Тексты литературных произведений

[Boma Kuro]

Хех, тема навеяна "текстами песен". Выкладывайте тут понравившиеся вам литературные произведения: короткие рассказы, стихи, поэмы, отрывки повестей, и тому подобное. Обсуждения, конечно, тоже приветствуются, хех.

Начну:

 

Х. П. Лавкрафт - Ex oblivione (Из забвения)

 

Когда настали мои последние дни и безобразные мелочи жизни стали подталкивать меня к безумию, подобно маленьким капелькам воды, которые палачи заставляют падать непрерывной чередой в одну точку на теле их жертвы, я полюбил лучезарное прибежище сна. В своих грёзах я находил немного той красоты, которую тщетно искал в реальной жизни, и бродил по старым садам и заколдованным лесам.

Однажды, когда веял нежный ароматный ветерок, я услышал зов юга и отправился в бесконечное томное плавание под незнакомыми звёздами.

В другой раз, когда шёл лёгкий дождь, я плавно скользил на барже по тёмному подземному потоку, пока не достиг другого мира, мира багровых сумерек, радужных деревьев и неувядающих роз.

Я гулял по золотой долине, которая вела к тенистым рощам с развалинами храма и заканчивалась у мощной стены, покрытой зеленью старого винограда, в которой пряталась небольшая бронзовая калитка.

Много раз я гулял по этой долине, всё дольше и дольше задерживаясь в радужном полумраке, где причудливо изгибались гигантские кривые деревья, и от одного ствола к другому расстилалась влажная серая земля, местами обнажая заплесневелые камни погребенных под ней храмов. И всегда целью моих грёз была заросшая виноградом стена с маленькой бронзовой калиткой.

Через некоторое время, когда дни пробуждения стали всё более и более невыносимыми из-за серости и однообразности, я часто плыл по долине и тенистым рощам в наркотическом покое, думая о том, как бы навсегда поселится здесь, чтобы не уползать обратно в этот скучный мир, лишённый всякого интереса и новых цветов. И когда я смотрел на маленькую калитку в мощной стене, мне казалось, что за ней простиралась целая страна грёз, из которой, если войти туда, уже не будет возврата.

И так каждую ночь во сне я стремился найти скрытой в увитой лозой стене запор калитки, хотя он был великолепно замаскирован. И я говорил себе, что пространство за стеной было не просто более реальным, но и более прекрасным и лучезарным. Потом однажды ночью в городе снов Закарионе я обнаружил пожелтевший папирус, содержащий изречения мудрецов, которые жили в этом городе, и которые были слишком мудры, что бы родится в мире пробуждения. В папирусе было написано многое о мире снов, в том числе сведения о золотой долине и священной роще с храмами, а также о высокой стене с маленькой бронзовой калиткой. Когда я увидел эту запись, то понял, что она относится именно к там местам, которые я так часто посещал во сне, и потому я углубился в чтение папируса.

Некоторые из мудрецов витиевато описывали чудеса за калиткой, через которую нельзя пройти дважды, однако другие писали об ужасе и разочаровании. Я не знал, кому верить, и, тем не менее, всё сильнее хотел навсегда уйти в неизвестную страну; ведь сомнения и таинственность есть приманка из приманок, а никакой новый ужас не может быть страшнее ежедневной пытки, именуемой обыденностью. Поэтому, когда я узнал о существовании наркотика, который поможет мне отпереть калитку и пройти через неё, я решил принять его, когда я проснись в следующий раз.

Вчера вечером я проглотил этот наркотик, и поплыл во сне в золотую долину и тенистые рощи; и когда я в этот раз подошёл к древней стене, то увидел, что калитка была приоткрыта. Сквозь неё пробивалось таинственное сияние, озарявшее гигантские кривые деревья и верхушки погребённых под землёй храмов, и я мелодично поплыл дальше, ожидая увидеть красоты страны, откуда я никогда не вернусь.

Но когда калитка открылась пошире и чары наркотика и сна провели меня через неё, я понял, что всем пёйзажам и красотам пришел конец, так как в этом новом пространстве не было ни земли, ни моря - одна лишь белая пустота безлюдного и безграничного космоса. И, будучи счастлив до такой степени, какую я раньше не осмеливался представить, я вновь растворился в этой знакомой неопределённости кристально-чистого забвения, из которого искусительница-Жизнь призвала мне на один короткий и несчастный миг.

[ReDiska]

Это только первая глава... Так, прикольно :)

 

Павел Николаевич Асс

Нестор Онуфриевич Бегемотов

 

ШТИРЛИЦ,

или

Как размножаются ёжики

 

Роман

 

Предисловие

За окном шёл снег и рота красноармейцев.

Иосиф Виссарионович отвернулся от окна и спросил:

– Товарищ Жюков, вас ещё не убили?

– Нет, товарищ Сталин.

– Тогда дайте закурить.

Жуков покорно вздохнул, достал из правого кармана коробку «Казбека» и протянул Сталину. Покро-шив несколько папирос в трубку, главнокомандующий задумчиво прикурил от протянутой спички.

Через десять минут он спросил:

– А как там дела на Западном фронте?

– Воюют, – просто ответил Жуков.

– А как чувствует себя товарищ Исаев?

– Ему трудно, – печально сказал Жуков.

– Это хорошо, – сказал Сталин, – у меня для него есть новое задание...

А за окном шёл снег и рота красноармейцев.

 

Глава 1

Добрейшей души человек

 

Низкий закопчённый потолок кабачка «Три поросёнка» был почти чёрным от сажи, стены были изри-сованы сценами из знаменитой сказки, в честь которой был назван кабачок. Кормили в кабачке не очень хорошо, поили ещё хуже, но это не отпугивало его завсегдатаев. Отпугивало их другое. С не-давних пор в кабачок повадился заглядывать штандартенфюрер СС фон Штирлиц.

Вот и сейчас он сидел у дальнего столика, который был заставлен едой на семерых, а бутылками на восьмерых. Штирлиц был один и никого не ждал. Иногда ему становилось скучно, он вытаскивал из кармана маузер с дарственной надписью «Чекисту Исаеву за освобождение Дальнего Востока от Фе-ликса Эдмундовича Дзержинского» и с меткостью истинного Ворошиловского стрелка расстреливал затаившихся по углам тараканов.

– Развели тут! – орал он. – Бардак!

И действительно, в кабаке был бардак.

Пол был залит дешевым вином, заплеван и завален окурками. Создавалось впечатление, что каждый считал своим долгом если не наблевать на пол, то хотя бы плюнуть или что-нибудь пролить. То и де-ло, ступая по лужам и матерясь, проходили офицеры. За соседним столиком четверо эсэсовцев грязно приставали к смазливой официантке. Ей это нравилось, и она глупо хихикала. В углу, уткнувшись ли-цом в салат из кальмаров, валялся пьяный унтер-офицер без сапог, но в подтяжках. Иногда он начи-нал недовольно ворочаться и издавал громкие неприличные звуки. Два фронтовика, попивая шнапс у стойки, тихо разговаривали о событиях на Курской дуге. Молоденький лейтенантик в компании двух девушек подозрительной наружности громко распинался о том, какой он молодец, и как хорошо он стреляет из пистолета.

Штирлиц отпил из кружки большой глоток пива, поковырялся вилкой в банке тушенки и присталь-ным взором оглядел окружающую действительность разлагающейся Германии, изредка задерживая взгляд на некоторых выдающихся подробностях снующих между столиками официанток.

– Какие сволочи эти русские, – неожиданно для всех сказал молоденький лейтенантик, – я бы их всех ставил через одного и стрелял по очереди.

В помещёнии воцарилась тишина. Все посмотрели на Штирлица. Штирлиц выплюнул кусок тушенки, встал, и, опрокинув три столика, строевым шагом подошел к зарвавшемуся лейтенанту.

– Свинья фашистская, – процедил он и влепил лейтенанту пощечину.

– Простите, я не совсем понимаю... – пролепетал оторопевший лейтенант.

Штирлиц вышел из себя и, схватив табуретку, обрушил её на голову незадачливому лейтенанту. Лей-тенант упал, и Штирлиц начал злобно пинать его ногами.

– Я – русский разведчик Исаев и не позволю грязному немецкому псу оскорблять русского офицера!

Четверо эсэсовцев бросились разнимать дерущихся. Развеселившегося Штирлица оттащили от сто-нущего лейтенанта и, чтобы успокоить, предложили выпить за Родину, за Сталина.

– Да, – сказал Штирлиц, немного успокоившись. Он выпил кружку шнапса, рыжий эсэсовец с готов-ностью налил вторую, Штирлиц выпил ещё. Лейтенант стал ему неинтересен.

– Ну как же можно, – шепнул один из фронтовиков рыдающему лейтенанту, – при самом Штирлице говорить такое о русских, да ещё и в таких выражениях! Я бы вас на его месте убил.

– Штирлиц – добрая душа, – вздохнул второй фронтовик, – я помню три дня назад тут били японского шпиона, так все били ногами, а Штирлиц – нет.

– Добрейший человек, – подтвердил первый фронтовик, и они вывели лейтенанта на свежий воздух.

Штирлиц, обнявшись с эсэсовцами, громко пел «Гитлер зольдатен».

Пьяный унтер-офицер поднял голову из салата, обвел зал мутным взглядом и восторженно заорал:

– Хайль Гитлер!

Весь зал вскочил, вскинув руки. Стены задрожали от ответного рёва:

– Зик хайль!!!

А Штирлиц к этому времени уже спал. Снились ему соловьи, русское поле и березки. Снились ему го-лые девки, купающиеся в озере, а он подглядывал за ними из кустов.

Сейчас он спит. Но ровно через сорок две минуты он проснётся, чтобы отправиться в Рейх на свою нелегкую работу.

[Boma Kuro]

Хех. Так прикольнее.

 

Автор неизвестен. Девятнадцатый тик весны.

 

П Р Е Д И С Л О В И Е

 

В ВЦ шел Штирлиц и процесс форматирования винчестера.

Иосиф Виссарионович отвернулся от монитора и спросил:

- Товарищ Жюков, вас еще не заразили?

- Нет, товарищ Сталин.

- Тогда дайте последний AIDSTEST.

Жуков покорно вздохнул, достал из правого кармана коробку дискет и протянул ее Сталину. Покрошив несколько дискет в трубку, главнокомандующий задумчиво прикурил от протянутой КЦ.

Через десять минут он спросил:

- А как там дела на западном рынке?

- Торгуют, - просто ответил Жуков.

- А как чувствует себя товарищ Исаев?

- Ему трудно, - печально сказал Жуков.

- Это хорошо, - сказал Сталин. - У меня для него есть новое задание...

А в ВЦ шел Штирлиц и процесс форматирования винчестера.

 

 

ГЛАВА 1.

 

 

Низкий закопченный потолок ВЦ "Три программиста" был почти черным от дискет, стены были изрисованы сценами из знаменитой сказки, в честь которой был назван ВЦ. Играли в ВЦ не очень хорошо, программировали еще хуже, но это не отпугивало его завсегдатаев. Отпугивало их другое. С недавних пор в ВЦ повадился заглядывать штандартенфюрер СС фон Штирлиц.

Вот и сейчас он сидел у дальнего терминала, который был заставлен компьютерами на семерых, а принтерами на восьмерых. Штирлиц был один и никого не ждал. Иногда ему становилось скучно, он вытаскивал из кармана дисковод с дарственной надписью "Программисту Исаеву за освобождение Дальнего Востока от Феликса Эдмундовича Дзержинского" и с меткостью истинного системного программиста форматировал затаившихся по углам тараканов.

- Развели тут! - орал он. - Бардак!

И действительно, в ВЦ был бардак.

Пол был залит дешевым тонером, заплеван и завален дискетами. Создавалось впечатление, что каждый считал своим долгом если не одарить пол BAD BLOCK'ами, то хотя бы плюнуть или что-нибудь пролить. То и дело, ступая по лужам и матерясь, проходили программисты. За соседним столиком четверо эсэсовцев грязно приставали к смазливой лаборантке. Ей это нравилось, и она глупо хихикала. В углу, уткнувшись лицом в VGA-монитор, валялся обыгравшийся унтерофицер без дискет, но с картриджем. Иногда он начинал недовольно ворочаться и издавал громкие неприличные звуки. Два фронтовика, поигрывая в TETRIS у стойки, тихо разговаривали о событиях на Курской бирже. Молоденький программистик в компании двух девушек подозрительной наружности громко распинался о том, какой он молодец, и как хорошо он играет в Crystal Caves.

Штирлиц набрал большой кусок программы, поковырялся пальцем в рулоне бумаги и пристальным взором оглядел окружающую действительность разлагающейся Германии, изредка задерживая взгляд на некоторых выдающихся подробностях снующих между столиками лаборанток.

- Какие сволочи эти SysOp'ы, - неожиданно для всех сказал молоденький программистик. - Я бы их всех ставил через одного и удалял по очереди.

В помещении воцарилась тишина. Все посмотрели на Штирлица. Штирлиц выплюнул кусок бумаги, встал, и, опрокинув три столика, строевым шагом подошел к зарвавшемуся программисту.

- Свинья пользовательская, - процедил он и влепил ему пощечину.

- Простите, я не совсем понимаю... - пролепетал оторопевший программист.

Штирлиц вышел из себя, и, схватив принтер, обрушил его на голову незадачливому пользователю. Тот упал, и Штирлиц начал злобно пинать его ногами.

- Я, русский программист Исаев, не позволю грязному юзеровскому псу оскорблять русского SysOp'а!

Четверо эсэсовцев бросились разнимать дерущихся. Развеселившегося Штирлица оттащили от стонущего прог- раммиста, и, чтобы успокоить, предложили выпить за Паскаль, за Ассемблер.

- Да, - сказал Штирлиц, немного успокоившись. Он выпил кружку тонера, рыжий эсэсовец с готовностью налил вторую, Штирлиц выпил еще, программист стал ему неинтересен.

- Ну как же можно, - шепнул один из системщиков рыдающему программисту, - при самом Штирлице говорить такое о SysOp'ах, да еще и в таких выражениях! Я бы вас на его месте убил.

- Штирлиц - добрая душа, - вздохнул второй фронтовик, - я помню, три дня назад тут били японского вирусолога, так все били ногами, а Штирлиц - нет.

- Добрейший человек, - подтвердил первый системщик, и они вывели программиста на свежий воздух.

Штирлиц, обнявшись с эсэсовцами, громко пел "Бейсик зольдатен".

Обыгравшийся унтерофицер поднял голову из салата, обвел зал мутным взглядом и восторженно заорал:

- Да здравствует ПЛ/I!

Весь зал вскочил, вскинув руки, стены задрожали от ответного рева:

- Ура!!!

А Штирлиц уже спал, снились ему мониторы, русские 486-е и 586-е, снились ему голые девки из GIF-овских картинок, а он подглядывал за ними из под стола.

Сейчас он спит, но ровно через полчаса он проснется, чтобы продолжать свою нелегкую, нужную для Родины работу.

[Ни-Ра-Ли-Кен]

Говард Ф. Лавкрафт. Нечто в лунном свете

 

 

Морган не писатель, он даже говорить-то связно по-английски не умеет.

Оттого-то меня поражает написанное им, хотя у всех остальных оно вызывает

смех.

Однажды вечером он был один, как вдруг им завладела неодолимая тяга к

сочинительству, и, тут же схватившись за ручку, он написал следующее:

Меня зовут Говард Филлипс. Я живу в городе Провиденсе, что в штате

Род-Айленд, на Колледж-стрит, в доме шестьдесят шесть. Двадцать четвертого

ноября 1927 года (а я понятия не имею, какой нынче год) я заснул, увидел сон

и с тех пор никак не могу проснуться.

Мой сон начался на сыром, заросшем тростником болоте, в северной части

которого к серому осеннему небу взмывал каменный утес, весь покрытый

лишайником. Подгоняемый непонятным любопытством, я поднялся на него там, где

он был расколот надвое, обратив внимание на множество страшных нор по обеим

сторонам расщелины, далеко уходящих в каменное нутро горы.

Кое-где в узком разломе я видел над входом нагромождение упавших сверху

камней, которое мешало заглянуть в возможно имевшийся там коридор. В одном

таком темном месте я ощутил непонятный приступ страха, словно некая

невидимая и бестелесная эманация, принадлежая каменной бездне, вытягивала из

меня душу, однако там была непроглядная темень и мне не удалось понять, что

меня напугало.

Наконец я поднялся на поросшую мхом площадку, освещенную неясным светом

луны, которая сменила угасшее солнце. Оглядевшись, я не увидел ни одного

живого существа, однако был уверен в чьем-то довольно странном шевелении

среди перешептывавшегося тростника на оставшемся далеко внизу гибельном

болоте, из которого я незадолго до этого вышел.

Пройдя еще немного, я набрел на проржавевшие трамвайные рельсы и

изъеденные червями столбы, которые еще удерживали наверху провисшие провода.

Я отправился вдоль трамвайного пути и вскоре увидел желтый вагон под номером

1852, обыкновенный двойной вагон выпуска 1900 1910 годов. Он стоял пустой, но

готовый к отправке, ибо был присоединен к проводам и удерживался на месте

тормозами, а под полом у него что-то гудело. Я влез в него и безнадежно

обыскал все в поисках выключателя, попутно обратив внимание на отсутствие

контролирующего рычага, что говорило о временном отсутствии водителя. Тогда

я сел на одну из стоявших поперек лавок и тотчас услыхал где-то слева шорох

травы, после чего увидел на фоне лунного неба черные силуэты двух мужчин.

Они были в форменных фуражках трамвайной компании, и мне не пришло в голову

усомниться, что это кондуктор и водитель. В это мгновение один из них со

свистом принюхался и, подняв голову, завыл на луну, а другой, опустившись на

четвереньки, побежал ко мне.

Я выскочил из вагона и мчался что было мочи, пока не выбился из сил...

А убежал я не потому, что кондуктор опустился на четвереньки, а потому что

увидел лицо водителя - белый конус, прикрепленный к кроваво-красному щупальцу.

Я понимал, что это всего лишь сон, но, даже понимая это, чувствовал

себя нехорошо.

С той самой ночи я только и делаю, что молюсь о пробуждении... и

напрасно!

Так я стал жителем ужасного мира моего сна! Ночь сменилась утром, а я

все бродил по безлюдному болоту. Когда вновь наступила ночь, я все еще

бродил, мечтая о пробуждении. Один раз, раздвинув тростник, я увидел прямо

перед собой старинный трамвайный вагон... а рядом конусолицее существо,

задрав голову, странно выло в струящемся с неба лунном свете!

Каждый день одно и то же. А ночью я иду на то ужасное место. Я пытался

воспротивиться и не ходить, но все равно иду, ибо всегда просыпаюсь от

пугающего воя при луне и как сумасшедший бегу прочь.

Боже! Когда я проснусь?

Это написал Морган. Я бы пошел в дом шестьдесят шесть на Колледж-стрит

в Провиденсе, но боюсь того, что могу там увидеть.

 

Пер. Л. Володарской

(1934)

Изменено 5 ноября, 2007 пользователем Vile

[Boma Kuro]

Kail Itorr.

Гепталогия DOOM в стихах

 

-==DOOM2: Out of memory - вон из памяти!==-

*

Умер хакер. Бог в долгих раздумьях: в рай - вроде не заслужил,

а в ад все-таки жалко. Наконец, говорит:

- Ну, давай так: исполню три твоих желания - и в ад.

- OK. - отвечает тот. - IDDQD, IDKFA - и живо в ад!

- NIGHTMARE, - с ангельской улыбкой промолвил Бог.

(А это... верно, эпиграф)

*

0.

Нет, не дано познать покой вселенский

Железным стенам этого дворца.

Пусть Главный Режиссер окончил пьесу,

Пусть отзвучал оркестр Его фанфар -

По-прежнему DoomCastle полон жизни,

По-прежнему кипит в нем вечный бой,

Хотя и жизнь, и вечность безразличны

Тем, кто здесь спорит со своей судьбой.

ИХ четверо. Но сотни легионов,

Что Режиссер отправил век назад,

Чтоб "недостойных" на дороге к Трону

"Пустить в расход" - исчезли без следа.

И сонмы небожителей, способных

Развеять Стражей Бездны в пух и прах,

Вошли в DoomCastle - и не вышли, словно

Нашли в нем то, чего не дал им Рай.

ИХ четверо. Безликих, безымянных,

Давно лишенных первозданных тел,

Забывших про родных своих и страны,

Отринувших и Правила, и Цель.

ОНИ владеют замком тем по праву,

DoomCastle покорился ИМ не зря:

Сквозь дикие, кровавые кошмары

Для НИХ светила новая заря.

Рассвет. Начало. Новое рожденье -

И новый мир, мечта былых времен.

ОНИ преодолели заблужденья

И пережили свой Армагеддон,

Подсказки Режиссера и пометки

На сморщенных от времени листках...

Все это - лишь обман, игра сюжета,

Тот путь, что не на свет ведет - во мрак.

Из всех существ, чей разум видит Цели,

Кого не брали Лорды Сфер в рабы, -

Не странно ли, что лишь ОНИ сумели

Пройти сквозь лабиринт Игры Судьбы?

Для мастера, конечно, не составит

Труда любой расклад вмиг объяснить -

Однако ни один Игрок не вправе

Предвиденьем Искусство подменить,

А потому - все dei ex machina,

Сиречь все "невозможное", - нельзя

Назвать "случайным", термином привычным

И ничего не значащим. А жаль.

Однако, коль ответ кому-то нужен,

Его поведать могут вам ОНИ:

Войти в DoomCastle, к первой алой луже

Пройти - и Слово "свыше" получить.

Ответ один. Он прост. Не гениален -

Для гениев в Геенне места нет, -

Но он вполне доступен и для Зала,

И для Актеров, брошенных в сюжет.

ОНИ так изучили текст спектакля,

Что Режиссер порою признает:

И для Него, магистра сцен и театра,

Был бы полезен опытный суфлер -

Но это значит, что другой получит

Текст вечной пьесы! А ведь в Слове - власть!

И Он не может уступить; уж лучше

Позволить смертным жизнь свою украсть.

А ИМ не нужно большего. Ни сила,

Ни власть, ни мощь забытых древних рун -

Все это прах, гнилая паутина,

Которой Он столь многих обманул...

1.

Зеленый. Цвет надежды, вечной жизни,

Он символом войны и смерти стал.

ОН первым был во всяком Катаклизме,

И первым понял, что грядет Финал.

ОН первым вышел в лабиринт железный

И начал первым выстрелом войну,

За что был осужден - и сгинул. Вместе

Со всеми, кто за ним ушел во тьму.

ЕГО скафандр - заплата на заплате,

ЕГО оружье - ржавый раритет;

Но за плечами - слава и проклятья,

Трофеи поражений и побед.

ОН не всегда выигрывал сраженья -

Однако ухитрялся выжить там,

Где тысячи армад ушли бесследно,

Где нету счета цинковым гробам.

ОН выжил - и теперь имеет право

Решать, чья сторона ЕМУ милей;

Шантаж, угроза, подкуп или взятка -

Не для НЕГО. ОН в мире миражей

Достаточно оставил, чтоб не тратить

На тень былой надежды свой огонь;

ОН выбирает меж петлей и плахой,

Но лишь тогда, когда в прицеле - Трон.

Что значит Власть для тех, кто вел в атаку

Армады воскрешенных мертвецов?

Зачем ИМ ордена, медали, планки

Или мундиры радужных цветов?

ОН хочет одного. Одним ударом

Покончить с бесконечною Игрой -

А после под кровавыми волнами

Познать давно заслуженный покой.

Но то - мечта. В реальности ж ОН помнит

Всегда одно и то же - мир Игры,

И с ним ОН говорит сквозь шестиствольный

"Вулкан Фаланг" - свой знак "святой войны".

ОН видел не одно сраженья - сотни,

И не узнал доселе лучше мест,

Чем замок в Пятом Круге Преисподней,

DoomCastle - так его зовут все здесь...

2.

Цвет хладного железа или камня,

Морской волны у северных брегов -

Таков оттенок у ЕГО скафандра.

Не раз в глазах темнело у врагов

При виде серой формы Воина Тени,

Который бил лишь раз - и наповал.

Винтовка, Plasma Gun - ЕМУ до фени,

ОН знает весь наличный арсенал.

ОН не был командиром легионов,

ОН не водил отряды в славный бой.

ОН - диверсант, десантник; и законов

Нет для НЕГО, распятого Судьбой.

ОН повидал достаточно, чтоб выбрать

Последнее желание, когда

Попалась в ЕГО сеть златая рыбка, -

И выбор тот привел ЕГО сюда.

ОН битву не считает развлеченьем,

Убийство для него - лишь скорбный труд,

Но труд - не наказанье за измену

И не проклятье Мойр. А Страшный Суд

По-прежнему считает ОН рекламой

Той Книги, что для Церкви - словно ось

Для колеса... И сумрачный упрямец,

Возможно, к правде близко подошел.

Отвергший и Закон, и кодекс чести,

Скрижали раскрошивший в порошок,

ОН жертвой стал в охоте. И на месте

Расстрелян был - но выжил. И ушел.

А после все охотники узнали,

Что значит опыт для Большой Игры,

Каков в руках умелых вихрь стали

И сколько зубьев у ЕГО пилы...

ОН может в двух местах одновременно

Стоять (как очевидцы говорят) -

И с двух сторон два выстрела смертельных

Произвести. ОН - может. И не зря

ЕГО любимый, старенький винчестер

В зарубках уж до кончика ствола.

Дуэль - не для НЕГО: ЕГО вид мести

Официально носит имя "мгла".

DoomCastle - не центр сумрачного царства,

И не имеет Врат в Миры Теней.

Но связанный былым обетом странствий,

ОН вынужден был принять plug and play.

3.

Здесь сложный цвет. Оранжевый иль бурый,

Скафандр - свидетель меркнущих времен.

Ожоги от напалма, след от пули,

Скользнувшей вдоль застежек для погон -

ОН не считался хиппи-пацифистом,

Но не был принят в славный Звездный Флот,

Когда на Фобос был заброшен первый

(Тогда же замолчавший) космолет.

ЕГО nickname - Властитель Паутины,

ОН - злобный гений сетевых глубин.

И net-police доселе ЕГО имя

Заносит в черный список line 1.

В DoomCastle ОН попал почти случайно:

Когда от перегрузки сервер лег,

ОН шарил в своем шлеме виртуальном

По базе - и остался там, как лох.

Но опыт не оставил монстра логов -

И Словом Силы IDCLIP ОН смог

Прошить насквозь ловушки на пороге,

А после - вышел в Радужный Чертог.

ЕГО мечты закрыты для собратьев,

И уж тем паче - для врагов. Но ОН

Не так уж жаждет выйти в мир вчерашний,

Где перед ним - сгоревший монитор.

ОН думает, что это - глюк программы

Или очередной финт MicroSoft...

"Глюк? Ну и пусть! МНЕ это не мешает,

MustDie когда-то все равно помрет!"

Не вспоминает ОН момент вчерашний

И не мечтает завтрашний узреть;

ОН знает, что "сейчас и здесь" ОН - главный,

Один из четырех Несущих Смерть.

И для НЕГО нет лучше развлеченья,

Чем иногда на старый IRC

Зайти - и передать "привет из Тени"

Всем, кто ЕГО при жизни не терпел.

Но все черней ЕГО обычный юмор,

И все страшней разрывы BFG,

Которым ОН откладывает трупы

В загашник "для учета и т.д."

Все монстры сокрушенного DoomCastle'а -

Невинные младенцы рядом с НИМ,

Не знающим различья меж реальной

И виртуальной смертью в Поле Сил...

4.

Костюм карминно-красного оттенка

Как свежая, струящаяся кровь;

Скафандр почти что цел, лишь против сердца -

Заплатка после яростнык клыков.

ОН молод. И уже не будет старым,

Ведь времени в DoomCastle ход закрыт.

Но "молодой" как раз не значит "ярый",

ОН действует лишь так, чтобы всадить

Ракету точно в голову пришельцу,

Который преступил стальной барьер.

Базука - не оружие умельцев,

Но ОН не хочет брать с иных пример.

ОН сам не знает, как попал в Геенну,

И не узнает - даже коль ОНИ,

Богов Судьбы разделав на Арене,

Воссядут сами на Престол-Рубин.

Стирать у Адских Врат былую память -

Не кара и не приз. Подобных мер

Владыки Преисподней не желают,

Но кто-то им подал дурной пример.

И вот итог. Незнамо кто, откуда,

Не ведающий собственной вины,

Стал тем, кого не сможет даже Будда

Убрать из Ада. В пламени войны

ОН обретает собственную личность,

И с ужасом Владыки Высших Сфер

Взирают на НЕГО... Все их различье -

Лишь в том, что для НЕГО открыта Дверь.

С ракетницею против Равновесья,

С базукой - на дрожащие Весы...

ОН не желает слушать Глас Небесный

И не указ ЕМУ Печати Сил.

Несущий Смерть. Из всей четверки Рока,

ОН этот титул именем считал.

И не ошибся. Ибо близок срок тот,

Когда ОНИ взойдут на перевал,

Где раз и навсегда решат: что делать,

Кто виноват и сколько заплатить

Придется проигравшим. То - ИХ дело,

Решать, считать и выносить вердикт.

ОН - не Судья, не Счетчик, не Вершитель,

ОН - Исполнитель. Или же - Палач.

Не зря Владыкам Судеб ночью снится

ЕГО гранатомета скорбный плач...

0.

Последние штрихи немой картины,

Последние детали вечных сцен;

И Режиссер все древние вершины

Покорно отложил до лучших дней.

Осколки прежних пьес легли привычно

Вокруг Него, в прихотливый узор

Сложившись; и надеясь лишь частично,

Что Он найдет потерянный запор.

Сражение закончилось. Нет боле

Всех тех, кого Он в Стражи отрядил;

И четверо Несущих Смерть - на воле,

Последний час для мира наступил.

ИХ называли "Всадниками Рока" -

Пусть не дано ИМ бледных лошадей,

Нет луков и клинков... Но все упреки

Идут сквозь НИХ в безмолвный край теней.

ОНИ разят огнем, свинцом и сталью,

ОНИ крушат устои Вечных Сфер

Простым оружьем - варвары не знают,

Что ТАК Врата открыть нельзя, Барьер

И не такое выдержать способен;

И в ИХ незнаньи - сила. BFG

Разит так, как не мог бы молот Тора,

Трезубец Шивы или Меч Теней...

DoomCastle нашел свое предназначенье

И выполнил поставленную цель.

Теперь весь мир - кривое отраженье

Того, что Люди видели в себе...

© Kail Itorr, Jul 1998doom2.rus