раз.

Но затем Аангст поднапрягся и выдал такое облако мути, что поразился и восхитился сам - с налёта запорошив случайно подвернувшегося орта сверху донизу. Бедняга, разом лишившись половины органов чувств, ещё долго злобно ругался, чихая и отплёвываясь. Школьник с Охотником хохотали до слёз.

Наконец Эдди посерьёзнел и, кажется, даже поскучнел. Ядро Аангста похолодело, чуя неважное.

- Понимаете, орт... - задумчиво начал Охотник. - Доминанта у вас очень интересная. Своеобразная, никогда подобного не видел... И всё же, вы знаете, я не представляю способов её боевого применения. Художественная - может быть. Служебная. Лечебная... Но в моём патруле нет ни одного свойства, которое бы эффективно сочеталось с вашим. Извините... Может быть, у вас есть какие-то свои идеи, варианты? Самые смелые, не стесняйтесь!

Он угрюмо молчал.

- Не огорчайтесь, Единичный, - посоветовал Охотник. - И не отчаивайтесь. Так бывает: вроде, кажется, совершенно бесполезная способность - но потом вдруг находится ковалента, чьи умения дополняют ваши, как ядро и оболочка. Не обещаю, что результат совпадёт с вашей мечтой, но что будет очень необычным - гарантирую.

Аангст молчал. Есть орты, развивающие два или три свойства одновременно, как наяву услышал он голос Старшей Уунги. Это вопиющая безответственность, которую позволяют себе лишь самые легкомысленные - или аваленты, которым и так уже нечего терять. С другой стороны, выбор из нескольких свойств даёт значительный выигрыш в тактике: такие орты могут перестраиваться и менять рисунок боя на ходу, прямо во время сражения! Что делает их непревзойдёнными бойцами, с которыми почти невозможно сравниться...

Целый сквад боевых авалентов. В патрульном скваде пять спарок, у каждого авалента по две-три способности. Эдди - профессионал, знающий своих ребят как облупленных, и может выбирать из... пять на два на три...

У меня нет шансов, как-то заторможенно и отстранённо понял он. Внутри стало холодно и пусто. Я не смогу расстаться со Зниирой. Но, даже если бы мог, такой я нахрен не нужен даже самому последнему аваленту...

- Извините, орт, кажется, мне следует уделить внимание ещё одному вашему однокласснику, - донеслось до него как сквозь вату. - Он никак не решится подойти, но упорно не сводит с меня взгляда.

Смысл сказанного дошёл до Аангста не сразу - поэтому он катастрофически опоздал:

- Э!!.. - завопил он, кидаясь вслед. - Охотник!.. Охотник, стойте!.. Подождите!!..

 

- Приветствую, орт, - произнёс Эдди, зависая напротив Интээо и протягивая жгутик. - Вы хотели со мной поговорить?

Интээо стоял и молчал, не делая ни намёка на встречное движение. А Охотник не опускал жгутика.

- Что-то не так, юноша? - терпеливо, но с крохотной, почти незаметной льдинкой повторил он.

Молчание крепло, становясь чугунным, давящим. Шум в зале постепенно стихал, всё больше ортов заинтересовывалось непонятным противостоянием почти в центре танцпола. Десятки, может быть, сотни подростков столпились вокруг героя дня, прославленного Охотника - и угрюмого насупленного парня напротив.

Наконец Интээо разлепил побелевшие реснички.

- Неужели вы думаете, - негромко, но отчётливо и внятно произнёс он, - что я обменяюсь касанием с а-в-а-л-е-н-т-о-й?

Несмотря на всю неприязнь к нетерпимым и к Интээо лично, Аангст почувствовал к однокласснику нешуточное уважение. Поливать авалентных оскорбительными шуточками за глаза - этим, так или иначе, грешили все; но высказать презрение настоящему боевому авалу, в лицо? При всех?!.. Да Охотник его сейчас по земле размажет!

- Понятно, - чуть суховато отозвался Эдди. В его взгляде уже не было доброжелательности: вежливое равнодушие, капелька понимания и... снисхождение? жалость? насмешка? спокойное отчуждение?.. - что-то такое, трудно определимое, но от чего становилось ясно: вот здесь - упрямый подросток со своей правдой, строящий на ней жизнь и готовый доказывать её до конца; а тут уже - взрослый состоявшийся Единичный, которому ничего доказывать не требуется, за которого говорит всё им сделанное и достигнутое. Говорит достаточно громко, чтобы не обращать внимания хоть на миллион гоношистых недорослей.

- Сочувствую, юноша, - Охотник отвернулся и скользнул прочь, сразу же обрастя стайкой поклонников обоего знака. Интээо мгновенно остался в одиночестве - посреди толпы, в окружении десятков спин. Ему было не привыкать... но, кажется, в этот раз он остался весьма раздосадован.

А к Аангсту подлетела растрёпанная Зниира:

- У меня получилось! Получилось! Ты видел?! Как мы..! Он мне столько всего..! Я тебе завтра..!

Она тараторила без умолку, захлёбываясь от впечатлений, делясь массой полученных от Охотника знаний и опыта. И далеко не сразу заметила, что с ним что-то не так.

- Что, Ааник? - спросила она с тревогой, без обычной своей колкости и ершистости. С таким участием, что у него перехватило горло.

Он резко отвернулся, сглатывая комок:

- Да... фигня. Пошли лучше потанцуем...

 

 

5. Урок боевых техник. Аангст.

 

Старшая Уунга была непривычно серьёзна.

- В связи со вчерашним нападением на школу, - начала она, - у нас будут некоторые изменения в расписании занятий. Прорыв хищников за периметр так далеко - до жилой зоны - явление само по себе удивительное и крайне опасное. Но, хуже того, он не единственный: за два дня было зафиксировано шесть прорывов, такой активности хищников не отмечалось уже очень давно. Совет Охотников бьёт тревогу, Совет Старших принял решение ввести в программу обучения восьмого круга боевой экспресс-курс...

Класс взвыл от восторга.

- Тихо, дети! - повысила голос Старшая. - Тихо! Это только экспресс-курс, необходимый минимум теории и практики боевых приёмов взаимодействия при слиянии, - чтобы вы не остались совсем беззащитны, если вдруг окажетесь под угрозой и не сможете бежать. Более углублённую информацию я не смогу дать вам до тех пор, пока мы не изучим вопрос слияния во всех подробностях - то есть не раньше второй половины круга!

Класс бушевал. Классу было пофиг. Классу сказали, что в силу несущественных, в общем-то, для них обстоятельств они займутся боёвкой на два круга раньше ожидаемого!

Поняв, что замирить разбуженный вулкан не получится, Старшая Уунга принялась терпеливо ждать, пока он утихнет сам.

- Итак, - снова начала она, когда гам унялся. - Главные наши преимущества в борьбе с хищниками - это, безусловно, слияние. Два орта, действующих в слиянии, многократно сильнее двух ортов, действующих по отдельности. Часто спарка оказывается сильнее даже хищника в борьбе один на один; вы сами могли вчера это наблюдать. Но всё равно не забывайте: геройство - путь самоубийц, важно не просто убить хищника, но и уцелеть при этом самим. А выжить в команде - проще во много раз...

Трави уже по делу, с тоской подумал Аангст. Боёвка на поверку оказывалась чем-то совсем не тем, что представлялось раньше.

И Старшая будто услышала его:

- Вам, может быть, кажется, что мы обсуждаем скучные и ненужные вещи. Но это вещи необходимые, которые следует напоминать постоянно, поскольку начинающие склонны их забывать в первом же бою - или вовсе игнорировать. Мы будем уделять повторению скучных необходимых вещей десять минут в начале каждого урока. И не забывайте, что спрашивать их с вас будет не Старшая Уунга, а жизнь. Если ей не понравится, как вы усвоили этот урок - она уйдёт, и вы не сможете пересдать ей осенью.

Народ послушно, но как-то со скукой посмеялся.

- Первую половину урока мы с вами посвятим ещё многим и многим скучным вещам, - согласилась Старшая. - В частности, изучению особенностей противостоящих нам хищников и известным способам с ними бороться. Зато во второй половине мы исследуем доминанты каждого и поищем способы их боевого применения.

- Ура-а-а-а!! - возликовал класс.

- Тихо, тихо. А теперь приготовьтесь фиксировать. Как вы, наверно, уже знаете, хищники не способны сливаться и образовывать боевые спарки - в этом их основная слабость и наше главное эволюционное преимущество...

Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты


"Конкурсные" №11 - Цена страха

 

 

Спроси его: "кто ты?" - и он ответит без запинки: Артём Кононов, двадцать два года, русский, проживаю в Москве.

Спроси его: "где ты?" - и он почешет в затылке: ну, Америка... лето, выцветшее от жары блекло-голубое небо, песок, пыль... Техас? Небольшой городок, но дома высокие, улицы четырёхполосные.

Спроси его: "как ты здесь оказался?" - и он не сможет ответить.

 

Монстры были огромны, - метров шести, а то и выше, они хватали автомобили, отправляли в широченную пасть и под отчаянный скрежет сминаемого металла сжимали челюсти. Один изображал Годзиллу, другой - Кинг-Конга с непропорционально большой головой. Редкие туристы щёлкали "мыльницами", но большинство прохожих не обращали на эту сцену никакого внимания.

Уличный гадатель под широким разноцветным тентом снискал бОльшую популярность, но ненамного. Средних лет, с крупным костистым лицом, но непонятно какой расы - американец? европеец? азиат? русский? - он разложил перед собой пёстрые широкие листы картона, расчерченные на квадратики и покрытые оккультными символами, расставил на квадратики такие же разноцветные фишки, и, подбрасывая какое-то невообразимое количество кубиков - чуть не полтора десятка - толковал выпавшие результаты. Казалось, он размеренно и монотонно играет сам с собой в "Монополию".

Падкий до настольных экономических игрушек Артём подошёл поближе, вклинившись между лысым, пропахшим луком и пивом толстяком и его поджарым товарищем.

- Маэстро, прогноз погоды на неделю! - осклабившись, громогласно заказал лысый. - Только точный, а не государственный!

- Я не гадатель, - негромко ответил тот, глядя в никуда перед собой. - Я мастер вероятностей. Я не предсказываю будущее, я его меняю.

- И кроме "я", слов других не знаю, - буркнул толстяк. - Ну, наколдуйте мне, что ли, денег, мистер Блейн! Десять процентов ваши.

От "мастера вероятности" повеяло лёгким холодноватым презрением, это уловил даже Артём.

- Сделано, - ответил он. - Безвозмездно, из уважения к вашему скромному финансовому положению. Работайте усердней - и деньги появятся.

- Тю, - толстяк задрал нос выше лысины и плюнул через губу. - А на шиша ты тогда вообще нужен.

- Я меняю судьбу, - столь же ровно и тихо ответил тот. - Жизнь, любовь, счастье, смерть.

Толстяк жизнерадостно заржал.

- Ат-лична! Тогда я желаю... желаю... - он задумался, его взгляд упал на утилизаторы старых автомобилей. - О! Желаю быть загрызенным Годзиллой!

Гадатель неспеша расставил фишки на картонках и бросил половину кубиков. Артём сосчитал: восемь, все цвета яркие, насыщенные...

- Исполнено, - сказал мастер, задумчиво оглядев кубики и переставив несколько фишек. - Часть первая: вы умрёте в пасти Годзиллы.

Лукопахнущий толстяк поднял брови.

- А что, есть и вторая? Я вторую не заказывал.

- Есть. - Мастер взял оставшиеся кубики, палевых, переходных цветов, потряс и тоже бросил. Изучил выпавшие результаты, поднял на толстяка пристальный, но отсутствующий, какой-то потусторонний взгляд. - Вы сможете избежать этой смерти, если страх и паника не затмят ваш разум.

Поджарый приятель толстяка всё это время молчал и - как вдруг отметил Артём - уже несколько раз пытался тихонько увлечь друга от странной палатки. Тот, осмыслив услышанное, лишь плюнул с досады на такое "гадание" - но всё же опустил банкноту в банку с прорезью, жирно надписанную "20$", прежде чем потопать прочь.

Разморённый жарой Артём равнодушно смотрел им вслед. И очнулся, лишь снова услышав звук катящихся кубиков. Опять развернулся к лотку...

И напоролся на взгляд мастера. Затрепыхался на нём, как бабочка, пришпиленная булавкой.

- Ты умрёшь в огне, - тихим свистящим шёпотом произнёс страшный человек с костистым лицом, вдруг так похожий на Фредди Крюгера. - Умрёшь страшной смертью. Но сможешь её избежать, если страх и паника не пожрут тебя раньше; тебя спасёт твой пёс.

Ледяной, могильный ужас объял его и пробрал до костей. Правда, понял он. Так - будет.

И крик "Никси!.." пропал, затерялся во внезапно и милосердно навалившейся черноте.

 

* * *

 

Спроси его: "где ты?" - и он ответит без запинки: всё тот же американский городок, тот же перекрёсток.

Спроси его: "когда ты?" - и он задумчиво скажет: ну, неделю спустя... да, точно, суббота же опять.

Спроси его: "а куда делась вся эта неделя?" - и он не сможет ответить.

 

Городок пылал. Горящие хлопья, пепел, гарь плыли в воздухе, забивались в лёгкие, не давали дышать и смотреть. Могучие порывы шквального ветра волна за волной гнали опаляющий жар, заставляли жмуриться, прикрывая ладонями лицо и глаза. Без автомобилей и прохожих, в чадящем багровом мраке улица казалась непривычно огромной, щерясь глазницами ослепших окон.

Впрочем, главный огонь был там, впереди; сквозь чад здесь проглядывали кое-где лишь небольшие его лужицы и ручейки. Уцелели большинство квартир и даже некоторые деревья, пожар лишь слегка задел эту улицу крылом - но обещал вот-вот вернуться. Оба автомобильных пресса, Кинг-Конг и Годзилла, рухнули набок, перегораживая половину мостовой. Один даже работал: механически, бесцельно шевелились лапы, медленно открывалась и закрывалась зубастая пасть, куда влез бы, пожалуй, и микроавтобус.

- Сюда!!.. Сюда!!.. - из глубины улицы, где вдалеке ревел огонь, задыхаясь и постоянно спотыкаясь, спешили толстый и сухощавый. Они были уже в двадцати шагах, когда Артём смог наконец рассмотреть сквозь пепел и багровый дым их смутные силуэты.

- Нет! На ту сторону! - крикнул сухощавый, разглядев, куда они бегут, и дёргая приятеля за руку. У него оказался высокий, привизгивающий, видимо, сорванный в этом аду голос.

Толстяк, внезапно обнаруживший щёлкающего челюстями Годзиллу прямо перед носом, взвизгнул истерично и пронзительно, как загнанный в ловушку поросёнок. Рванулся, забуксовал, пытаясь сдержать разбег...

Пасть монстра сомкнулась за секунду до того, как плотная округлая тушка впечаталась в ужасную сталь. Автопресс даже не дрогнул; зато следующий порыв шквального ветра откинул толстяка в сторону на пару метров.

Лысый, буквальным образом почти заглянувший смерти в пасть - и, конечно, прекрасно помнящий предсказание! - совсем потерял голову. Заметался в дыму, подгоняемый наступающим пожаром сзади и парализованный смертельным ужасом впереди, полуослепший, задыхающийся в чаду, мотаемый туда-сюда порывами ураганного ветра...

- Джейк! Джееееееейк!.. - отчаянно вопил поджарый, ему было куда хуже, его буквально сдувало, не позволяя приблизиться к другу ни на шаг.

И вот наконец это случилось. Дёргающийся туда-сюда толстяк вновь оказался рядом с Годзиллой, шарахнулся прочь - и налетел на очередной шквал, буквально поднявший его в воздух и повлёкший в только начавшие смыкаться стальные челюсти.

Наверно, у него ещё был шанс. Не сопротивляться, отдаться ветру, кинуться вперёд вместе с ним - и на всех парусах проскочить сквозь медленно уменьшающийся зазор.

Он не рискнул. Или ему просто не пришла в голову такая возможность. Пронзительно вереща от страха, тщетно упираясь в горячий липкий асфальт подошвами ботинок, размахивая руками, - он проигрывал сантиметр за сантиметром. И проиграл их все до единого.

С диким, нечеловеческим визгом его тело перевалилось через невысокий частокол острых зубов, скрываясь в пасти монстра. Челюсти сомкнулись; рёв пожара не смог заглушить отчётливый, прекрасно различимый влажный хруст.

Вал огня наконец добрался. Чувствуя, как от опаляющего жара трещат волосы и лопается враз пересохшая кожа, Артём кричал, кричал...

 

* * *

 

...сильно ударился головой, подскочил и забился, лихорадочно соображая, что происходит.

Он лежал в очень неудобной позе, свалившись во сне с кровати, головой вниз и запутавшись ногами в одеяле. Последние мгновения сна всё ещё необычайно ярко и живо горели в его памяти; всё остальное смывалось, уплывало в забвение - не догнать. Ну, такие сны не очень-то и хо...

 

Огонь, везде огонь.

"Ты умрёшь в огне. Умрёшь страшной смертью."

 

С невольным отчаянным стоном он снова ударил лбом в пол, обхватил голову руками. Удержать, удержать! Да стой же ты, скотина!..

В памяти плыли жалкие обрывки. Толстый Джейк, его приятель - безликая поджарая фигура... гадатель... Техас... Годзилла, пожирающий автомобили... предсказание толстяку... его визг, оборвавшийся страшным хрустом...

Щенок.

Артём заледенел.

Пророчество, смерть в огне, щенок - они были связаны неразрывно, в одно целое. Он выдохнул, скуля сквозь зубы, пытаясь вспомнить собственное предсказание. Тщетно: свистящие фразы изгладились из памяти без следа, зацепки или хотя бы намёка. Ну хоть что-то?.. хотя бы пару слов?.. - нет, ничего. Пустота. Одни бесформенные образы: огонь, смерть, щенок. Даже от самого предсказателя остались лишь присвистывающий шёпот и пёстрая палатка. Да мертвящий ледяной ужас, пронизывающий всё, затмевающий всё - и уходящий медленно, слишком медленно.

Никс. Маленький Никси, подобранный им два месяца назад крохотным грязным клубочком отчаяния и безнадёги. Успевший превратиться в пёстрый комок счастья и веселья, в ураган беззаботного разрушения, в один заливистый вездесущий тявк.

Артём лежал неподвижно ещё пару минут - пока не убедился, что сон растаял окончательно и бесповоротно, оставив лишь те обрывки, за которые удалось зацепиться в самые первые секунды. Потом взобрался обратно на кровать:

- Никси! - позвал он в темноту квартиры.

В прихожей недоверчиво завозились.

- Никса, Никса! - позвал он погромче. - Иди сюда, разбойник!

Быстрое цоканье когтей, шумное дыхание, громкое "Вав!!" у самой кровати. Артём не стал его ругать; подхватил за брюшко, перекатился на спину и уложил тёплый жизнерадостный комочек себе на грудь.

Щен, внезапно допущенный на строго запретную территорию, просто ошалел от счастья. Хвост ураганом метался туда-сюда, слюни летели во все стороны, Никс дёргался, пытаясь дотянуться носом и языком до лица хозяина; но Артём держал крепко, не пуская, и собакин наконец унялся.

- Мелкий, - прошептал Артём, - хороший мой...

Эти слова породили новую бурю щенячьей активности и эмоций. Он смотрел и смотрел на гладкую черноносую мордочку - и чувствовал, как глаза медленно заполняются слезами.

- ...ты - моя смерть.

Грудь и горло сдавило, скрутило резким внезапным спазмом, и Артём зарыдал: неумело, скуляще, страшно, изо всех сил прижимая Никса к себе, утыкаясь лицом в мягкое тёплое пузико, чуть припахивающее собачьей мочой.

Поняв наконец, что с ним не играют, что хозяину плохо - щенок заскулил в унисон, подвывая. Он больше не пытался вырваться, сидел смирно, лишь язык сновал неутомимо, облизывая щёку и ухо Артёма. Сердечко чуяло: пришла беда, и утешить хозяина - не в его силах. Но маленький Никса делал что мог...

 

Потом было ясное субботнее утро. Артём методично, механически занимался домашними делами: готовка, уборка, стирка. И думал, думал, думал...

Он не замечал ни приятной утренней прохлады, ни ласковых солнечных лучей, бьющих в распахнутое настежь окно. Все мысли его поглотили огонь и страх. Даже два страха: смерти - и того, что предстояло сделать. Предстояло?.. Он убеждал себя, что ничего ещё не решил. Что думает, выбирает и ищет другие пути. Но в глубине души знал, это - всего лишь трусость, неготовность к решительным действиям. Надо лишь немного подождать, свыкнуться с тем, что зреет внутри.

Когда мелкие бытовые дела закончились, он заставил себя вновь обратить внимание на Никса. Улёгся на кровати, свернувшись клубком, посадил щенка перед собой и долго играл с ним, ласкал, чесал спинку и за ушком, гладил поросший нежной белой шёрсткой мяконький животик... Любовь к давно ставшему родным маленькому существу, щемящая нежность, отчаянная, пронзительная жалость к ни в чём не виноватому Никси - плавились в подвздошье, скручиваясь, сплетаясь с воплями совести, презрением и ненавистью к себе в единый гордиев узел - и дыхание опять спирало, а глаза были полны слёз...

На другой чаше весов лежал страх. Один. Отвратительный, мерзкий, ядовитый, злой; но он и в одиночку кричал о себе так, что заглушал всех остальных.

Если ты это сделаешь, сказал себе Артём. Ты. Потеряешь себя. Понял? Ты будешь никто, хуже, чем никто. Что важнее: остаться собой - или жить? Что для тебя главное, ты или страх?

Он вспомнил бело-жёлтые, красноватые по краям языки огня, жар, лопающуюся кожу. Сон будто и не уходил никуда, Артём до боли ясно, всем телом вновь ощутил обнимающее его пламя. И тот ужас, что испытал во сне, услышав мрачное пророчество.

Страх, ответил он себе. Страх главнее. Сейчас я действую, руководствуясь только страхом, и готов отбросить ради этого всё остальное. Я просто хочу жить, любой ценой. И прямо сейчас отдаю себе в этом отчёт.

Внезапный момент истины потряс Артёма - и оставил опустошённым, выкрученным, выжатым досуха. Решение было принято, но осуществить его не оставалось сил. Остался лишь покой, тихий, бесконечный, безбрежный... да капелька нежности, достаточная, чтобы прижать Никси к груди.

А Никс был безмятежно и беззаботно счастлив. Не знающий, что его ждёт, щенок просто радовался новому хорошему дню и небывалому количеству времени, которое уделяет ему хозяин. Да, хозяин всё ещё грустил; но ведь они были вместе - а значит, сумеют пережить любую беду, ведь так?.. верно?!..

Когда время подошло к трём часам пополудни, Артём поднялся.

 

* * *

 

До городской черты было минут сорок ходьбы. И столько же - обратно.

Он не помнил, как проделал этот путь. Совершенно. Скажи кто-нибудь, что он вышел из дому в одних трусах и пропрыгал всю дорогу на одной ножке - Артём бы ничуть не удивился.

В каком-то смысле он всё ещё оставался там - в лесополосе, над пластиковой коробкой из-под торта, где в трогательном и абсурдном единении лежали вместе щенок и измазанный в крови кухонный нож.

Страх скорой смерти ушёл. Исчез, растворился без остатка, оставив после себя зияющую, кричащую пустоту. Стало ли легче?.. Стало... никак. Вообще никак; мир потерял краски, звуки, запахи. Всё, что волновало его раньше, отошло, спряталось куда-то в тень. Девушки, друзья, увлечения, работа - больше не вызывали никаких эмоций.

Можно было бы сказать - он чувствовал себя так, будто из него вынули душу, оставив пустую плоть, обтянутую кожей. Но он вообще ничего не чувствовал. В груди поселились чёрная пустота и безразличие, всё вокруг виделось словно сквозь грязное мутное стекло. Да, он спасся от смерти в огне; но снова и снова решал и не мог решить - стоило ли одно другого?..

Мысль, что это мог быть только сон, просто кошмар, больше не осмеливалась посещать его обмершее в хрустальном параличе сознание.

Сидя на кухне, Артём глотал кофе кружку за кружкой, не чувствуя вкуса, то и дело вновь ставя чайник на плиту. На третий раз он перестал выключать газ - лишние хлопоты. А вопросы экономии стали бессмысленными до неприличия.

Есть не хотелось, несмотря на то, что с утра во рту не было ни крошки. Но после очередной кружки его замутило, внезапно и резко; безразлично порадовавшись, что ещё способен что-то ощущать, он ушёл в комнату и лёг, уставясь в потолок.

Наползал вечер, за окном медленно сгущались сумерки. Артём лежал без мыслей, не шевелясь; и незаметно провалился в такое же чёрное беспросветное забытье.

 

Ночью началась гроза.

Она налетела резкими порывами ветра, рвущими с деревьев старые листья, крутящими пыльные позёмки, хлопающими беспечными форточками. Тёмная комната то и дело озарялась сквозь полуприкрытые шторы вспышками далёких зарниц.

Молния ударила внезапно и очень близко: полыхнуло, грохнуло, на улице заполошно взвыли несколько автосигнализаций. Он не проснулся, лишь повернулся набок, скорчившись в позе эмбриона.

Дождь всё не начинался. Абсолютно пустой двор в неверном трепещущем свете зарниц, низкие тяжёлые тучи, ветер, гонящий сухие листья, вой сигналок - что-то зловещее, апокалиптичное было в этой картине обычной летней ночи. Артём глухо простонал во сне, пальцы судорожно сжались, комкая покрывало.

Ветер набирал силу, кухонная занавеска у неширокой форточки вздувалась пузырём. Медленно, сантиметр за сантиметром, заткнутая за радиатор батареи тонкая ткань выползала на волю. Пузырь рос, вытягиваясь всё дальше и дальше над плитой; ещё вчера Никси, проснувшись от первого же раската грома, вовсю радовался бы новой игре, заливистым лаем поднимая на ноги весь дом.

Порыв ветра выдохся. Занавеска мягко опала, укладываясь на горящую конфорку.

Голубоватые огоньки, любопытствуя, лизнули тонкую синтетику; распробовали на вкус, прогрызли небольшую дырку в центре - как мальчишка, выкусывающий у ватрушки сердцевинку с повидлом. Осмелев, побежали выше, дальше, с интересом тронули быстрыми пальчиками бумажные обои. Кусок занавески, оторвавшись, спланировал на пол, и линолеум принял эстафету...

 

Медленно, постепенно огонь расширял площадь захваченных территорий; порывы ветра мощным сквозняком вытягивали всю гарь наружу, замещая ароматами грозы и ночной свежести. Поэтому ещё долго в квартире было тихо.

Изменено пользователем AlexHog
Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты


"Конкурсные" №12 - Якорь

 

 

Шурупы загонялись в старое высохшее дерево неохотно, с натугой и противным скрипом. Она этого не замечала: брала очередной шпингалет из целой кучи его блестящих цинковых собратьев, прикладывала, примеряла, подхватывала отвёртку и шуруп - и крутила, крутила, крутила. Механически, как кукла.

 

Они вечно цапались. Постоянно. По любому поводу.

Сейчас она могла бы сказать, что сама была виной в абсолютном большинстве случаев. Сама устраивала скандалы из-за каждой мелочи. Неужели они были так важны?.. Да нет, просто она привыкла, что в её доме - всё и всегда так, как ей хочется. Перфекционизм, помноженный на подростковый эгоцентризм единственного ребёнка в семье.

Он терпел. Относился к ней снисходительно, прощал, успокаивал, утешал. Не всегда. Но она принимала это как должное - и, если он собирался в чём-то настоять на своём, устраивала чуть ли не войну.

Конечно, он понемногу перенимал её манеру поведения. Вскоре склоки начали вспыхивать по инициативе уже обеих сторон.

Ему было тяжело, она видела. Но... Но просто не умела строить общение по-другому. Модели поведения ребёнок копирует у своих родителей; крохоборство, вечные скандалы, отстаивание своих, даже в самой мелочи ущемлённых прав - вот что вынесла она из лона семьи во взрослую жизнь. Она просто не знала, как жить иначе.

Возможно, он смог бы её перевоспитать. Со временем.

Не успел.

 

Шуруп вошёл туго, до конца, отвёртка сорвалась, карябая и сминая крестообразное гнездо шляпки. Марина аккуратно, двумя пальцами взялась за шпенёк и подвигала: защёлка скользила легко, бесшумно, прямо-таки с удовольствием. Шших, шших, шших...

Так, теперь запорную планку.

Она не глядя протянула руку, выудила нужную детальку из кучи, приложила к косяку и взяла следующий шуруп.

 

Любимым, если здесь уместно употребить это слово, поводом для ссор у них была задвижка для туалета. Старая, проржавевшая, болтающаяся на одном гвозде, она вдобавок открывалась сама, стоило кому-то потянуть снаружи дверь чуть сильнее. Ромка был полностью согласен, что её следовало поменять - но раз за разом, день за днём это откладывалось "на потом". А она не упускала случая вынести ему за это мозг.

Конечно, он злился. Когда от вас столь настырно чего-то требуют, можно однажды плюнуть на все свои дела, сделать это немедленно и закрыть вопрос навсегда. А можно встать в глухую оборону и упереться рогом: принципиально не буду ничего делать, пока ты не прекратишь меня доставать. Для неё был возможен только первый вариант, и чем агрессивней она пилила Ромку, тем слаще был бы в конце концов вкус победы. Или - противней горечь поражения: она начиталась предостаточно историй о супругах, спустя долгие семейные годы разводившихся из-за совершенно пустяковой мелочи.

Смешно. Они же не какие-то выжившие из ума дед с бабкой, чтобы расставаться из-за старого шпингалета. У них - настоящая любовь, и пусть досужий скептик смеется над пафосной напыщенностью этих слов. С ними ничего подобного случиться просто не может. Но даже призрачная вероятность такого исхода делала предвкушение будущей победы над Ромкой острее и слаще.

Короче, она выбрала первый вариант. А он... он, кажется, выбрал второй.

 

Последний оборот отвёртки... Всё.

Марина пощёлкала задвижкой туда-сюда, подёргала дверь. Мимолётное наслаждение от хорошо сделанной работы и хорошей вещи на своём месте скользнуло по краю сознания, чуть потеснив на миг чёрную сосущую пустоту в подвздошье.

Потом открыла дверь настежь - и принялась прилаживать следующий шпингалет с другой стороны.

 

Она требовала. Она настаивала. Она ругалась. Он соглашался, кивал - и ничерта не делал. Это могло тянуться вечно.

Пока, однаждынным будним утром, не произошла та история.

Она просто обомлела, когда он спросонья вломился к ней в туалет - и замер на пороге, одной рукой уцепившись за косяк, другой щупая воздух перед собой, отчаянно моргая. В шоке, вообще не представляя, как на ЭТО реагировать, она две-три секунды просто беззвучно хлопала губами...

- Хух!.. - он аж подпрыгнул, внезапно обнаружив, что не один в кабинке. Вывалился обратно спиной вперёд, крепко приложившись об угол стены. И только тогда она начала орать.

Она орала всё утро - которое запомнится им обоим на всю жизнь. Орала расчётливо, демонстрируя злобу и ярость, которых не было вовсе. Краткий первый миг испуга давно прошёл - да и сколько его там было, этого испуга... Ей совсем не хотелось орать, ей хотелось прижаться к нему, уткнуться носом в плечо и прошептать: "Прости, я такая дура..." Но поступить так означало сдать сражение в необъявленной войне - а может быть, и всю войну.

Он ушёл взбешённый, не позавтракав и застёгиваясь на ходу.

А она вдруг вспомнила, как её будили в школу в девятом классе. Нагрузки по сравнению с прошлым учебным годом резко возросли, времени дико не хватало, она спала по пять часов в сутки. Стоило встать с постели - в глазах начинали плыть чёрно-красные круги, не давая понять, включен ли свет впереди, в ушах грохотали водопады, ослеплённо-полубессознательное тело на автопилоте двигалось наощупь, сшибая всё, что попадётся на пути...

 

Теперь, когда дверь не упиралась в косяк, загонять в неё шурупы оказалось очень неудобно. Марина придерживала её коленкой, затем попыталась упереть в ступню: бестолку, дверь колыхалась от малейшего нажима, шуруп то и дело вырывался из рук, падая на пол. Но она упорно, словно муха, долбящаяся в стекло, повторяла попытку за попыткой.

Жалела ли она его? Удивительно, прошло меньше месяца, а такую простую вещь уже не вспомнить...

Стыд - был. Неловкость, неудобство; не за то, что назвала его чокнутым психом и ещё парой десятков столь же цветистых синонимов - из-за того, что в её прошлом нашёлся почти такой же эпизод. Смешно: как будто он мог прочесть её воспоминания и сказать - да ты чего, старуха, на себя посмотри. И обезоруживающе, как он умел, улыбнуться...

Но сострадание, жалость? - нет, вряд ли. Из-за того, что он выматывается на работе и не успевает выспаться? Ещё чего! Он - мужчина, добытчик, это его долг. Он обязан. Обязан успешно, без напряжения делать свою работу, регулярно приносить домой улов в клювике и никогда не уставать. Или хотя бы не показывать этого.

 

Тем вечером Ромка притащил целый мешок шпингалетов: новеньких, расфасованных попарно в аккуратные целлофановые пакетики и даже с крохотными милыми шурупчиками в комплекте. И ржал, скотина, - ему эта шутка казалась ужасно смешной. Придурок. Она же восприняла это как попытку поиздеваться над ней - и отругала его, не найдя лучшего повода, за идиотскую растрату семейного бюджета. Но утреннее напряжение давно схлынуло, все её попытки накалить атмосферу были тщетны: он лишь смеялся, расслабленно и добродушно, то и дело порываясь уцапать её длинными клешнями, сжать в своих медвежьих обьятьях и затискать. Наконец, выдохшись, приказала, чтоб заменил сломанный шпингалет завтра же, прямо с утра, а потом вернул остальные обратно в магазин.

Но завтра, прямо с утра, к ним пришли серые форменные люди с равнодушными казёнными лицами и забрали его на войну.

И ещё через три недели - привезли обратно.

 

Как странно. Ещё месяц назад Марина могла бы поклясться, что эти склоки её выбешивают, отравляют жизнь, не дают получать удовольствие от того, что они с Ромкой вместе. А сейчас... Она не может вспомнить ни одного дня с ним, ни одного совместного времяпровождения без ссор. Пытается - и не может. Как будто ничего, кроме них, и не было.

Она перебирает в памяти каждую ссору - с тихой, сладкой нежностью. Его слова. Его голос. Действия. То, как он её успокаивает и утешает. Как глупо: его образ и эти скандалы навсегда останутся связаны в её памяти. Словно это он в них виноват...

И шпингалеты. Блестящие металлические штучки, последними запомнившие тепло его рук.

Самый последний день. Самый бурный скандал. Самая яркая память.

Они - это он.

 

Гроб отдавать не хотели. Открывать - даже чтобы дать удостовериться, что там именно он, старший сержант Елистратов Роман Сергеевич, законный муж гражданки Елистратовой Марии Аркадьевны - тоже. Но они, шестеро вдов, которые каким-то образом узнали, когда и куда прибывают гробы, были молчаливы и обречённо-настойчивы. На улице моросил мелкий противный дождь, было холодно, серо, сыро и слякотно - и немолодой майор, разжалобившись и не подумав впустивший их в здание, теперь горько об этом сожалел. Он не мог просто взять и убежать от них, оставив свой пост; не мог и вытолкать шестерых женщин обратно под дождь. А терпеть их молчаливые взгляды в упор - просто невыносимо!

Он сдался минут через сорок. Долго куда-то звонил и яростно ругался по телефону вполголоса; потом вызвал четверых сержантиков, и те уныло принялись таскать заколоченные ящики в грязную проржавевшую "Газель". Сам же, с отчаянно-сосредоточенным лицом, направился к женщинам:

- Так. Хоронить будете сами. Хотели - получили. Фамилию-имя-отчество указывать запрещено. Место службы и обстоятельства смерти - тем более. Мы ни с кем не воюем, их никто не убивал; иное - государственная измена. Скажите спасибо, что вернули тело, а не закопали прямо там.

- А если напишем? - негромко спросила соседка Марины, высокая, в сером дождевике и укутанная в платок. - Убьёте и нас?

Майор одарил её злым неприязненным взглядом:

- Снимем, - сквозь зубы ответил он. И уточнил: - Укажете на табличке - снимем табличку. Укажете на надгробии - надгробия не станет. Всё ясно?

Если кто-то из них имел на этот счёт своё мнение, то оставил его при себе. И вскоре они тряслись в грузовике, сквозь серую морось и туман, а потом помогали солдатикам заволакивать тяжеленные гробы на нужный этаж.

 

Мягкий. Весёлый. Добродушный. Именно таким он остался в её памяти - благодаря этим ссорам или вопреки им.

А ведь втрескалась она совсем в другого Ромку. В хмурого, угрюмого подростка с насупленным взглядом исподлобья и тяжёлой упрямой челюстью; женской чуйкой угадав в нём силу и решительность, способные мигом поставить её, избалованного капризного подростка, на своё место. Укротить - одним взглядом, одним жестом - как строптивую тигрицу в цирке...

Говорят: мужчина женится, надеясь, что женщина не изменится - а она меняется, каждый день. Женщина выходит замуж, надеясь, что мужчина изменится - а он не меняется. Плюньте в лицо тем, кто так говорит. Когда Ромка изменился, почему? Зачем?! Как на месте злого, вечно готового укусить волчонка появился добродушный увалень-медведь?..

Возможно, это и было истинной, глубинной причиной всех её скандалов. Душа Марины, сама её суть требовали укорота, суровой руки, которая взяла бы за холку и как следует встряхнула. Требовали прежнего Ромку. А он, повзрослевший, состоявшийся мужчина - уже не хотел оставаться ершистым драчливым подростком. Стал уже слишком сильным, чтобы тратить силу по пустякам - и тем более применять против любимой жены.

А ведь расскажи любой барышне, которую любимый супруг каждый божий день возит на пинках - постучат по лбу, покрутят пальцем у виска и повторят все те слова, которые она сказала Ромке тем злосчастным утром. Ох, женская натура, какая же ты дура...

 

Теперь гроб стоял в гостиной, за закрытой дверью. Марина больше часа возилась с плоскогубцами, отдирая заколоченную крышку. Сдвинула наконец. Глянула - и закрыла обратно.

Долго сидела на кухне, одна, грея руки о чашку с кофе, так и не в силах поверить до конца. Слёзы приходили - и снова отступали, оставляя её ещё более опустошённой и вымотанной. Зачем-то достала кулёк со шпингалетами, положила на стол перед собой и долго смотрела. Брала их в руки, вертела холодный металл в пальцах, клала обратно. Потом, почти не осознавая, что делает, открыла шкаф с инструментами и отыскала отвёртку. Последнее дело Ромки осталось недоделанным; она обязана была довести его до конца.

Покрутила задвижку, примеряясь к доселе незнакомому делу - и будто вживую ощутила в ладонях теплоту его рук.

Она просто не смогла остановиться. Оторваться. Починив дверь туалета, взялась за ванную комнату. Потом за окна: в гостиной, в спальне, на балконе, на кухне... Затем пришёл черёд комнатных дверей - на них шпингалеты можно было ставить и с той, и с другой стороны. Руки механически выполняли ставшую привычной работу - и, повинуясь их ритму, память всё перебирала и перекатывала бесчисленные эпизоды их жизни.

Кучка шпингалетов рядом с ней словно бы и не уменьшалась.

 

Задумавшись, Марина ослабила контроль за тем, что делает - не замечая, что наклоняет отвёртку больше и больше. Нажала чуть посильнее - и та сорвалась, острое жало пропахало подушечку указательного пальца. Долго смотрела на бегущую красную полоску, не осознавая. Боли не было, лишь лёгкая, чуть саднящая щекотка. Перегруженный переживаниями, отупевший от кофе и бессонной ночи мозг отказывался взваливать на себя груз новой нежданной проблемы.

Да и что значила эта ссадина, когда там, за дверью...

Пальцы судорожно скрючились, впиваясь в крашеную доску двери, к горлу подкатил тугой стремительный клубок. Она ткнулась лбом в прохладное дерево.

Рома...

Рооомааааааа...

Изменено пользователем AlexHog
Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

А теперь - то, ради чего вся суетня и затевалась :-D

 


"Конкурсные" №13 - Неприкасаемые

Пародия на конкурсный рассказ "Запертая дверь", спровоцированная рассказом "Тест Лашера"

 

 

- Богатства вам! - степенно произнёс старик с пепельно-серой кожей и алыми глазами.

- Здравствуйте, – ответила я, скрывая недовольство; слишком часто я стала говорить «нижнее» «Богатства Вам». И какого чёрта они украли мою коронную фразу?!..

Я работаю библиотекарем в Пустом отделе Великой Библиотеки Олриса. В этом отделе я работаю одна, совершенно одна, даже из соседнего отдела ко мне никто не заходит, чтобы поболтать. Единственная категория моих посетителей – это волшебники и волшебницы из Верхнего Мира. И хотя в моём отделе нет ни одной книги на многочисленных полках, все эти мужчины и женщины – богатые и бедные, молодые и старые – каждый день десятками оставляют свои жилища на летающих скалах Верхнего Мира, бросают всё и спускаются в подземелья Нижнего Мира. Любоваться здесь нечем, но весь поток этих волшебников устремляется в мой город Олрис, в его Великую Библиотеку, в мой Пустой отдел. Конечно, наша библиотека имеет очень и очень обширный фонд, и заклинания и книги по теории магии у нас откуда-то и зачем-то есть, но всех этих чародеев интересует только мой отдел и только одно его явление: шпингалеты.

Вот и эти посетители не стали исключением…

Правда, это были не совсем обычные посетители. Не так давно мы устроили соревнование волшебников с другим миром, Нирном, и условием победы означили открытие запертой двери. Не то чтоб кто-то думал, будто гостям повезёт; но можно было подсмотреть у них пару новых приёмов. И, представляете, они даже не стали дожидаться дня зимнего солнцестояния! Так прямо и нагрянули в пятый день Начала Морозов - заявив, что "настоящему магистру завсегда и всё пустяк!"

Ну-ну, посмотрим, что они используют против шпингалетного заклинания...

 

Фантазия гостей оказалась воистину обширна и всесокрушающа.

Девушка-Мистик из Гильдии Магов использовала телекинез.

Но быстрый, подвижный как капелька ртути вор-редгард успел первым и использовал способность "Башенный ключ".

Нищий Авантюрист использовал свиток Ондузи. Действие использованного им зелья Невидимости сразу кончилось, и все привычно закричали "Держи вора!"

Ещё кто-то использовал Разбиватель Замков Ёкаша - но из-за использованных Хамелеона и Светоча никто так и не узнал, что это был Богатый Авантюрист.

Использовав оба Призрачных Стража, лорд Вивек уже разогнался использовать против двери Разрушитель и Раздолбатель, и его еле уговорили обождать, пока не натешатся остальные.

Вынырнувший из ниоткуда угловасто-пикселястый мужик в шлеме и с гвоздомётом в руках с разгона ударился в дверь носом, затем использовал для этой цели сапог, коленку, лоб, гвоздомёт, ракетницу и скорчер, пробормотал: "this door opens elsewhere" и убежал искать кнопку, которую тоже можно было бы использовать.

Тем временем Гальбедир, воспользовавшись суматохой, совсем было собралась использовать отмычки, которые украла у Ажиры - но их уже украл у неё Нереварин.

Использовав свои божественные способности, даэдра Азура заглянула в будущее и молвила, что дверь закрыта и не откроется до наступления часа утреннего или вечернего Шпингалета.

Злобно зыркнув на неё красными глазами из-под кустистых бровей, пепельнокожий данмер использовал раба-аргонианина.

Импозантный босмер в вычурной одежде использовал своего раба-хаджита, хотя до того весело болтал с ним как с другом. Да, дружба между босмерами и хаджитами - это воистину нечто особенное.

Покопавшись в своём сундуке и почитав запрещённые Гильдией Магов книжки, Шарн-гра-Музгоб подняла и использовала трупы, а потом и скелеты погибших рабов.

Вызыватель Улени Хелеран использовала призванного призрака привратного прикти... то есть трактира.

Коллегия двемеров столпилась кучкой, посовещалась, подсуетилась и использовала только что собранного узкоспециализированного голема-шпингалетона.

Ягрум Багарн, последний живущий гном, использовал наконец-то составленную схему классификации множественности для тройных и ещё более сложных поверхностей. Ознакомившись с ней, шпингалеты узнали, что на самом деле они уже открыты.

Дверь щёлкнула и нехотя приотворилась…

 

…внутри, в старом, заброшенном и очень пыльном чулане, прислонённая к стене, стояла одинокая ЛОПАТА.

Изменено пользователем AlexHog
Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

  • 4 месяца спустя...

Забыл совсем.

 


"Конкурсные" №14 - Служить и защищать

 

 

Нехороши дела в имперской провинции Морровинд: упрямы своенравные данмеры, держатся за свой Трибунал, свой суверенитет, свои законы и своё рабовладение, не любят чужеземцев, Империю, западных богов и западные ценности. Отозваны легионы из провинций для усмирения беспорядков в Киродииле - лишь несколько фортов остались на острове, бдят за порядком, утверждают своим присутствием Императорскую власть.

Тяжки дела в древнем городе Балмора. Разошлась, разнуздалась преступность; конфликтуют имперские и местные гильдии, сводят старые счёты, разводят новые. С судьями не считаются - да те и не настаивают, себе дороже. Обнаглела Камонна Тонг от безнаказанности, объединилась с Гильдией Бойцов и устроила с Ворами войнушку во все тяжкие. Летят пух и перья по всему городу, летят клочки по закоулочкам, летят стрелы, метательные ножи и кодовые приказы. Ходит местная стража, от дома Хлаалу, в изысканных шёлковых мантиях под бронёй, не знает, с какой стороны масло масляней: то Ворам окажут услугу против Бойцов, то Бойцам против Воров, а то Камонне. Наносят, понимаешь, преступности сокрушительные удары по всем фронтам.

Смотрят на это имперские гарнизоны, зубом бессильно щёлкают; два солдата в три ряда-то - много ль навоюешь?.. Смотрят жители на имперские гарнизоны, понимают. Смотрит организованная преступность на беззащитных жителей, облизывается от уха до уха. У Налькарии из Белой Гавани спёрли огромный бриллиант, весом в дохренадцать каратов, даже охранник не помог - частный, профессиональный, мастер по безопасности, не чета балморской Страже. В собственном доме убита преуспевающая оркесса Дара гра-Бол, отказавшаяся платить Бойцам за "защиту". В личной усадьбе, на глазах слуг, демонстративно казнён аристократ Рален Хлаало - за горячую любовь к звонким золотым западным ценностям в ущерб здоровому национализму. Стража прекрасно знает убийцу и выражает глубокую обеспокоенность по поводу нарушения им прав другого человека на жизнь и безопасность.

Возопиял "Доступный Язык": где ты, имперское правосудие?! Наведи порядок! Хором стонут жители Балморы, о защите взывают. Ворчат Гильдии, ропщут; но - вразноголосицу, каждая в свою пользу.

Закрывает глаза на все беспорядки имперское правосудие, посапывает тихонечко... Только прислали нового генерала, Ларриуса Варро, Победителя Легиона; сидит генерал в своём форте, носа наружу не кажет. Да появился в городе новичок-авантюрист, из молодых, да ранний - вступил сразу и в Гильдию Воров, и в Гильдию Бойцов, и в Форт заглянул, даже к Камонне Тонг сунулся... ну те, конечно, отшили наглеца.

Пуще лютует преступность в Балморе. Выманил, сказывают, кто-то у Соттильд из Гильдии Воров кодовую книгу с шифрами-паролями и отнёс в Гильдию Бойцов, Айдис Огнеглазой. Хороша была у Сладкоголосой Хабаси сеть шпионская, весь город клейкой паутиной оплела, в каждый уголок хваткие щупальца запустила. Не было щёлки, куда бы Хабаси не сунула свой любопытный нос, не было стен, из которых не торчали бы её чуткие ушки. Весь город держала Сладкоголосая в своих руках, - ибо везде у неё были руки и везде свои. Но рухнула конспирация в одночасье, разлетелась вдребезги, сгорела связь, пошли провалы агентурные, одиночные и групповые. Выловили Бойцы многих из Воров, передавили по хатам, схронам и явкам. Хоронят Гильдию Воров Балморы, торчат из-за каждого надгробия ехидные уши Сжоринга Жестокосердного.

Вопит "Доступный Язык": где ты, имперское правосудие?! Сделай хоть что-нибудь, защити город от разгула бандитизма! Вторят "Языку" гильдии, поддакивают - только Бойцы и Камонна с улыбочками гаденькими, а Воры замолчали навеки. Переводят дух про себя измученные рэкетом обыватели: ну хоть дышать полегче станет...

Спит имперское правосудие, и ухом не ведёт. Лишь перемигнулись Варро и имперские судьи, деля гонорар от Бойцов и Камонны, да озадаченно чешет в затылках балморская Стража, впервые в жизни пролетев мимо денег.

Озверела преступность в Балморе, разошлась война мафий не на шутку. Дотянулась длинная рука Воров из стольного града Вивека и нанесла ответный удар: убита гильдмастер Айдис Огнеглазая и её личная банда головорезов, вырезавшая балморское отделение Гильдии Воров. Убиты глава Бойцов Сжоринг Жестокосердный и его подручный палач Лорбумол гро-Углак. Притихло население, молчат-боятся, дабы не огрести исподтишка за несвоевременное злорадство. Пришиблась балморская стража, оробела: велено - защити шкурку ближнего своего, - а своя шкурка ближе ближнего.

Визжит "Доступный Язык", будто кагуть ошпаренный: не спи, имперское правосудие! Бандиты совсем берега потеряли, друг друга режут! Когда же восторжествует Закон?! Поддакивают Камонна Тонг, но уже без гонору былого: наглости сытой в голосе поубавилось, сомнений поприбавилось - и впрямь, чойта эта делается-та?..

Спит имперское правосудие, храпит с присвистом. Делят генерал Варро и судьи имперские гонорар от Джима Стейси - бешеные бабки, столичные.

Совсем распоясалась преступность в Балморе: оглохли слухи, не шептались обыватели, ни слова, ни намёка не было в кабаках и харчевнях - но вскипела и запузырилась кровавая баня, неведомый убийца безжалостно вырезал всех посетителей респектабельнейшего в городе заведения, Клуба Совета. Кровь-кишки разбезобразили строгие интерьеры Клуба, выдержанные в аскетично-кимерском стиле, ужасая весь Вварденфелл невиданной жестокостью неведомого маньяка. Кипели негодованием имперские судьи в новых шёлковых мантиях, ярилась балморская Стража в поизносившихся лохмотьях, хватая правых и виноватых. Генерал Варро всё так же не высовывал носа из форта; сказывают, на днях он куда-то задевал дорогое кольцо, подарок Императора. Тоненько верещал в полном одиночестве "Доступный Язык", обличая имперское правосудие; удовлетворённо молчали давно всё понявшие горожане, молчали законопослушные гильдии, и впервые совсем не было слышно наглых, отмороженных глоток Камонны Тонг.

 

Спит имперское правосудие, сопит самодовольно в две дырки...

Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

Мономир:

" хищники не способны сливаться и образовывать боевые спарки"

Почему же они не способны?

Насколько я понял, все они - и хищники, и герои - эукариоты, так почему одни разумны, а другие нет? Спасибо.

Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

Это уже будет спойлер)

 

 

На самом деле, конечно, способны, что выясняется (будет выяснено) в финале рассказа и причинит обитателям колонии некоторую головную боль.

Почему одни разумны, другие нет - ну, это немного разные виды. Хищник в десятки раз больше орта из колонии, он как динозавр, и пока не нуждается в интеллекте. Зачатки есть, хищники тоже прогрессируют, но медленнее.

 

 

Изменено пользователем AlexHog
Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

Кажется, я начинаю понимать...

 

 

Размер - это их эволюционный выбор, да? Один пошли по пути Колонии, появлению специализации, и - в конечном итоге - многоклеточности. А другие брали увеличением размера (благо, в отличие от бактерий, наличие митохондрий позволяли им расти до гигантских размеров), что компенсировало недостаток "интеллекта"?

 

 

Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

  • 4 недели спустя...

/страдая в муках/

 


"Обо всём" №9 - Контраргумент

 

- Ну, тв-вари, сейчас вы у меня попляшете!..

По белоснежной, сияющей чистотой и совершенно неземной свежестью лаборатории бегал плешивый пузатый старичок в белом халате, гневно потрясая кулаками.

- Меня, значит, не существует... хехехе... хехехехехе!..

Лицо его искажала нечеловечески злобная ухмылка, глаза метали молнии.

- Эволюция, значит! - выкрикнул он визгливо. - Посмотрим, что вы скажете вот на ЭТО!!

Конструкторское решение было изящным и завораживающим. Совершенно логичное с теоретической точки зрения - и при этом абсолютно бессмысленное и нелепое с практической. Никакая эволюция не могла создать такого. ТАКОЕ могло прийти только в голову разумного.

- Попрыгаете у меня! Поплачете! Взмолитесь!!..

Бросив напоследок мстительный и злобный взгляд из-за облаков, он нажал на красную кнопку.

Граахнул гром, и сервис-патч версии 3.1.1.2.0000176 внедрился в геном, внося в организм человека крохотное периферийное изменение.

Совершенно незаметное в обычной жизни.

Кошмарное и ужасное, когда возникают неприятности.

Чудовищное изменение, порождающее проблему, с которой человек просто не способен справиться в одиночку, собственными силами.

Нерв в зубе.

Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

  • 2 недели спустя...


"Конкурсные" №15 - Новый старый враг

 

- Па, мы скоро прилетим?.. - десятилетняя Сью широко зевнула, зябко поёживаясь со сна и кутаясь во всё ещё великоватую ночнушку.

- Ещё час-полтора, - отец сидел за пультом, дожидаясь, пока диспетчера обратят внимание на грузовик. Сотни и тысячи кораблей роились далеко внизу - стартующие, садящиеся, готовящиеся к посадке, - а вокруг, щедро и обильно расплескавшись по красной пустыне, сверкала и пылала огнями первая марсианская колония, многомиллионная Элон-Масква. - Иди досыпай, Сьюзи, рано ещё...

- Не хочу спааать... Па, я есть хочу!

- Потерпи, доча, - мягко сказал он. - Мы уже скоро прилетим. Сядем - и сразу пойдём в кафе, купим тебе марсианского мороженого... У нас такого не делают. А в "Домовнуково" знаешь, какие кафе!..

- Я сейчаааас хочу!.. - плачущим голосом сообщила девочка, досадуя на непонятливость взрослых. Ну разве можно отложить голод "на потом"!

- Сьюзи, - сделал отец ещё одну попытку, - если ты позавтракаешь сейчас, ты не сможешь съесть много мороженого, когда мы прилетим. Неужели ты не хочешь много мороженого?..

Но сзади донёсся такой душераздирающий всхлип, что сердце отца не выдержало.

- Ладно, - разрешил он, безуспешно стараясь сделать голос построже. - Иди на кухню и пожуй чего-нибудь. Только обязательно разогрей!

- Хорошо, па! - мгновенно повеселевшим голосом откликнулось смышлёное дитя и вприпрыжку отправилось на камбуз, шлёпая по полу босыми пятками.

 

- Объект захвачен, - проскрипел шаман-дальновед, отвечающий за поиск целей для рейд-групп. - Груз на борту... обнаружен!

- Арстх, готовность! - отрывисто скомандовал координатор. Две чёртовы дюжины десантников рассыпались по стартовой площадке; на алтаре тёмно-зелёного базальта - неправильной, рубленой, искажённой формы, при одном взгляде на которую мутило и выворачивало наизнанку - уже растягивали за конечности Арстх-068-го.

— А-хой, режьте глотку! - заклинатели Инородного, в чёрных плащах и надвинутых на головы клобуках, выстроились вокруг ломаным тринадцатиугольником, затягивая Песнь Силы и Смерти. - А-хой, рвите жилы! А-хой, кровь наружу! А-хой, дай мне силы!..

Кривой обсидиановый нож опустился, вспарывая Шестьдесят восьмого от ануса до глотки. Густая буро-зелёная жижа хлынула на алтарь. Сила, Сила, Сила взбурлила вокруг! Призрачными всполохами заметалась по залу, заискрила меж усов даль-эмиттеров, вспучила плащи шаманов-дальнодеев, вырываясь из-под них потоками зелёного света!..

- На абордаж!

И рейд-группа исчезла со стартовой площадки - чтобы в тот же миг оказаться на объекте, прямо рядом с Грузом.

 

Девочка скакала по коридору на одной ножке - два раза на правой, два на левой - изо всех сил стараясь не упасть. Где-то она вычитала, что это называется "иноходь", и теперь тренировалась, воображая себя породистым арабским скакуном. Серебристый пластик приятно холодил пятки и не скользил; скакать было удобно, но на поворотах всё-таки приходилось хвататься за стены. Кружным путём, вдоль кают, душевых, складов, шлюзовой - чтоб подлинней, чтоб подольше скакать, раз-раз, два-два, и-и-и-и-и-го-го! Ай!.. Ойёёёёёёюшки! Как же болит ударенная об острый угол коленка! Но тише, тише, тише... а то папа услышит, папа придёт... и до "покушать" уже не дойдёт.

Ну вот уже и не болит... почти...

А вот и кухня.

Выключателем - щёлк...

- ...ИИИИИИИ-И-И-И-И-И-И-И-И-И-И!!

 

- Первая подгруппа - разведка!..

Дюжина стремительно разбежалась по местности - исследуя, изучая, составляя экспресс-карту территории. Сложный, изломанный ландшафт не был помехой, не замедляя движений разведчиков ни на секунду.

- Вторая подгруппа - Груз!

Оставшиеся облепили цель своего визита, замелькали руки, ноги, инструменты... Медленно, неохотно Груз распадался, расслаивался, исчезал в транспортных контейнерах.

Внезапная вспышка Малого Солнца на миг парализовала десантников. Повелитель Малого Солнца и хозяин Груза был уже здесь, рядом - а они ещё не закончили налёт! Старший абордажной группы на мгновение задумался: чем они могли себя выдать? Неужто эти Повелители следят за своим Грузом?.. да ну, чушь, никогда такого не бывало... Впрочем, неважно.

- Пять-двадцать один, в атаку!

И Арстх-521-й, занявший удобную позицию на высоком отвесном склоне, расправил жёсткие крылья и спланировал на врага.

 

Отец краем уха слушал, как дочь несётся на камбуз, снося всё на своём пути. Шлёп-шлёп, хлоп, шурх, громых, грямс... вот стул с одеждой, грудой сваленной на его спинку, вот полотенце, сохнущее на дверях душевой, вот кошачий лоток... Вот она впилилась в переборку - знатно впилилась, аж гул по кораблю пошёл - но молчит, терпит, молодец, пацанская девчонка...

Пискнул интерком:

- МГК "Крошка Сью", бортовой 17-22 АСХД, выходите в семнадцатый эшелон. Ваша зона посадки Д-41, окно 6:53 - 6:59.

- "Крошка Сью", 17-22 АСХД, понял, вас понял!

Ну наконец! Мгновенно забыв о голодной и ушибленной дочери, он принялся вводить инструкции в автопилот. Малый межпланетный грузовик "Крошка Сью" с грузом натуральных продуктов для марсианской колонии выходил на низкую орбиту, готовясь к посадке.

В этот самый момент, едва приглушённый расстоянием, с камбуза донёсся длинный пронзительный визг.

 

- База, мы обнаружены! Враг вызывает подкрепление.

- Груз, - кратко, безжалостно спросил координатор. Жизнь десантников не имела значения.

- Груз... - старший абордажной группы оглянулся, проверяя. - ...захвачен, разведка местности произведена, даль-метки расставлены.

- Эвакуация.

Для эвакуации снова требовалась Сила. Старший не колебался ни секунды:

- Семьдесят восьмой, Сорок-пятнадцатый, приказываю...

Далеко-далеко, у пустого базальтового алтаря заклинатели Инородного вновь затянули Песнь...

 

Отец молнией ворвался в камбуз через другую дверь, одним тренированным взглядом опытного пилота охватывая сразу всё: пляшущую, пританцовывающую дочь, отчаянно вытряхивающую что-то из своих волос; пол, стены, потолок кухни; забытый на сушке для посуды, очерствевший бутерброд с колбасой; и... и...

- Ох-х т-ты ж..!!

Только присутствие дочери с трудом удержало его от крепких выражений. Сорвав тапок, он со всего маху врезал им - по стене! по стене! по полу!!

На серебристом пластике остались две огромные, отвратительные бурые кляксы. Орава тараканов, разбежавшихся по всей кухне, суматошно заметалась, ныряя за трубы, под плинтуса, в щели меж мебелью и оборудованием, и в единый миг...

 

Мощные всплески энергии, один и сразу другой, вновь вздули плащи дальнодеев, струящимися змеями оплели усы эмиттеров. Тихий хлопок, слабый порыв ветра - и абордажная группа опять стояла на стартовой площадке. Но уже - с добычей.

 

...исчезла, словно и не было.

- У-у-у-у-у-у-у-у-у..! Этого не может, просто не может быть! Ну ведь проверял же я корабль перед вылетом, проверял, ПРОВЕРЯЛ! Откуда они взялись на нашу голову... - Старый космический волк и вольный торговец, неумело рыдая, рвал на себе волосы и долболобился в переборку. Теперь корабль подлежал строгой санитарной проверке и принудительному инсектициду; немаленький штраф за антисанитарию пробивал в бюджете крохотной торговой фирмочки внушительную брешь - а ведь ещё очистные процедуры, непременно влетящие в копеечку, визит санинспекторов, оплата которого также возлагается на нарушителей...

В этом году засилье тараканов на транспортных линиях Земля-Марс приняло характер настоящего нашествия. Никто не знал, откуда они берутся, как попадают на борт; капитаны впадали в паранойю, стерилизуя корабли и грузы, закупали тонны химикатов и самые навороченные ловушки, таможни и санитарные службы вводили строгие правила с огромными штрафами и устраивали драконовские проверки. Не помогало ничего.

Вот и ещё один маленький частный бизнес оказался пущен этими разбойниками ко дну...

 

Маленькая Сьюзи, не зная, как утешить, растерянно стояла возле плачущего отца.

Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

Для публикации сообщений создайте учётную запись или авторизуйтесь

Вы должны быть пользователем, чтобы оставить комментарий

Создать учетную запись

Зарегистрируйте новую учётную запись в нашем сообществе. Это очень просто!

Регистрация нового пользователя

Войти

Уже есть аккаунт? Войти в систему.

Войти
  • Последние посетители   0 пользователей онлайн

    • Ни одного зарегистрированного пользователя не просматривает данную страницу
×
×
  • Создать...