Перейти к содержанию

Рекомендуемые сообщения

Ловушка на охотника

 

 

Господин комиссар закурил. Тлеющий огонёк сигареты скрылся в ослепительном свете настольной лампы, направленной на задержанного. Задержанный морщился, корчился, не желая портить глаза.

 

— Эй, а можно выключить эту штуковину? И заодно… прикурить бы уж дали.

 

— Не положено. Не положено, — флегматично ответил комиссар, постукивая пальцами по тоненькой папочке, лежащей перед ним. Выдохнул клуб дыма.

 

— Ну-с, рассказывайте, уважаемый, как докатились до жизни такой…

 

Задержанный прикрыл лицо руками и тут же получил по шее от полицейского, стоящего у него за спиной. Жалобно скривился, потирая ушибленное место, тяжко вздохнул:

 

— А что тут говорить? Понял я, что Бога нет. Понял, и всё тут.

 

— Подробнее, пожалуйста, — комиссар затянулся. — Нам спешить некуда, вот и поболтаем. Вы же не против?

 

Задержанный оглянулся на здоровяка сзади, криво ухмыльнулся и ничего не ответил. Затем зашевелился, видимо, побаиваясь тычков, и начал рассказ:

 

— Дело было так. Расстилался вечер…

 

…Расстилался вечер, и призрачная ещё тьма вставала на место запоздавшего солнца, которое зачем-то висело самым краешком на горизонте. Багровое полуокружие чертило на небосводе отчётливые полоски. Лёгкий ветер подгонял сероватые тучи, как пастух, поторапливающий овец. Тучи противились и плакали разреженным мелким дождём, моросью постукивавшим по плоским крышам домов, чернеющим венам улиц и головам редких прохожих, клянущих себя за то, что не прихватили с собой зонтики. Золотистые мантии деревьев слабо колыхались, пока густые и праздничные; им предстояло познать первое дыхание серебристых холодов и касания прилипчивого инея, радость краткого полёта и смирение медленного увядания на земле. А после придёт заспанный дворник и парой взмахов метлы разрушит мимолётное очарование последнего свидетельства лета — и останется коричневая нагая земля, страждущая беспокойства и пульса жизни. Но и ей суждено затихнуть под мертвенным саваном снега до следующей весны — особы ветреной и непостоянной, с лёгкостью разбрасывающейся зеркалами луж и ручейками-однодневками. Время грязи явной и скрытой: копящееся весь прошлый год выплывает на поверхность, чтобы слиться с текучей слякотью нового. То ли дело осень — благородная дама, занимающая пост лета и бережно хранящая его частичку в себе: смех и слёзы, щебет птиц и тепло погожих деньков, тот особый аромат листьев, тронутых уже рыжиной, но всё-таки крепко держащихся на ветвях…

 

— Ближе к делу, пожалуйста, — сказал комиссар, стряхивая пепел в простенькую стальную пепельницу.

 

— Ох, всё вам ближе. А это — детали! Без деталей в наше время никуда… нет, не надо! Всё скажу, всё. Но без описаний не обойтись. Куда же, в самом деле, без описаний? Без них ничего непонятно будет, — задержанный опасливо косился в сторону полицейского.

 

— Вы продолжайте, продолжайте. А там и разберёмся, — комиссар затушил одну и тут же зажёг вторую сигарету. В голове появился сладковатый дымок, предваряющий головокружение.

 

… Человек стоял под бетонным козырьком своей парадной и курил. Капли дождя бились об асфальт, дробились со слабым всплеском. В горле и лёгких царил колкий дым, а в ногах — приятная слабость. Ладонь, держащая сигарету, совершенно отмёрзла и воспринималась как чужая, и её цепкости хватало лишь на то, чтобы ухватить покрепче фильтр и не отпускать его. Человек курил и смотрел на людей, идущих по своим делам: спешащую молодёжь и степенных пенсионеров, переваливавшихся с боку на боку и оттого выглядевших несколько смешно. Люди были невнимательные, люди были безразличные и люди были скучные — в общем и целом, абсолютно нормальные люди, боящиеся прощальных объятий осени и потому покрепче кутавшиеся в пальто и шубы. В отличие от них, человек совершенно не пугался возможной простуды и был одет не по сезону: лёгкий свитер и тонкие брюки. Его свободные волосы взъерошил ветер, а кожа на лице покраснела от холода. Человек вышел из-под козырька, подставившись под дождь, выкинул в урну окурок и посмотрел наверх — туда, где между просветами туч должны были сверкать точки звёзд. Ничего, лишь насыщенная свинцом и сиренью мгла открылась его взору. Человек поискал луну, но даже она спряталась в тот вечер, то ли не желая показываться взглядам, то ли странствуя где-то в набитом звёздным пухом вакууме.

Человек огляделся, но никто больше не смотрел на небо: луне нечего было стесняться. Иногда поглядывали на него самого, но так, с недоверчивым изумлением и затаённым смешком — какой дурак в разгар осени выйдет на улицу в таком виде? Да ещё этот мерзкий дождь…

Человек обернулся к дому, где он жил: зелёному чудовищу из бетона и металлических костей. Дом торчал, как памятник достижениям человечества, как тело давно умершего гиганта, который так и не принялся гнить, а вместо того окаменел и умылся светом электрических фонарей.

И что-то было в этой картине: тусклое, неестественное сияние, здание-уродец и ходящие неизвестно куда и неизвестно зачем люди в обрамлении сосущей дыры стыдливо исчезнувшей луны и наполненного секретами космоса, до которого никому не было дела, равно как и до туманного диска неба. Человек поднял руки вверх, подпрыгнул, будто пытаясь поймать что-то в воздухе, какую-то незначительную деталь, которая вернула бы всё на свои места… испарившееся лето, дрожащую под грядущими ударами зимы осень…

На него уже открыто косились, перешептывались. Человек замер, прислушался к себе и вздрогнул, впервые ощутив на себе яростную стихию заморозков.

 

— Хм, а Бога-то и нет… — прошептал он себе под нос и, прощальным взглядом обведя мир, где хотел найти то самое нечто, пошёл в свою квартиру.

 

… Комиссар едва не поперхнулся.

 

— И это всё, голубчик? — он посмотрел в глаза задержанному. Задержанный взгляда не отвёл.

 

— Ага, — с затаённым весельем ответил тот.

 

— И что, даже не будете сваливать всё на происки Запада, смутившего вас пропагандой… иностранных агентов…

 

— Виноват, не каюсь, — улыбнулся человечек напротив комиссара и даже как-то весь раздался в плечах.

 

— Мда-а-а… А к чему вы мне эту побасенку затравили, не скажете?

 

— Эх, это ощутить надо. Если в ваших терминах, божественное откровение снизошло, атмосфера особая появилась. Но увы, в это и сам не поверю.

«В ваших терминах». Комиссар поморщился, открыл папочку, состоявшую наполовину из доносов, и принялся её изучать. От этого занятия его вскорости отвлекли:

 

— Так что со мной будет? На реморализацию в религиозный лагерь отправите? — живо поинтересовался задержанный.

 

Комиссар хмыкнул и вернулся к чтению.

 

— Если бы, если бы… знали бы вы, впрочем, какие скоты у вас соседи! Уж как строчат, да всё в таких фразочках… «принимался не раз убеждать в отсутствии смысла в деяниях Господа нашего на земле и на небесях»… «Раб Божий и преданный гражданин Республики»…

Комиссар хотел выругаться, но вспомнил про полицейского и смолчал. Зато нахмурился задержанный.

 

— Так разве не этого добивались? Чтобы прям и раб, и гражданин. Гражданин Республики и раб…

Комиссар кинул предупреждающий взгляд побледневшему внезапно человеку перед ним и перевернул страницу.

 

— О как! — воскликнул он, вчитавшись. — Нет, не светят вам лагеря, уважаемый.

И уже тише.

— Не светят, не светят…

И снова громко:

— Преступление против религии и веры — это, конечно, плохо... — комиссар прервался, осеняя себя божьим знаменем, и увидел, как полицейский сделал то же самое, — но вот прямые угрозы власти Республики и великому президенту, да хранит его Бог, да умножится его мудрость и пребудет с ним долголетие… Плохо, скажу я вам, отвратительно.

 

Задержанный побелел, затрясся.

 

— Как — угрозы? — пробормотал он. — Не было никаких угроз. Не угрожал я, не было такого.

 

— Как это не было? Вот тут чёрным по белому: вышёл на площадь, принялся мутить граждан, проповедовать им… ага… отсутствие Бога и существование на свете

иной милости, кроме Божьей и президентской… гуманистические ценности проповедовал, совращал народ. Говорил, что президента нужно выбирать, а нынешний режим тоталитарен… тьфу, и откуда только слов понабрался… Было такое?

 

На задержанного страшно было посмотреть.

 

— Я ведь… ни слова о власти… как так… люди же разумны! Разумные люди, и такое…

 

Комиссар с сожалением вздохнул и отложил папочку.

 

— А ведь пытались сначала с ближнего окружения начинать. Соседи, родственники… чуть их не подставили. И то, говорят, какие-то последователи у вас появились. Чуть ли не ученики. — он с горечью взглянул на задержанного. — С вами местные власти пытались по-хорошему. Предупреждали. Нам не докладывали. Так что никаких лагерей.

 

Задержанный слезящимися глазами уставился на фигуру комиссара, скрытую светом лампы.

— А что тогда?

— Известно что. Завтра праздник, вознесение Бога. И вас…

— Расстреляют? — выдавил уже приговорённый, явно не веря в свои слова.

— Сожгут, уважаемый. Мы не дикари, чтобы стрелять мирных граждан. Не ваша вина, что в вашей душе свила гнездо ересь. Вы очиститесь от неё через огонь и взойдёте к престолу Господа невинный, словно дитя.

— Мы же… разумные люди… почему же так…

— Разумные, — подтвердил комиссар и потёр виски. Голова после второй сигареты всё не унималась. — Но и не Запад, чтобы прощать оскорбления президенту, да хранит его Бог. У нас свой путь, особый. Мы граждане Республики, и мы разумные люди. Но кое-что попросту не в наших силах, а находится в руках тех, кто выше нас.

 

— Увести заключённого, — сказал он полицейскому, и тот рывком поднял потрясённого, парализованного вестью о своей скорой кончине человека. Вывел его из допросной.

 

Оставшись один, комиссар хотел выругаться, но вспомнил, что в комнате висят жучки. Он выключил лампу и вышёл в обшарпанный коридор, пол которого бугрился отбитой плиткой, а стены белели небрежными пятнами закрашенных чешуек серого.

 

— Тьфу, как нелепо! — комиссар сплюнул на пол. Какой дурак, ну какой же дурак. Но умный. Не от мира сего, но умный. Трудно в нынешние времена найти такого, чтобы сам додумался до того, что Бога нет. Вот только умишка не хватило, чтобы остановиться на этом. Даже не так — не хватило, чтобы промолчать. А там, глядишь, нашли бы парня, но уже не как смутьяна и безбожца, а как хитрого и смышленого малого. С этим в Республике туго. Пошёл бы в полицейские или тайную службу, а то и прямиком в секретари к какому-нибудь депутату.

 

Комиссар вспомнил глаза своей жены, прохожих, большинства сослуживцев — пустые, рыбьи глаза, в которых не было ни единой мысли. Не люди, а роботы, запрограммированные на восхваление Республики и Господа. Комиссар скривился, словно к носу поднесли нашатырный спирт. В голове стрельнул лучик боли.

«Так разве не этого добивались? Чтобы прям и раб, и гражданин», вспомнил он. Этого, дорогой, этого. И пока неплохо удаётся. Жаль только, что с каждым годом всё редеют разумные люди в правительстве и высшие посты занимают личности с рыбьими глазами. Рыбьи глаза, склизкие мысли… Тошнотворно. Но мы сами приняли правила игры. А иначе и нельзя было. Но какова цена? А цена, господа хорошие, известна — власть. Добрая цена, без обмана. Но такая дрянная, если прикинуть. Прикидывать не хотелось.

 

— Какой же ты всё-таки дурень, хоть и умный. — выругался комиссар, и непонятно было, к заключенному он обращается или к себе.

 

— Господин комиссар, это вы наплевали? — раздался строгий голос, и комиссар очнулся от своих дум. Рядом с ним стоял вёрткий рядовой с тупым выражением лица.

 

— Вы разве не знаете, что так вы портите общественную собственность и добавляете работы братьям в Господе? А, как сказано в Святой Книге от великомученика Луки, страница шестьдесят первая, строфа третья: «И да возлюби коллектив как самого себя, и да не препятствуй выполнению прямых обязанностей всякого раба, и да не умножь ему работу, буде такового не требуется…»

Рядовой всё бормотал, а комиссар пропускал мимо себя чушь, которую когда-то сочиняли в том, ещё первом правительстве Республики. Он тоскливо думал, как тошнотворны люди с рыбьими глазами и цитатами из книжонок вместо разума. И в очередной раз комиссар укрепился во мнении, которое когда-то разделяли все высокопоставленные чиновники, ныне ушедшие в отставку или съеденные едкой машиной системы: Бога нет. Его с успехом заменяют вера и глупость.

 

Изменено пользователем Foxundor
Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

  • 1 месяц спустя...
  • Ответов 109
  • Создана
  • Последний ответ

Топ авторов темы

Топ авторов темы

Синдром.

Предупреждения: обсценная лексика, тренировка в диалогах.

 

 

Был вечер. Я сидел на своём диване и смотрел мнемовизор, отдыхая после трудного заказа. Налаживание стабильных поставок в раздираемую конфликтами Африку — утомительное занятие. Сколько себя помню, тамошние дикари постоянно воевали между собой — за землю, за воду, просто так. Я не озадачивался их проблемами настолько, чтобы знать, по какой причине очередной синдикат устраивает очередной передел влияния, кидая в топку городских боёв очередных выходцев из гетто. Мне хватало заказов, и это было главное.

 

Диван, на котором я развалился, был старый и неудобный, без новомодных усовершенствований типа подстраивания под тело владельца или прямого доступа в Сеть, но я предпочитал тратить деньги, когда они появлялись, на более нужные вещи. Иногда, впрочем, я задумывался о приобретении нового дивана, но всякий раз откладывал эту мысль на потом.

 

По мнемовизору показывали нечто невнятное: наполовину фильм, наполовину рекламу. Зрелище постоянно улыбавшихся на камеру главных героев, в руках которых иногда появлялись совсем уж нелепые вещи, утомляло чуть ли не больше, чем жесткая спинка дивана. Однако сейчас альтернатив не имелось — вернее, я не склонен был их искать, — и приходилось внимать диалогу сыщика и гениального финансового мошенника. Мошенник ненавязчиво вертел в руках стереоброшюрку, демонстрирующую все выгоды отдыха на лунной базе «Неземное счастье».

 

Внезапно изображение застыло: экран затемнился, на нём высветился текст:

1) Позволить д-ру Мориарти скрыться.

2) Позволить Ш. Холмсу поймать преступника.

3) Позволить Ш. Холмсу застрелить заклятого врага.

 

Я поднял брови: интерактивная концовка, кто бы знал. Я выбрал на пульте кнопку с цифрой «3». Меня раздражал педиковатый облик злодея, хотя сыщик был не лучше. Парни с мнемоканалов никогда не умели по-настоящему заинтересовывать людей, мнемовизор смотрели от безысходности. Да и имена героев мне что-то смутно напоминали… Не удивлюсь, если они откопали старую книжонку, по которой и создали свою бездарную поделку. У мнемовизионщиков полностью отсутствовала фантазия, если дело не касалось способов всучить какой-нибудь хлам или переспать с глупенькой девчонкой, вчера закончившей школу и грезящей об актёрских лаврах. Тем не менее, у Мориарти было больше рекламы, и этим он уже заслужил свою преждевременную кончину. Я проголосовал, но пока ничего не изменилось — вёлся подсчёт голосов. По краям мнемовизора поползли яркие точки, обещавшие развернуться в красочные объявления.

 

Домашний компьютер вывел на дисплей мнемовизора оповещение о том, что около моей двери находятся люди. Я никого не ждал и потому, с трудом поднявшись с жёсткого дивана, отправился проверить, кто решил нагрянуть ко мне на ночь глядя. Взглянув на показания камеры, выводившей изображение коридора, я открыл дверь. На пороге стоял мой друг. Вид у него был не очень: взъерошенный и как будто промокший, он постоянной вертел головой по сторонам, словно опасаясь, что на него вот-вот нападут. На нём не было куртки, были лишь рубашка да мятые джинсы. Обуви у него тоже не имелось. Я спросил:

— Что с тобой, Дик? Ты выглядишь ужасно!

— Ох, Тодд, не здесь, прошу тебя. Дай мне пройти, что ты встал как истукан, ну же!

Я посторонился, впуская его. Он буквально вбежал внутрь, захлопнул за собой жалобно лязгнувшую дверь и опёрся о неё. Выглядел он так, словно в любой миг мог сползти по ней на пол.

— Что с тобой? — спросил я снова. Только сейчас я заметил, как тяжело он дышал, почти задыхаясь.

После пары прерывистых вдохов он произнёс:

— Полная задница, Тодд. Я в полной, в кромешной заднице.

— Интересно, — отозвался я. — Называть мою прихожую задницей может далеко не каждый. Не хочешь пройти?

— Пошёл ты! — он засмеялся и сразу же закашлялся.

— С удовольствием, но я уже дома. В отличие от тебя.

— Ох… не будь таким въедивым.

— Хорошо, — сказал я и отправился в свою комнату.

Дик последовал за мной; заметив включенный мнемовизор, он скривился:

— Как ты смотришь эту дрянь?

— Очень просто, — ответил я. — Я сажусь и после работы включаю эту дрянь, как ты выразился. И ни разу я не вламывался к другим без ботинок.

Дик поморщился. Его лицо, освещённое искусственным светом ламп, блестело от пота и потёков грязи.

— Если бы всё было в ботинках! Если бы всё дело было в сраных ботинках! Но моё любопытство и талант искать приключения себе на…

— Вот что, — перебил я его. — Умойся.

— Что? — уставился он на меня.

— Не люблю, когда ко мне вламываются без ботинок и в таком виде, словно развели на перепихон мусорный бачок.

Дик открыл рот, издал квакающий звук и закрыл его. Найдя в себе силы продолжить, он сказал:

— Но это очень важно!

— Потерпит. Важные дела всегда терпят, если кому-то надо срочно умыться.

— Хрен с тобой, — сдался Дик и, уходя в направлении ванной, добавил:

— Я пришёл к тебе, потому что ты поддержишь меня в любой ситуации, а ещё ты рассудительный. Но я всегда забывал, какой ты засранец.

Я уселся на диван и пожал плечами. Без разницы. Мнемовизор ожил; фигуры Холмса и Мориарти задвигались.

— И что ты будешь делать теперь? — донесся до меня холодный голос мошенника.

— Скажу «прощай», мой заклятый враг. Пожалуй, в последний раз.

Раздался выстрел, и тело в костюме осело на пол. Подошедший к нему сыщик в пальто выдержал драматическую паузу и выдохнул:

— А ведь всё могло бы быть по-другому. Я до последнего надеялся, что на нём надето новейшее изобретение компании «Армор & Ган», талисман «Вторая кожа», генерирующий защитное поле, выдерживающее попадание очереди из лучевой винтовки.

 

Я покачал головой и прокомментировал:

 

— До чего дерьмовая концовка. Я рассчитывал, что они не станут пихать рекламу хотя бы в неё.

 

Пожалуй, стоило бы задуматься над тем, как я провожу свой досуг. Взволнованный возглас из кухни взбудоражил меня вопросом:

 

— Где стреляли?

 

— В мнемовизоре. — я нажал на кнопку выключения и встал. Появившийся в проёме Дик смотрелся уже не так жалко, как какие-то пять минут назад: он умылся и пригладил волосы, походя теперь на просто не выспавшегося человека.

 

— Итак? — спросил я. Дик облизнул губы и выдал:

 

— За мной гонится полиция.

 

— Оу, — сказал я.

 

— Нет-нет, всё не так, как ты думаешь! — мой друг сцепил ладони в замок и теперь размахивал ими. Он вёл себя на редкость дёргано. — Понимаешь, я работаю в компании, ну, ты знаешь, которая занимается поставками чипов для контроля андроидов. Ох, да неважно! Ты всё это знаешь! И я оказался замешан в одну неприятную историю. В общем, мой начальник отдела, который большая шишка и сынок генерального нашего, он стал вести себя очень странно. Так таинственно, исчезал куда-то, потом приходил, а как-то вызвал меня к себе и попросил… настойчиво попросил его прикрыть, будто бы я с ним разрабатывал план грядущих переговоров с… да какого чёрта! Он исчез, а я заглянул в его кабинет, не знаю зачем, просто так. Вот, и я нашёл у него прямо на столе лучевой пистолет! Я без понятия был, для чего он ему понадобился, но у нас нельзя же иметь личное оружие гражданам, и я решил последить за ним. Мало ли он что затеет.

 

Отличный парень всё же Дик. Но его вечное желание докопаться до правды вкупе с длиннющим шилом в жопе вечно создавали ему проблемы.

Меж тем он продолжал:

 

— И оказалось, что он типа маньяка! Говорю тебе, брал каких-то девиц, ездил с ними в загородные дома, а возвращался один. Ну, меня он не заметил, но я же не умею хранить секреты, он как-то и догадался, что я всё знаю. И однажды я получаю себе наряд полиции на дом; копы заявили, что я серийный убийца или как-то так! Но я-то не убийца, он убийца!

 

Я спросил:

 

— Тогда почему они пристали к тебе, а не к нему?

 

Дик посмотрел на меня так, будто увидел призрака.

 

— Начальник моего отдела — сын генерального директора фирмы по производству андроидов, — проговорил он. — Как ты думаешь, они мне поверят или ему? Да нахрен эти размышления, ему, конечно! Да даже если не верят, начальник полиции — друг гена! Они же там все жадные до развлечений ублюдки, которые прикрывают один другого!

 

Я почесал нос и вздохнул:

 

— Понимаю. А почему такой видок?

 

— Я же сумел вырваться от копов, — надулся от гордости Дик, но тут же осёкся: — Правда, не без помощи, и потом пришлось полазить по всяким местечкам, о которых чистоплюям вроде тебя лучше не говорить.

 

— Ясно, — сказал я. — И ты пошёл ко мне, зная, что они проверят в первую очередь всех твоих знакомых? Зная, что они проверят в первую очередь друзей и родных?

 

Дик остекленевшим взглядом блуждал по комнате. Он сморщился, но внезапно широко улыбнулся:

 

— Вот поэтому я и пришёл к тебе! Соображалка будь здоров! — он обеспокоенно заозирался, в любую секунду ожидая бравых ребят с дубинками, выпрыгивающих из моего мнемовизора. Я потёр лицо руками, надавил на веки и пробурчал:

— Хрен с тобой, спрячу тебя у знакомой на первое время.

— Куда двигаться? — оживился Дик.

— Притормози, не думаешь ли ты, что я буду звонить отсюда? Посиди пока, а я доберусь до общественных голофонов и оттуда позвоню. Лады?

— Лады.

— Посмотри пока мнемовизор. И не кривись так, я тебя не уксусом пою!

Я оделся потеплее, посмотрел на показания датчиков и взял с собой шарф. На улице гуляла промозглая темнота и бесновался сильный ветер. Прохожие защищались от него воротниками пальто или курток, а я просто повязал шарф. Проезжавшие мимо по дороге гравимашины едва слышно гудели, когда в их магнитные подушки попадали пылинки. Учитывая же общее состояние города, гудели они постоянно. Я остановился, вспоминая, где находится общественный голофон. Их почти не осталось: исчезли за ненадобностью, когда персональные установили в каждом доме, а веселившаяся молодёжь частенько громила ещё сохранившиеся будки.

 

Общественный голофон находился в переулке через два дома от моего. Я зашёл в кабинку, набрал знакомый каждому гражданину номер и принялся ждать. Через две минуты мне ответили:

 

— Дежурный сержант Зелёного сектора полиции города Нью-Вестмол слушает.

 

— Добрый вечер, сержант, — поздоровался я. — На данный момент у меня в квартире находится опасный преступник, некий Дик Уолтер, тридцати четырёх лет отроду.

Насколько мне известно, он обвиняется в многочисленных… похищениях, изнасилованиях и убийствах. Так?

 

На другом конце связи молчали. Затем последовал запрос на установление визуальной связи. Я подтвердил его, и на экране передо мной высветился полный мужчина в синей форме. Его жидкие усики смешно шевелились, когда он говорил:

 

— Что он у вас делает?

— Пришёл за помощью. Видите ли, я был его другом.

Мужчина пошевелил усами.

 

— Координаты, пожалуйста.

 

Я назвал ему номер дома и ячейки, где жил.

 

— Благодарим за помощь, гражданин… э-э-э…

— Тодд Колин.

— Благодарим за помощь, гражданин Колин. Вы оказали неоценимую услугу следствию. Вы знаете, что за помощь следствию касательно этого вопроса назначена награда?

— Нет, — сказал я. Мужчина казался удивлённым.

— Тогда ваша сознательность ещё выше, чем я думал. Поговорите о вознаграждении с руководителем группы захвата. Надеюсь, вы сумеете удержать преступника у себя ещё пятнадцать минут?

— Да, — ответил я и завершил связь.

Когда я вернулся домой, Дик встретил меня в прихожей. Его ладони дрожали, и сам он выглядел очень испуганным.

— Ну как всё прошло? Всё в порядке? Твоя знакомая придёт?

— Конечно, — произнёс я, раздеваясь. — Она немного поартачилась, на ради нашей дружбы согласилась приютить тебя на пару дней. За это время можно всё обмозговать.

Дик заулыбался так, будто выиграл джек-пот в лотерее.

— Прекрасно! — он заговорщицки подмигнул. — Слушай, а она того… симпатичная?

 

Я вспомнил редкие усы мужчины.

 

— Не очень. На любителя, я бы сказал.

 

— Да какая разница! Будто бы мне выбирать приходится. Хотя жаль, жаль… — он переменил тему разговора. — Пока тебя не было, я будто на иголках сидел. Твой диван всё такой же жесткий, как с нашей последней встречи.

Я вспомнил про вознаграждение.

— Может быть, скоро это изменится.

— Купишь новый? Давно пора, дружище! — нервно заметил Дик.

Я пошёл на кухню сделать чашку чая. Когда вскипал в чайник, раздалось оповещение домашнего компьютера: в дверь опять стучались.

— Я открою, — сказал я; впрочем, едва ли у Дика было желание сейчас светиться где-нибудь. Он целиком ушёл в себя.

Я посмотрел на монитор, увидел группу полицейских в силовой броне. Я открыл дверь и отошёл в сторону.

— Прямо и направо.

Командир в прозрачном шлеме коротко мне кивнул, махнул рукой, и вся эта орава практически беззвучно помчалась в указанном направлении. Из комнаты, где сидел Дик, раздался изумлённый возглас, вскрик боли. И больше ничего. Всё было кончено.

Полицейские выносили тело, а командир остановился перекинуться со мной парой слов.

— Простите за такое игнорирование вначале, — извинился он. — Работа, сами понимаете. А ещё этот гад как следует приложил коллег из Жёлтого Сектора. Но мы отомстили за них… и утёрли им нос, — добавил он тоном ниже. Я кивнул головой, поддерживая беседу.

— Мне рассказали, что к вам нужно обратиться по поводу награды.

— О, это… Верно. Само собой, у меня её нет.

— Очень жаль, — заметил я.

— Приходите завтра в отдел полиции Зелёного Сектора. Там спросите Баррела Ричсона. Он доверенное лицо компании, где работал преступник. Такой позор для них, разумеется, они никак не могли остаться в стороне…

— Понимаю, — сказал я. — А что будет с Диком?

— С кем? А, с преступником… Скорее всего, пожизненное или даже казнь, — почему-то шёпотом поведал мне командир, оказавшийся капитаном. — Его вина чересчур велика, чтобы суд её игнорировал, дав ему меньший срок.

— Понимаю, — повторил я и, пожав на прощание руку капитану, остался один в квартире. Краткий осмотр вещей показал, что всё осталось на месте. Поразительно чистый захват, даже вещей не свернули. Я приблизился к комоду и достал папочку с стереографиями. Нашёл там связку тех, что были сделаны совместно с Диком, и просмотрел их. Запечатлённые там, мы весело махали руками мне реальному и даже беззвучно что-то говорили. Тогда у меня не было денег на стереограф со звуком. Я прикрыл глаза, думая, во сколько встанет удалить со стереографий изображения Дика. Я мог бы попытаться сам, но тогда бы они оказались безнадёжно испорчены — я реально оценивал свои силы. Терять воспоминания о прошлом не хотелось. Дик улыбался фирменной широкой ухмылочкой, даже показал язык один раз. Увы, но иметь нечто общее с преступниками мне было не с руки.

На следующий день я отправился в отделение. Там, среди просторных коридоров и мельтешащих людей в форме, я отыскал справочную, где мне сказали, что Баррел Ричсон находится сейчас, скорее всего, в кабинете начальника отдела. Я поблагодарил дородную женщину, которая помогла мне, и пошёл в указанном направлении. Синтетический ковёр на полу приглушал шаги.

Уже держась за ручку двери, ведущей в кабинет, я буквально наткнулся на выходящего оттуда человека. Он был высокий и худой, такой худой, что походил на мумию. Как и у мумии, у него были пергаментно жёлтая кожа и ввалившиеся глаза — проблемы с печенью, предположил я.

 

— Вы Баррел Ричсон? — спросил я. Человек замешкался, потом резко кивнул:

 

— Я. Что-то нужно?

 

— Я Тодд Колин. Помогал поймать Дика Уолтера. Мне сказали, за него назначена награда.

 

Мумия широко распахнула глаза и внезапно заулыбалась:

 

— А, мистер Колин! Я рад, как и моя компания, конечно, что на свете остались сознательные граждане! — человек вздохнул. — И нам неловко, что в стройные ряды нашей компании закралась белая ворона, порочащая честь нашего уважаемого во многих кругах концерна.

 

— Несомненно, — сказал я.

 

— Если честно, я до сих пор не понимаю, что заставило его пойти на такое. Абсолютно ужасно! Я лично считаю, что такие поступки бесчеловечны, и закон по этому вопросу со мной совершенно согласен. Подумайте ли, может ли быть преступление омерзительнее, грязнее, страшнее, когда гражданин, казалось бы, довольный жизнью, вступает вдруг на мёртвую почву ненависти к обществу!

 

— Нет, не может, — сказал я.

 

— Я лично называю подобные явления синдромом «ангела с грязным лицом». Вы знаете, кто такие ангелы?

 

— Да, — сказал я. Баррел меня проигнорировал.

 

— Это такие существа, в которых раньше верили. Ну, Библия, Господь Бог и далее по списку. Так вот, ангелы являли собой средоточия невинности, чистоты и света. Так и граждане нашего государства являют собой сосредоточия законопослушности, порядка и высокой нравственности. Что я говорю, вы сами такой!

 

— Спасибо, — сказал я.

 

— Но иногда появляются недовольные. Они как бы отказываются от прав, предоставляемых им обществом, как некоторые ангелы отворачивались от Бога. Они становились полнейшей противоположностью нормальным ангелам, и при этом они некоторое время ещё притворялись безвинными! Эти отщепенцы наслаждались своим пороком, упивались злом, которое сами и создавали. Они могли пойти на что угодно, на любую подлость, лишь бы она приносила им удовлетворение и выгоду, — мистер Ричсон воздел указательный палец вверх. — Страшнее этого быть не может! Самое ужасающее, что только возможно! Запятнать лицо грязью, выйти из рядов праведных и низвергнуться в пропасть. Они предают моральные устои, такие как любовь, ценность человеческой жизни, дружбу… — он натолкнулся на мой взгляд и поперхнулся.

 

— Как хорошо, что очередной ангел с грязным лицом оказался там, где ему самое место. В тюрьме, — сказал я. — А сейчас поговорим о награде. Какова она?

 

Мумия хохотнула; будто горох пересыпался в пустой банке.

 

— Определённой награды нет. Просите, и мы окажем вам любезность!

 

Я задумался.

 

— Раз так, — произнёс я наконец. — Я хочу разрешение на «нектар» и три его упаковки впридачу.

 

Мистер Ричсон закусил губу. Его лицо напряглось:

 

— Это… интересное желание. И очень дорогое. Право на употребление веществ такого класса… и цена за каждую капсулу…

 

— И всё же это то, чего я хочу. — настаивал я.

 

— Зачем вам? — спросил он. — Вы не производите впечатления человека, которому нужно… такое.

 

— Мой друг оказался преступником. Мне надо свыкнуться с этой мыслью. «Нектар» поможет, — заявил я. В принципе, можно его продать. Ну, и попробовать стоит, раз уж производители заявляют, что самый качественный легализованный наркотик не вызывает привыкания.

 

Мой собеседник поднял руку, словно собираясь провести ею по волосам, но тут же опомнился и остановил движение.

 

— Скажите, — вкрадчиво начал он. — А ваш бывший друг не говорил ничего о том, что он невиновен… или обвинял кого-нибудь иного в своих преступлениях?

 

Я смотрел на него до тех пор, пока он не отвёл взор.

 

— Я не прислушивался, — сказал я. — Они все болтают о том, что они невиновны. Лгут, обманывают, возможно, предают и убивают, живут за счёт других, как вампиры, паразиты на теле общества. Ангелы с грязными лицами, помните свои слова? Не помню, о чём он там болтал.

 

Мумия ощутимо расслабилась.

 

— Прекрасно. — произнёс Баррел. — Приятно иметь дело с таким удивительно честным человеком. Да, думаю, мы можем позволить себе выполнить ваше желание. Вам пришлют документ и «нектар» на дом.

 

Видимо, адрес они узнают у полиции.

 

— Ещё одно, — добавил я. — Мне нужен новый диван. Самый лучший из тех, что поступили в продажу.

 

Ричсон уже не обращал на меня внимания. Его влекли другие заботы.

 

— Да-да, — отозвался он. — Какой фирмы вам нужен диван?

 

— На ваше усмотрение, — произнёс я и протянул ему руку. Мужчина пожал её.

 

— До свидания. Было приятно иметь дело с вами. Не сомневаюсь, ваша компания является ведущей в своей области.

 

— Благодарю за комплимент. Особенно ценно слышать его от такого положительного во всех смыслах человека. До свидания.

 

Он развернулся и отправился вглубь здания, а я вышёл наружу. Был день, сияло солнце. Стоявшие на крыльце полицейские проводили меня равнодушными взглядами. Я набрал полную грудь воздуха и выдохнул. На душе было хорошо.

 

 

 

 

 

Изменено пользователем Foxundor
Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

  • 1 месяц спустя...

Хрусталь.

Крошечная зарисовка о предстоящем.

Ночь. Хрустальное время. Запахи сочной травы, росы и волшебства. Иду, приминаю упругие стебли, поднимающиеся за мной. Ни следа не остаётся. Растворён в безвременье спящего лета. Круглая красивая луна бледнеет, скользит к кромке неба. Нежный бархат воздуха держит угасающие жемчужины звёзд. Поют ранние птицы, незамысловатые рулады подхватывает ленивая длань ветра, разносит по округе вместе с застенчивым скрипом сверчков. Пробуждение. Сажусь в темнеющую пока траву, куртка намокает. Трогаю податливую влажную землю, прислушиваюсь. Тишина трепещет, рвётся всё сильнее, поддаваясь, но держится. В отдалении лает пёс, грубые звуки зовут жёлтое светило. Краешек горизонта розовеет, бросает блики на пушащиеся облака, низкие, манящие, недостижимые. Только ветер резвится среди них, бросается искорками льда, морозит вышины. Встаю, хочу отряхнуться, останавливаюсь. Снимаю с куртки прилипшую травинку, прикусываю. Горечь сока, сладость момента. Вижу в центре поля силуэт, двигаюсь к нему. Одинокий дубок, пока маленький, некрепкий. Кладу ладонь на его кору. Чудится древесное сердце, пульсирующее в такт текущей по капиллярам живице. Небосклон наливается цветом, луна напоследок прощается, исчезает. Кончик огненного луча скользит по листьям, истосковавшимся по теплу солнца за такую короткую, за такую длинную ночь. Второе светоносное копьё пронзает атмосферу, врезается в куртку. Расстёгиваю её. Жилки на листочках тёмные, выделяющиеся на бледно-зелёном фоне. Закрываю глаза. Победно шумит поле. Истаивает ночь. Теряет краски хрусталь, хрупкий, прозрачный. Рассвет расправляет крылья, накрывает ими дуб, поле, далёкий лес, мир.

Пламенный день, кристальная ночь. Лето.

Изменено пользователем Foxundor
Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

  • 2 месяца спустя...

Древняя зарисовка, которая бы, наверное, подошла к нынешнему конкурсу, участвуй я в нём.

 

 

Человек сидел в кругу зажжённых свечей, трясясь и постоянно озираясь по сторонам. Крупные капли пота стекали по его грязному лицу. Мужчина утирался краем потрёпанной рубашки, выпачканной в чём-то буром, но порой капли всё равно падали на пол, растекаясь кляксами мутной жидкости и заставляя человека содрогаться в испуге всякий раз, когда крошечная толика влаги разбивалась о твёрдую поверхность каменных плит, покрытых вековой пылью. Лицо безумца влажно поблёскивало в свете множества огней, сумасшедший бегающий взгляд метался пойманной птицей; человек закрывал глаза, но тут же распахивал их, пугаясь бездонной пропасти своего разума.

 

Человек следил за неверными мечущимися тенями, плясавшими свой дёрганый танец за пределами безопасного освещённого круга; в них было что-то притягательное и невыразимо мерзкое одновременно. Человек боялся теней. Он принимался жалко хныкать, едва только тьма выпускала щупальце в его сторону, отдёргивающееся, стоило лишь струйке темноты подползти поближе к свету. Но тьма умела ждать.

Воздух был пропитан ароматом воска и той особой затхлостью, которая свойственна древним гробницам, веками не видавшим живых людей. Резные гигантские колонны, изъеденными остовами выныривающие из океана безбрежной черноты, цепляли взор человека, заставляли вглядываться в беспорядочные переплетения рисунков на них. Хаотичные узоры вызывали у мужчины головную боль, пульсирующую в такт колебаниям незримых волн; с каждым неосторожным движением, казалось, столпы подбирались всё ближе к нему и его ничтожной защите, грозя раздавить, сокрушить слабое существо; человек щурился в темноту, невольно, сам того не желая, зачарованный открывающимися ему картинами, величественными в своей бессмысленности. Нижняя челюсть человека дрожала, по ней бежал ручеёк крови из прокушенной губы; в глазах стояли слёзы из-за того, что он изо всех сил старался не моргать. Давящая тишина перемежалась редкими полувсхлипами-полувздохами несчастного; но вдалеке слышалось что-то ещё. Тихий шепот, зовущий, манящий к себе, сулящий нечто, чему не имелось названия... Человек не хотел прислушиваться к нему, но был обречён делать это, ведь от вкрадчивого голоса не было спасения. На шее мужчины пульсировала вена, конвульсивно и трепещуще.

 

Свечи догорали; мужчина сжался в комок и, подвывая, стал быстро и неразборчиво шептать, останавливаясь лишь для того, чтобы притронуться к своему лицу, убедиться, что он ещё жив. Речь существа, таящегося снаружи хрупкой оболочки потрескивающего пламени, ускорилась, возвысилась; в стелющемся голосе возникли торжествующие нотки, победные интонации зловонным облаком окутали человека, заставив того приглушённо вскрикнуть. Человеку послышалось тихое поскрипывание чешуи о полированный камень. Давление на сознание усилилось, нестерпимым потоком обрушилось на хрупкую иллюзию здравомыслия, сметённую бурным торнадо дурных предчувствий. Человек заскулил.

 

Внезапно одна из свечей зашипела, заискрилась и — погасла. Ждущая доселе темнота придвинулась ближе к жёлтому пятну, в котором бессильной пылинкой крылся человеческий разум, подскользнув почти к самой грани рассудка обречённого. Тот содрогнулся всем своим естеством, истерично рассмеялся и вцепился в свою руку зубами, стараясь перегрызть себе вены. Он уже видел, как тьма густеет и из неё неспешно выползают крошечные твари, пожиравшие свет и обычную темноту одним своим присутствием, оставляя после себя лишь Ничто. Свечи гасли одна за другой. Человек хотел убить себя.

Свечи гасли одна за другой. Мужчина оторвался от своей изуродованной теперь конечности, алые капли стекали по его лицу, искривлённому в ухмылке, неестественной, будто кто-то невидимый растягивал рот несчастного. Взгляд застыл в одной точке, белки глаз подёрнулись матовой пеленой. Последний островок света рассеялся в океане мрака. Мгновение ничего не происходило. Но потом отчаянный вопль существа, которому под кожу устремились мириады паразитов, чтобы досуха высосать его плоть и кровь, лишить посмертия и расчленить Самое Я, растёкся по древним, неизведанным катакомбам, постепенно затухая, придавленный звенящей, ненавидящей тишиной…

 

 

 

 

А теперь о вещах ещё более неинтересных. Я практически перестал писать оригинальные писульки: жизнь, дела, всё такое. Но было ещё одно обстоятельство: я занимался (и занимаюсь) написанием одного специфичного как в плане setting'a, так и по форме/содержанию фанфика. Впрочем, форма его довольно проста: едва ли найдётся менее пошлый и избитый жанр, чем попаданчество. Эх, а я вот на такое много времени убиваю, хотя сам недолюбливаю жанр. Наверное, поэтому повесть выходит такой шизофреничной и откровенно чёрной для главного героя. Хотя шизофрения — частый гость на моём празднике графомании, в отличие от ЕКШОНА!11, в который я по-прежнему не умею. На данный момент книга (kek) почти закончена, остаются финальные вылизывания и концовка. Зачем я размещаю это здесь, на площадке, которая явно не подходит под формат? Ну, здесь всё-таки собрано почти всё, что я писал, так что это было бы честно.

Итак, если вы любите цветных коней и канцелярит, а также творчество wannabe-писак, вам сюда.

Изменено пользователем Foxundor
Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

14i. ДРЕВНЯЯ ЗАРИСОВКА

 

Очень красочно) Поток ярких художественных образов буквально обрушивается на неподготовленного читателя нестерпимым и стремительным домкратом.

Язык. Не сказать, что беден, но ему явно недостаёт многогранности: "сидел, следил, был пропитан, дрожала, догорали" - перечисление однотипных глаголов, две трети которых с нетерпением ждут, чтобы их заменили другими речевыми оборотами. С другой стороны - "пульсировала вена, конвульсивно и трепещуще", "нестерпимым потоком обрушилось на хрупкую иллюзию здравомыслия, сметённую бурным торнадо дурных предчувствий", "Речь существа, таящегося снаружи хрупкой оболочки потрескивающего пламени", "придавленный звенящей, ненавидящей тишиной"... брызжущая искрами феерия образов, не все из которых я мог бы назвать удачными.

Сюжет. Его нет - просто невесть кто невесть зачем сидит в гробнице и ждёт ужасного невесть чего. Почто туда залез, зачем окружился свечами, почему не выходит..? Ну ладно, зарисовка так зарисовка.

Саспенс и разрядка. С одной стороны - конечно, непонятно, что именно ждёт героя. С другой - это не потому же, что автор такой мастер загадок и буки в шкафу, а просто из-за отсутствия завязки, развития, подсказок, намёков, нагнетания атмосферы - всего того, что называется рассказом. И, разумеется, понятно, что ГГ так или иначе зохавают. Никакой интриги.

 

Итог: за калечный и увечный обрубок рассказа по имени "зарисовка" - увы, только два балла; плюс ещё два - за неистовую описательность.

 

4/10

Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

Бульдозер моей решительности не остановить жалким домкратом Дюжины Предметов Мебели!

 

Писалась зарисовка более полугода назад, естественно, ни на какой сюжет не претендовала. Я бы назвал её скорее тренировкой языка, нежели миниатюрным произведением. Соответственно, если бы я решил выслать её на конкурс (что запрещено правилами), то видоизменил бы её, добавив всякие там глупости вроде завязки, развязки и прочих литературных бредней. Но хватит оправданий, меня больше интересует часть с "однотипными глаголами" — не слишком понял, их следовало преобразовать в более вычурный вид, что ли? Также буду благодарен за развёрнутое пояснение (с очевидным указанием) неудачных образов.

Изменено пользователем Foxundor
Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

  • 3 недели спустя...

Не плагиат, а переделка!

Хижина в лесной глуши. (TES)

 

Он проснулся рано утром. Полежал, сонно поглядывая на солнечных зайчиков, проскочивших через незанавешенное окно. Зайчики играли в догонялки — пятнышки света носились по стенам, игривые, шаловливые. Несмотря на тонкое одеяло, становилось жарковато, и он откинул его в сторону, посмотрел налево. Соседняя подушка была пуста. Он улыбнулся. Опять встала раньше него, хотя утро только вступало в свои права.

Мужчина приподнялся, зевнул и потянулся, прогоняя остатки сна. Пригладил волосы и встал с кровати, застелил её. Поискал одежду, нашёл её на кресле у не использовавшегося, наверное, целую вечность очага — как-никак, лето, да ещё на диво тёплое для Скайрима. Даже готовили они снаружи, на костре. Он прошёлся по избушке, вспоминая, что нужно сделать. Поискал на полке, прибитой у самого потолка, нащупал там точильный камень и взял его. У люка в подвал он остановился, нахмурился, принюхиваясь к доносящемуся оттуда запашку. Крысы расплодились в последнее время, подумал он с сожалением. Мерзкие твари устроили себе скрытые гнёзда то ли в стенах, то ли в полу, и мужчина давно давал себе зарок разобраться с ними. Похоже, сегодня как раз выдастся свободное время. Внизу вновь заскребли, и он покачал головой, направившись к выходу.

В сенях мужчина остановился, глянул в загончик, где жил кролик сына, и хлопнул себя по лбу. Вернулся в дом и взял немного свежей капусты, выкинул из кормушки пожухлые листья и заменил их.

Мужчина направился к дровянику. Насколько он помнил, топор нуждался в заточке, причём откладывать дальше было нельзя. Погода, конечно, стояла отличная, но рано или поздно домашними делами заняться придётся, и он похвалил себя за то, что наконец переборол лень.

Дровяник был сухой и тёмный, но мужчина быстро нашёл топор — лезвие блестело в свете, исходящем от дверного проёма. Мужчина поморщился, изучая кромку, провёл по ней пальцем. Да, затупилось. Им не пользовались почти месяц, а то и больше. Он опустил инструмент и вздрогнул — сверкнуло красным. Мужчина ещё раз взглянул на лезвие, повертел топор в руках. Ничего. Тогда он попробовал смотреть на него краем глаза и снова заметил красный отблеск. Чушь какая-то.

Мужчина выбрался наружу и сел на пенёк, на котором обычно кололи дрова. Провёл камнем по кромке, раздался знакомый скрежещущий звук. Мужчина кивнул своим мыслям и продолжил точить. Это успокаивало его, даровало душевное равновесие. Вжик-вжик, пел топор, и мужчина невольно подпевал ему.

Когда он закончил, он поднялся, и его носа коснулся запах гари. Мужчина скривил губы в недоумённой гримасе, понюхал свою куртку. Пахло от неё. Он воткнул топор в пень и вернулся в дом.

В очаге была свежая зола. Но мужчина ясно помнил, что не затапливал его. Разве что… Жена частенько жаловалась, что ей холодно. Мужчина тепло улыбнулся. Для дочери Севера она была слишком большой мерзлячкой, поэтому он бы не удивился, узнав, что она подтапливает, когда он засыпает. Но странный запах всё равно оставался проблемой. Мужчина залез в очаг, проверил дымоход. Так и есть: он оказался частично засорён, придётся чистить. Мужчина сделал зарубку себе в памяти сказать жене, чтобы не боялась брать одеяло потолще. Или попросить его согреть её.

Он выставил на стол остатки вчерашней еды: кусок мяса, холодная каша, немного прошлогоднего берёзового кваса. Мужчина насупился, представив, как в подвале вертлявые грызуны объедают их запасы. С крысами точно надо что-то делать, хорошо, что у него припасён мощный яд.

После завтрака мужчина собрал бельё, пропахшее дымом. Оно было чуть сырое, и он удивился этому. Даже его куртка, как он теперь ощущал, слегка мокрела, не успев высохнуть на теле.

Мужчина засобирался к реке. Отыскал подходящую, достаточно вместительную корзину и засунул в неё одежду и простыни с покрывалами. Разумеется, лучше бы оставить стирку жене, в конце концов, это её вина, что бельё испачкалось, но он не был вредным. И он любил её. Сейчас она, должно быть, собирает травы для полуденного чая.

Небо было чистое; редкие, далёкие капельки облаков лишь подчёркивали его синеву. Большое круглое солнце напитывало желтизной деревья, высокую траву и почву. Мужчина вышёл с полянки и увидел, что листва парочки дубов начинает наливаться красным. И это в разгар лета! Он поджал губы, сетуя на выкрутасы природы.

Река была неспокойна. Поднялся ветер, и зеркальная вода подёрнулась рябью, шелестели листья прибрежных ив. Мужчина спустился к нежной прохладе, услышал мерное журчание. Найдя подходящий камень, мужчина принялся за стирку, обтирая прополощенную ткань об его гладкую поверхность. Грязь смывало течением.

Закончив споласкивать бельё, мужчина отправился домой. Там его встретил сын — весёлый мальчик десяти лет, улыбчивый и смешливый. Мужчина приготовил ему сюрприз. Сегодня они вместе идут на охоту! Он вручил сыну его собственный первый лук, и в глазах мальчика заплескалось счастье.

Оставив развешивание белья на жену, мужчина с ребёнком ушёл добывать пищу на вечер. И удача повернулась к ним лицом! Мальчик подстрелил кролика, глупого кролика, который сам подбежал к двум охотникам — взрослому и юному. Правда, больше ничего поймать не удалось, но на сегодня хватит и кроличьего мяса. Радости ребёнка не было предела.

Вечером похолодало — впервые за долгое время. Пришлось растопить очаг в доме. Мужчина нарубил дров из заготовок в дровянике. Лезвие сверкало красным, и это неожиданно разозлило мужчину. Он сжимал рукоять, вдавливая в дерево короткие, обкусанные ногти, пока приступ не прошёл. Когда-то ему пришлось покинуть родную деревню, потому что он не умел сдерживать гнев, но с того времени многое поменялось. Он обзавёлся семьёй, ему больше не к лицу такие проявления эмоций.

Потом, перед тем как поесть, мужчина спустился в подвал и рассыпал там крысиный яд. Вонь стояла непереносимая, повсюду раздавался отвратительный писк, и он был рад, когда покончил с неприятным делом.

Он поел кроличьего рагу в окружении любящей семьи, а затем жена и сын легли спать. Мужчина остался бодрствовать, изредка подкидывая дрова в огонь. Как меняется погода за один день…

В дверь постучали. Мужчина не изменился в лице и открыл её. На пороге стоял путник, пожилой, почти старик. Богатая одежда не могла скрыть морщины на его лице. Мужчина посторонился, давая пройти страннику, пододвинул ему своё кресло, сам оставшись стоять. Гостю важнее. Гостеприимство у нордлингов Скайрима было в крови.

Путник смотрел в огонь почти так же, как раньше смотрел в него мужчина. Единственное различие заключалось в том, что путник был слеп на оба глаза — уродливые бельма закрывали их.

Оба молчали. Говорить было бессмысленно. Раньше они много беседовали, но теперь беседовать было не о чем. Оставалось смотреть в огонь. Пламя объединяло гостя, отдыхающего после долгих странствий, и хозяина, неслышной тенью замершего по правое плечо от слепца. Минуты уходили в песок молчания. Наконец, путник поднялся и кивнул на прощание мужчине. Тот открыл вечному страннику дверь, и трость слепца зацепила дверной косяк. Мужчина вздрогнул, обернулся проверить, не проснулись ли жена с ребёнком. Спят. Они не одобряли визиты гостя.

Мужчина разделся и лёг под одеяло. Уютно трещали поленья в очаге. Внезапно внизу послышались скребущие звуки. Завтра надо вытравить крыс. А ещё подарить сыну лук и взять на охоту. Мужчина посмотрел налево, на пустую подушку, и умиротворённо улыбнулся. Должно быть, ушла по своим женским делам.

Он любил свою семью.

 

 

Изменено пользователем Foxundor
Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

А переделка чего? Из-за незнания оригинала мало что понял из текста, к сожалению. Временная петля? Проделки Шигората? Причем тут старик?

Написано хорошо, только кажется мне, что постоянное "мужчина" режет глаз.

Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

А переделка чего? Из-за незнания оригинала мало что понял из текста, к сожалению.

Оригинал неважен, тут надо слегка догадаться, почему из подвала доносится мерзкий запах, а человека навещает слепой старик с тростью. Подсказки разбросаны по всему тексту, но если они остались незамеченными, то, боюсь, я облажался.

 

Тут spoiler. Всё-таки лучше попробовать найти смысл самостоятельно, удовольствия больше, как мне кажется.

Мужчина, к которому частенько приходил в гости Шигорат, сошёл с ума и убил свою семью в порыве гнева, что, кстати, было указано в сцене с топором, на котором чудилось что-то красное. После чего он отволок трупы в подвал и, осознав, что он натворил, съехал с катушек окончательно. Его воображение породило образы жены и сына, с которыми он "жил", но тот день навсегда залип у него в сознании, отчего мужчина потерялся во времени и пространстве (все эти рассуждения о лете и завтрашне-сегодняшних делах).

Ну вот, никакого удовольствия же...

 

Написано хорошо, только кажется мне, что постоянное "мужчина" режет глаз.

Я пробовал минималистский стиль, в котором почти отсутствуют описания, есть большое количество глаголов, а синонимы, особенно относящиеся к героям, не нужны и даже вредны.

Изменено пользователем Foxundor
Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

Оригинал неважен, тут надо слегка догадаться, почему из подвала доносится мерзкий запах, а человека навещает слепой старик с тростью.

Мерзкий запах я грешным делом списал на крыс, про красные сполохи на топоре догадался, а вот опознать старца... Не сумел. Потому что шеогоратичных зацепок не замечаю, а трость не вызвала ассоциаций с Принцем Безумия.

 

Я пробовал минималистский стиль, в котором почти отсутствуют описания, есть большое количество глаголов, а синонимы, особенно относящиеся к героям, не нужны и даже вредны.

Если отбросить это постоянное "мужчина" - однозначно вышел вкусный стилистический эксперимент.

Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

Для публикации сообщений создайте учётную запись или авторизуйтесь

Вы должны быть пользователем, чтобы оставить комментарий

Создать учетную запись

Зарегистрируйте новую учётную запись в нашем сообществе. Это очень просто!

Регистрация нового пользователя

Войти

Уже есть аккаунт? Войти в систему.

Войти
  • Последние посетители   0 пользователей онлайн

    • Ни одного зарегистрированного пользователя не просматривает данную страницу
×
×
  • Создать...