Lepidosiren paradoxa

[Fr0st Ph0en!x]

Выложу здесь некоторые весчи, написанные Таней (что это за девушка, те, кому надо, знают, а остальным, полагаю, эти сведения ни к чему ). Почему так назвал тему, не скажу. :lol: Если будет интересно, потом выложу и некоторые другие тексты.

 

***

Мир с разбегу бросался в глаза. Солнечный свет можно было есть ложкой, зачёрпывая его прямо из луча; у него был кислый и дымный вкус. Тяжёлые, набухшие цвета почти вываливались из очертаний предметов, грозя затопить собой всё окружающее, крутящее голову пространство.

Думать не получалось. Через эту тяжесть и полноту мира не могла протиснуться ни одна, даже самая худая, мысль. Нельзя было толком ни вздохнуть, ни охнуть; взгляд испуганно метался, не зная, где остановиться, куда ему приклонить голову; цвета кружили его своим танцем. Можно было только вбирать в себя – цвета, краски, предметы – постепенно тяжелея самой.

И иногда камнем тонуть в тихих омутах глаз вечно меняющегося цвета.

 

Тяжёлая, переваливаясь с ноги на ногу, она шла домой. Отяжелевшая кровь застаивалась в пальцах; руки под её весом опускались.

Дома, умывшись холодной водой и накормив отчаянно голодную кошку, она с шумом по очереди выдвигала ящики письменного стола, что-то искала в них, задвигала обратно, снова отодвигала – пока у дальней стенки одного из них не находила то, что искала: старый ножик для резки бумаги, с прохладным, острым и тонким лезвием. Тогда она снова шла на кухню.

Она перекрёстно разрезала вены на руках, осторожно, бережно и нежно. Потом подставляла эмалированную кастрюлю и долго, внимательно, спрятав дыхание, ждала, пока всё содержимое её сосудов не перельётся в один. Затем варила зимний напиток: терпкий, красный, густой, пахучий; она заправляла напиток специями: радостью, снами, добавляла несколько добрых пригоршней боли – для контраста и ощущения настоящего, впрочем, как и будущего, и прошедшего, потому что времени уже не было. Оно иногда заводилось, когда, заложив ногу на ногу, читая хрупкие ломкие страницы книг, прикуривая сигареты от свечки, она помешивала свой напиток длинной изогнутой ложкой. Иногда книжка была особенно вкусной, и тогда серебряные кольца соскальзывали с похудевших пальцев и, позвякивая, падали в глинтвейн. В таких случаях напиток получался особо звучным и звонким, и такой же получалась кровь – поющей, звонкой и игристой.

Она читала хрупкие ломкие зимние листы, иногда скашивая глаза на плиту, ожидая момента, когда кровь закипит и оживёт. Потом выключала газ. Газ трепыхался, как крылья какой-то большой и вольной птицы.

А затем садилась на подоконник и долго, долго, долго, курила. За окном снова было легко; звёзды задумчиво покачивались в небе.

Она пила небольшими внимательными глотками, осторожно, стараясь не обжечься. Вино постепенно наполняло вены, неторопливо, как будто осматриваясь в новом жилище, в котором ещё совсем недавно жило эхо.

Потом она шла в комнату, стягивала с себя одежду и долго лежала в кровати, молча открыв глаза, снова привыкая чувствовать себя живой. Ночь шумела в ритме дождя. Глядя на ночь, она выкуривала у подоконника ещё одну сигарету и под пристальным взглядом темноты снова ложилась в кровать, накрывалась с головой одеялом и под ним смотрела длинные извилистые сны.

Миры за окном роились, как пчёлы.

 

***

Голову с плеч долой, и довольно думать. В промокшей темноте окон, с ледяною водой вприкуску, укутываю волосы дымом и путаю времена. В заворожённой холодом ночи, заколдованной колким словом, часы не спеша нарезают время.

Закрывая глаза – змеистые запахи, зеленеющие звуки, зовущие образы. Прошлая ушлая весна всё не даёт покою и вообще ничего дать не может, кроме зыбучей вереницы образов, звуков и запахов, та звонкая и злая весна, которая всё быстрей и быстрей раскручивает веретено времени, которое становится всё водоворотистее и поглощает всё, кроме редких щепок-заноз, - которые и есть звуки и запахи прошедшей насквозь весны, которые и есть зовущие звуки и безумные запахи сумбура, мускуса, амбры и имбиря, запахи забытых земель и золотых песков, затягивающих в себя призрачные зыбкие деревья. Как порожние бочки, свободные катятся дни, всё быстрее и стремительней укатывая и утягивая в стремнину времени – к слову, достаточно стрёмного и зябкого,– в выписывание бесконечных и оттого повторяющихся кружев и кружек по уездному городу, уездному потому, что все отсюда уезжают за мерцающими серебристыми песнями далеко-далеко за гремучие зыбучие пески, а ты каждый год оставляешь себя, свёрнутого потёртым калачиком в этом полуночном, зимнем, пропахшем ацетоном городе.

Весна-лентяйка спит, и всё никак не может очнуться, и лишь изредка вздрагивает тонкими и острыми лучами ресниц. Лежит, завернувшись в тысячу одеял, и смотрит длинные и запутанные сны о городе, в котором солнечные тонкие лезвия синкопами прорезают глаза на раздувшихся от спячки лицах, в котором серебристый звенящий воздух уносится куда-то дальше определённости горизонта, и в котором чахлые фонари, сочащие бледный лунатический свет, прорастают сквозь меня, выпавшую дождём над серыми невнятными улицами.

Но чахлый протухший свет фонарей вдруг потухает, и наступает внезапно непролазная тьма, ревниво обволакивающая собою. И пробивает час ночи, её последний час перед бледно-розовым эшафотом рассвета, и она растворяется в вязком воздухе, как сахар в стакане чая, прячась в тёмных подворотнях и заливаясь за воротники случайных ночных прохожих.

И звёзды скатываются с ресниц тысячью мелких льдинок. Время, истекая секундами, замирает и, затаив дыхание, покачивается на своей единственной кривоватой ноге, вслед за ночью кутается в коричневые грязные закоулки, сумеречным туманом застаивается в проулках, и кажется, что всё так и пребудет – коричневым, неизменным и застывшим, как холодец на блюдце.

Но ещё одна секунда – большая секунда – и на город с размаху упадёт небо и разобьётся на тысячи мелких стёкол калейдоскопа.

 

И проснувшаяся весна возьмёт штормом город, нагрянет громом, и рассыплется ветреным смехом по улице, и оттаявшие зелёно-жёлтые септаккорды капелью слетят с оледенелых козырьков парадных. И тексты осыплются синими лепестками неба, и солнце, смеясь, затопит в себе задыхающийся от нехватки холода город, и я наконец-то побегу по затонувшим лучистым улицам, вдыхая прозрачный лёгкий огонь.

 

***

Пылесборник

 

В городе, сплетённом из ветвей,

В городе, пропахшем ацетоном,

В городе, где больше нет людей,

В городе, до боли незнакомом,

 

Понуро бродят призраки разлуки,

Смотря на землю из пустых глазниц,

Глазницы полны им привычной муки,

Не замечают непривычных лиц.

 

Мне кажется, что вижу я не то,

Что мой мирок – в миру не существует,

Но ночью засыпаю под пальто,

И снится мне – сегодня я ночую

 

В городе, сплетённом из ветвей,

В городе, пропахшем ацетоном,

В городе, где больше нет людей,

В городе, до боли мне знакомом.

 

***

 

Мы стояли под деревом, наши волосы переплетались. Дерево благоухало и роняло на нас свои синие лепестки. Внезапно перед глазами всё поплыло, перемешалось, и реальность разорвалась. Дерево превратилось в фабричную трубу, окуривающую меня сернистым газом, а он превратился в такое, что говорить противно.

 

***

 

Бессонница

Чернота в голове,

Темнота за окном,

Белизна седины

Чёрно-белых котов,

 

Тусклый свет ночника

И продрогшие пальцы

Потный воздух от крыш

Деревянные пяльцы

 

Капли соли со лба,

Стук колёс по груди,

Дрожь ногтей и вода

Что стекает с волос

 

Не могу сомкнуть глаз

Уже три часа ночи

Муки совести? Нет,

Это визг одиночества.

 

***

 

Посмотри и удивись,

Как испуг тебя грызёт,

Оглянись и улыбнись,

Может быть, гроза пройдёт.

 

Погляди и уходи,

Только дверь свою закрой,

Ключ на землю положи,

В тихий омут – с головой!

 

Я хочу тебя простить,

Но – проблема! – не могу,

Я хочу к тебе приплыть,

Но – опять же – я не пью.

 

До свиданья и прощай,

Видишь – время впереди,

Я осталась навсегда,

Я осталась позади.

 

***

 

нет, это всё не я. Не я властитель скуки,

не я пишу стихи, не я играю в ДЗОТ,

я лишь струна, не вложенная в руку,

я лишь стрела, без звука и без нот.

 

Проснулась утром в том же самом теле,

Но мне казалось, будто где-то там,

Где солнце жжет, и пляшет сонный ветер,

Меня волшебник разбудил напополам.

 

***

 

но самое частое состояние –

состояние серого цвета,

незаметных волос, сияния

холодного зимнего лета

 

я нередко забываюсь в норку

чтобы меня никто не слышал

мало кто видит сквозь корку

серой обычной мыши

 

я другая но в другом мире

я соответствую своему цвету

во мне нет ни одной силы

на которую не изобрели бы сети

 

***

 

Insomnia

Мы видим сны. Во снах мы часто бредим

любовью, дружбою, враждой или войной.

А сами спим, укрывшись мягким пледом,

как облаком: с ногами, с головой.

 

Мы все – во сне. И ты во сне моём.

Но существую ль я в твоих виденьях?

Или быть может – ты совсем не сон,

а перезрелый плод воображенья?

 

Но на основе жизни ткутся сны,

а значит, ты живёшь и существуешь.

Спит человечество. Сплю я. Спишь ты.

Когда проснусь, найду тебя. Ты рядом будешь.

 

***

 

Кто там сидит на пыльных облаках,

Посматривая вниз на наши земли?

Порой в его белёных рукавах

Мерцает новый свёрток вдохновенья,

 

Который, затерявшись на планете,

Вдруг воплотится в худосочном теле,

В рефрене ворона, глухой тоске по Пьете,

В глазах бездонных и лице пророка…

 

***

 

«Кто с тобой был, тот с тобой и остался», -

сказала цыганка на грязной улице

и дальше пошла, пронося в себе

красный огонь своего творчества

 

***

 

всё за скобки дождями вынесла осень

простыни неба впитали мысли

но капли обратно слова приносят

и слова убегают от меня рысью

 

снова….

[Пырсус]

Честно говоря, впечатление, что писалось под накурку =)

 

В первом рассказе метафоры подобраны очень красиво, однако это все выглядит вырванным из контекста, а потому не шибко осознаешь рассказ. И еще в начале слишком часто употребляется слово "цвет". Я бы предпочел пару раз заменить синонимами, ибо несколько режет уши.

 

Второй рассказ метафорой перегружен и примерно на пятой строчке читать становится слишком тяжко. Все равно, что учебник по квантовой физике: вроде слова и понятные, но общий смысл ускользает.

 

Про стихи не скажу, не мастак писать и потому не разбираюсь, но вот "Пылесборник" и "что-то на латинском" мне понравились =)

Изменено 18 октября, 2008 пользователем Пырсус

[Джимини Джиликерс]

Честно говоря, впечатление, что писалось под накурку =)

 

В первом рассказе метафоры подобраны очень красиво, однако это все выглядит вырванным из контекста, а потому не шибко осознаешь рассказ. И еще в начале слишком часто употребляется слово "цвет". Я бы предпочел пару раз заменить синонимами, ибо несколько режет уши.

 

Второй рассказ метафорой перегружен и примерно на пятой строчке читать становится слишком тяжко. Все равно, что учебник по квантовой физике: вроде слова и понятные, но общий смысл ускользает.

 

Про стихи не скажу, не мастак писать и потому не разбираюсь, но вот "Пылесборник" и "что-то на латинском" мне понравились =)

+1

 

Стихи понравились, не каждый умеет подобрать рифму и общий смысл не испортить.

[Fr0st Ph0en!x]

Этой девушке вовсе не обязательно употреблять различные вещества, чтобы расширять сознание.