Перейти к содержанию

Foxundor

Граждане
  • Постов

    912
  • Зарегистрирован

  • Посещение

Сообщения, опубликованные Foxundor

  1. Исповедь.

     

     

    Сигаретный дым стелющейся змейкой поднимается вверх в попытке вырваться из душной маленькой комнаты. Эссенция жизни неудачливого — или удавшегося; зависит от точки зрения — самоубийцы наполняет меня, заставляя писать эту посмертную записку. Впрочем, я не могу представить себя занимающимся подобными вещами — пусть это будет confession, краткая история моей жизни и последовавшего за ней существования пустого сосуда в океане случайностей, приведших к такому финалу.

     

    Одним обычным летним утром тысяча семьсот семьдесят второго года в поместье близь Парижа успешно разрешилась от бремени супруга шевалье, чьего имя история не сохранила. Ребёнок появился на свет в срок и выглядел совершенно так, как должны выглядеть новорождённые дети — красным и сморщенным. Счастливые родители умилённо ворковали над своим чадом, не подозревая, что их сын переживёт не только своих родителей, — что вполне естественно, согласитесь — но и увидит закат внуков своих внуков. Но обо всём в свой черёд.

     

    Я — ведь речь по-прежнему идёт о моей истории — рос ничем не примечательным ребёнком мелкого дворянина. У меня имелось в наличии даже что-то вроде эскорта — своя собственная няня, прелестная Сюзанна, приглядывавшая за неразумным отроком, обожающим игру в прятки, что делало её работу поистине адским трудом. Немногочисленные учителя в один голос твердили о моей непоседливости и неспособности к обучению, а недовольные родители изливали свою злость на голову бедняжки, не смевшей перечить их несправедливым упрёкам. Но она оставалась приятным человеком, и я был рад, что у меня имелась такая замечательная няня.

    К несчастью, всё имеет tendance к изменению, так что однажды, поймав меня около кустов в саду, всего вывозившегося в грязи и жутко довольного собой, она принялась довольно строго отчитывать вашего покорного слугу. Я же в то время являл собой печально зрелище — совершенно отбившийся от рук восьмилетний мальчуган, не привыкший к тому, что его могут grondez. Понурившись, я стоял перед ней с расцарапанными локтями и коленями в синяках, мечтая провалиться сквозь землю. Собственно, нельзя сказать, что мне было стыдно — о нет. Но ощущение порицания — как это было внове для меня, внове и неприятно.

     

    Думается мне, всё осталось бы на своих местах, и я отправился бы в главный дом умываться и переодеваться, не заметь я кое-чего очень странного. Раскрасневшаяся Сюзанна громко причитала по поводу моего внешнего вида, но в целом выглядела так же, как я привык видеть её всегда — за исключением одной детали. Вокруг неё словно крутились маленькие разноцветные вихри. Они были крошечного размера и на первый взгляд совершенно незаметны, но я иной раз мог подметить то, что уходило от взора всех остальных — если это было не моё домашнее задание, разумеется. Я стал наблюдать за пляской этих крошечных непосед, шестым чувством догадываясь, что притронуться к ним в любом случае не смогу. А потом… что было потом, остаётся загадкой для меня даже сейчас. Я видел эти tourbillons множество раз, но так и не понял их природы — чувства ли это, душа или эмоции человека?

     

    Я потянулся к завихрениям — не изрядно запачканной ладонью, но чем-то скрытым внутри меня. И впитал их.

     

    На моё детское сознание тут же обрушился чудовищный поток состояния Сюзанны — по-другому, увы, объяснить я не смогу. Там были страхи няни насчёт моего внешнего вида и наказания, которое могут обрушить на голову бедной женщины мои родители, амурные дела, в которых я в силу малого возраста не разобрал ничего, потаённые причитания из-за слишком тугого корсета — словом, всё, что так или иначе плавало в прелестной головке моей очаровательной bonne d'enfants.

     

    Оглушённый, я на пару секунд перестал воспринимать окружающую меня действительность. Придя, наконец, в себя, я почувствовал удивительное оживление — мой организм просто бурлил от энергии, бурлившей во мне подобно неиссякаемому источнику. Взглянув в глаза Сюзанне, я тем не менее, не смог удержать пронзительного крика — в них не было ничего. Кукла, по недоразумению схожая с девушкой. И не вертелись вокруг неё вихри — лишь коросту незабываемой, давящей на плечи чужой усталости я ощущал всем своим телом.

     

    На мой крик сбежались семейные. Меня оттащили от девушки — а я продолжал кричать, вспоминая холодную пустоту её взгляда.

     

    Врачи ничего не смогли сделать. Мне никто не сообщал, что случилось с Сюзанной, но благодаря приобретённому со временем опыту я позже понял, что она умерла от голода. Сейчас таких людей называют “овощи” — печальное зрелище оболочки без духа.

     

    После этого события я смог видеть tourbillons de la vie — так я называю их — у каждого человека. Немало напуганный, я никому об этом не сообщал и вёл себя впоследствии образцово, тихо учась и мало болтая.

     

    Вторую жизнь мои особые talents получили во время Великой Французской революции. Тогдашний накал страстей питал меня против моей воли, вливая в мой ум эмоции, страхи и надежды сотен французов. Отдельные вихри парили около меня сутками, пока я не впитывал их — и я смирился, начав изучать свои способности. Как оказалось, я мог впитывать не только всю суть человека целиком, но и отдельные его элементы, делая их своей частью. На практике же для меня это означало неиссякаемый источник энергии. Люди вокруг жаловались на утомлённость и измотанность, а я рвался в бой, желая преодолеть самим собой поставленные барьеры. Помимо неутомимости tourbillons de la vie могли при некотором моём сосредоточении лечить мелкие порезы. Возможности поражали мой ум, но воспоминания о бедной Сюзанне останавливали меня от углублённых экспериментов. Так продолжалось до тех пор, пока одной ночью, возвращаясь в свой дом, — к тому времени я переехал в Париж — я не повстречал группу враждебно настроенных граждан. Я не могу винить их — ситуация во Франции была откровенно паршивой, но всё же мне пришлось égoutter всех напавших на меня.

     

    В мгновения сразу после драки я ощущал себя всемогущим, и, скорее всего, именно тогда трещина сосуда моей души дала течь. Я стал постепенно утрачивать свои эмоции, заменяя их выпитыми. Мне не приходило в голову, что, постоянно забирая в себя чужое, ты выплёскиваешь для этого своё. К несчастью, правда открылась мне слишком поздно. Без постоянных вливаний я уже не мог жить. Течь сосуда расширялась, и мне приходилось пить людские эмоции, чтобы не потерять себя. Из-за такого положения дел я вскоре потерял свои собственные чувства. К примеру, гнев, которому я порой поддавался, не являлся моим — он принадлежал моему соседу, который чрезвычайно негативно относился к якобинцам. Из-за этого я тоже стал ощущать к ним ненависть, так что мне пришлось в спешке бежать — себя я контролировать уже не мог.

     

    Я бесцельно разъезжал по Европе, без удивления осознавая, что давно превысил срок жизни обычного смертного. Я сменил множество работ, был пекарем и исповедником, матросом и банкиром. Список смертей рос: я не мог ограничиваться “свободными” emissions, мне требовалось всё, что может предложить человек. Я испытывал горячку предсмертного страха приговорённого к смерти и спокойную уверенность исповедовавшегося старика, юную горячность подростков и любознательность детей. Все они после моих операций переставали ощущать что-либо и вскоре умирали. Чувствовал ли я себя чудовищем? Нет, ведь я жил похищенными âme. Мне нет прощения, но разве я ищу его у тебя, мой недоверчивый читатель?

     

    Изрядно помотавшись по Европе, я переселился в Новый Свет. Америка пережила множество потрясений, и я постарался достойно встретить их вместе с нею. Сказать по правде, я перестал опасаться смерти после первой сотни лет. Ничто уже не могло потревожить меня, а то, как я умудрился просуществовать столь долгое время, — загадка, над которой мне некогда раздумывать.

     

    Но ближе к делу. Я долгое время путешествовал по США, пока не поселился в этом маленьком городишке. Здесь я планировал прожить пару десятилетий, но судьба выкинула очередной фортель — и вот я пишу свою прощальную confession.

     

    Заключительный акт моей пьесы был сыгран случаем с присущей ему иронией. Я живу в маленькой квартирке на окраине города, мой дом просто переполнен людьми. Их эмоции почти могли обеспечить меня пропитанием, но в последнее время в их чувства стала закрадываться злость — всё больше и больше. Причиной послужила невероятно толстая madame с шестью жутко шумными детьми, недавно поселившимися у нас. Собственно, меня их крики потревожить не могут, но гнев жильцов, вливаясь в меня, заставлял чувствовать некое malaise, так что я выпил женщину и всех её отпрысков в надежде на то, что теперь люди угомонятся. Увы, на смену раздражению пришли ужас и сочувствие, и мне пришлось коротать несколько ночей в парке, ожидая, пока не уляжется эта тошнотворная смесь низких человеческих страстей.

     

    Таким образом, временно без жилья, голодный, небритый и злой остаточной злостью — преисполненный детского любопытства вперемешку с жаждой жизни — я прогуливался по городку, когда меня привлекла близкая вспышка эмоций. Подобравшись поближе к эпицентру заинтересовавшего меня действа, я обнаружил толпу, с увлечением и ожиданием глядящую на одинокого человека на мосту. Из разговоров и витавших надежд я понял, что все ждут, когда мужчина — а самоубийца был мужчиной — прыгнет.

     

    Я со свойственным детям горячностью и любознательностью решил попробовать эмоции самоубийцы. За всё время своего существования я ни разу не прикасался к таковым, и сейчас жажда знания мёртвых детей одержала лёгкую победу над тем, что я мог с натяжкой назвать инстинктом самосохранения. С трудом — сказывалось расстояние — я дотянулся до парня и выпил его tourbillons de la vie. Фигура на мосту потерянно, словно марионетка с обрезанными верёвочками, свалилась в воду, а я почувствовал непреодолимое желание покончить с собой. Но прежде — оставить предсмертную запись, последнее свидетельство собственного пребывания на этой грешной земле. Какая ирония — прожить сотни лет и умереть, подчиняясь последним порывам обычных людей, никак между собой не связанных. Воистину, destinée сыграла со мной дурную шутку. Раб чужих стремлений, треснувший кувшин — возможно, оставайся у меня своя воля, я бы предпочёл тот же выход.

     

    Пепел от сигареты падает на бумагу, оставляя сероватый след на поверхности моего последнего lettre этому миру. Невольно мой взгляд упирается в пистолет, лежащий рядом. Он ждёт, я чувствую. Его я приобрёл, когда перенял от владельца одного оружейного магазина страсть к оружию. До чего изобретательны люди в истреблении себе подобных!

     

    Демон в моей голове мечет; последние строчки я пишу, борясь с собой. Тень детского любопытства скользит по моим мыслям — во время Второй Мировой Войны я сумел восстановить утраченную руку. Сможет ли способность к регенерации справиться с куском свинца в моей голове? Рука невольно тянется к металлической прохладе. Нет ничего хуже для человека, чем быть рабом чужих желаний.

     

    Ваш покор…

     

     

     

  2. Fuck you, logic. Reloaded.

     

    Уходящее солнце красило бескрайние равнины близь Вайтрана, придавая им таинственный вид, вуалью наступающих теней скрадывая расстояние, отбрасывая красноватый отсвет на землю. Одинокий человек, стоявший рядом с вековой елью, каким-то чудом сумевшей прорасти на пустошах, не обращал внимания на закат. Его целью было нечто иное.

     

    — Я, Драконорождённый, вызываю на бой тварь не из нашего мира, ужасного предвестника гибели Нирна, раба Алдуина! Сразись со мной, монстр!

     

    Собственно, эти слова, обращённые в пустоту, вряд ли нашли бы того, кому предназначались. Но мужчина добавил нечто, наполненное Силой, отчего выброшенные в воздух слова оказались не просто вздорной фразой из тех, что бросают после третьего кувшина пива, но Вызовом.

    Человек устало скинул с себя походной мешок и прислонил его к дереву. Затем присел на корточки и стал ждать.

     

    Несколько минут спустя на горизонте показалась точка. Она быстро увеличивалась в размерах, обретая очертания и объём. Довакин приподнялся и, сощурившись, вгляделся в неё. Недостаток света делал это занятие малополезным, но когда точка приблизилась настолько, что можно было различить мерно вздымавшиеся крылья, то Драконорождённый вздохнул и вытащил меч из ножен: летел дракон.

     

    Приземлившись рядом с елью, заставив пошатнуться землю вокруг, ужасная тысячелетняя тварь взревела, оглушая Довакина.

    Не удержавшись на ногах, победитель чудовищ свалился на землю, грязно выругавшись при этом. Дракон выпустил в небо огненную струю, заставив равнины на секунду осветиться, а потом задал вопрос:

     

    — И ради этого падения ты заставил меня явиться сюда? Не спорю, проделано весьма ловко, но всё же…

     

    Драконорождённый, споро поднявшись на ноги, уже замахнулся мечом, когда простая мысль осветила тёмные закоулки его сознания вопросом:

     

    — Ты разговариваешь?

     

    Дракон — серый ящер с размахом крылья в несколько метров — зевнул, умудрившись сказать при этом:

     

    — Если потомки приматов как-то умудряются болтать, то почему не могу я?

     

    Довакин опустил меч.

     

    — Это что, оскорбление? — прищурившись, спросил он.

     

    — Нет, это факт, — лениво ответил дракон.

     

    Так и не сумев разобраться в хитросплетениях логики чуждого Нирну существа, крепко сложенный мужчина с довольно маленькой для такого внушительного тела головой вновь поднял клинок, направив остриё на змея.

     

    — Я Вызвал тебя сюда не для болтовни, монстр! Я положу конец твоему существованию, ты не увидишь более тёплого света Мундуса, ибо сейчас ты умрёшь!

     

    — Ну, я и сейчас едва могу разглядеть солнце. Ты собираешься сражаться в темноте, мой бескрылый родич? Я согласен полетать, но как бы тебе не наткнуться в темноте на эту железку, — дракон чуть склонил голову, указывая, очевидно, на меч. Вот только из-за размеров казалось, что он хочет протаранить своей головой Довакина.

     

    Человек, поняв, что как-то не уследил за временем, с криком бросил меч на землю. Ударившись о твердую почву, уже успевшую ощутить на себе цепкую хватку осеннего мороза, клинок чуть слышно звякнул.

     

    — Проклятье, такую удачную фразу про Мундус испортил, — Довакин сел на землю. — А всё из-за спешки. Прознал, что тут где-то дракон живёт, рванулся сразу из Вайтрана. Эх, а ведь об этом бое могли бы сложить поэму!

     

    Чешуйчатый зверь, поняв, что боя не будет, сложил крылья, до этого распахнутые и готовые к полёту, задумчиво произнёс:

     

    — Знаешь, я мог бы написать о нашей битве стих. Мне говорили, что у меня неплохо получается…

     

    — Нет, стих — это не то. Нужна баллада, прославляющая мои деяния. — Досадливо отмахнулся Довакин. Потом, опомнившись, добавил: —Нет, я не ради славы… просто приятно, когда тебя знают.

     

    Он задумчиво взглянул на краешек яркого диска, ещё выглядывающий из-за горизонта. Потом, будто ужаленный целым роем злющих пчёл, подскочил:

     

    — Девять богов! Я совсем забыл! Проклятье, я даже ещё не начинал!

     

    Дракон с интересом следил за тем, как Драконорождённый торопливо рылся в походной сумке, достал несколько листов чистой бумаги, перо и чернила. Потом, ногой ударившись о подвернувшийся ему на пути корень, человек выронил пару бумажек, громко завопил и стал прыгать на одной ноге, нелепо прижимая к себе остальную добытую из недр мешка добычу. Наконец, собрав всё ему необходимое и перестав причитать насчёт того “самим Алдуином выращенного здесь” корня, Довакин сел на кочку. Со вздохом сожаления он поглядел на солнце, а после, явно пересилив себя, попросил дракона.

     

    — Не мог бы ты поджечь это дерево? Мне нужен свет, а Мундус почти зашёл. И… потом мне будет нужно, чтобы ты сжёг ещё кое-что. Бумагу, если не затруднит.

     

    Последователь Алдуина послушно дунул на ель, быстро загоревшуюся под действием полумагического драконьего пламени.

     

    Довакин стал рассуждать вслух, стараясь поймать мысль, которая стоило бы того, чтобы записать её.

     

    — Так… нужна мораль… что я сегодня сделал? — почесал затылок человек. — подрался на деньги с каким-то парнем из деревни… нет, не то… украл курицу… тоже не подходит…

     

    В отчаянии он воскликнул:

     

    — Ну не про морковку же вайтранскую писать!

     

    — Что не так с морковкой? — тут же заинтересовался дракон.

     

    Довакин слегка покраснел… хотя, возможно, это последние лучи солнца и неверный свет горевшей ели создали весьма правдоподобную иллюзию этого.

     

    — Ну, я тан Вайтрана. Могу, — мужчина закашлялся. — Брать вещи с главного рынка, не заплатив. А там… морковка…

     

    Он стушевался.

     

    — Ясно, — прокомментировал дракон, решив не уточнять.

     

    Некоторое время они молчали. Затем Довакин принялся что-то строчить на листке бумаги, но быстро прекратил, со злостью скомкал бумажку в шарик и кинул в костёр из дерева.

     

    — Будь проклят тот, кто придумал каллиграфию! Ну не умею я писать красиво и ровно, — извиняющимся тоном объяснил он.

     

    Дракон, все познания которого о человеческой каллиграфии заканчивались тем, что однажды он съел проезжающего мимо его пещеры писаря, мотнул головой, обозначая кивок.

     

    — Знаешь, — жалобно произнёс Довакин ещё пару скомканных бумажек спустя, — в жизни не мечтал о том, чтобы стать Драконорождённым. Даже в детстве. Дурацкая обязанность.

     

    — Понимаю, — оживился крылатый змей. — Я тоже не слишком-то мечтал об этом мирке. Я ведь хотел стать архитектором… — он пригорюнился, — проклятая приёмная комиссия, эти бездари ничего не понимают в современных пещерах и утёсах.

     

    Довакин пропустил эту тираду мимо ушей, так как известие о том, что драконы бывают архитекторами, выбила бы его из колеи надолго.

     

    — Но, — продолжал развивать свою мысль дракон. — Мой проект забраковали, отказав в обучении в Академии Архитекторов. Тут вернулся Алдуин, а мне всё равно некуда идти. Вот я и соблазнился. Открытый мир, интересные персонажи… фи! — ящер фыркнул, и рой искр посыпался на землю. — Сплошная скука.

     

    Он окончательно уныл, когда вспомнил слова Алдуина, высказанные им перед строем драконов, готовящихся войти в Нирн. “Пушечное мясо”. Знай он заранее — попытался бы ещё раз пройти в Академию.

     

    А вот Драконорождённый оживился. Шальная мысль влетела в его голову, покружилась там, подобно паре бабочек, и осела, превратившись в идею.

     

    — Может, написать про эту встречу? Она подходит! Ну, то есть мир, все дела… мы познакомились, узнали друг о друге кое-что, — он возбуждённо застрочил что-то на последнем остававшемся у него листе, но в это мгновение последний солнечный луч, ласково коснувшись всех живущих и некоторых не-живущих, возвестил о закате.

     

    Равнина погрузилась во тьму, единственным источником света был огонь почти догоревшей ели.

     

    Довакин смял листочек.

     

    — Проклятье, — прошептали его скривившиеся губы. Человек побледнел. Кинув листок куда-то под ноги, он встал. После недолгих сборов мужчина сказал:

     

    — Я пошёл, дракон. Мне нужно… побыть одному.

     

    Рептилия с недоумением посмотрела на человека, но ничего не сказала, лишь махнув лапой на прощание. Силуэт Драконорождённого быстро исчез в ночи.

    Чешуйчатый ящер завозился, вспоминая, куда мужчина кинул листок. Тот обнаружился довольно скоро. Драконы — существа любопытные. К счастью, этот к тому же знал пару человеческих языков, так что сумел разобрать в неверном свете написанное. Старательной, хоть и не слишком умелой рукой там было нацарапано: “Дарагая пренцеса Силестия! Сиво дня я узнал…”. Остальное было слишком заляпано чернилами. Дракон досадливо полыхнул:

     

    — О люди! Эти полуобезьяны потеряли остатки того, что они называют разумом! Всё-таки Алдуин был прав, когда говорил, что этот Нирн не стоит существования.

     

    Рептилия свернулась калачиком у прогоревшего дерева, засыпая. Ничего не омрачило сон дракона — своё письмо Селестии он отправил ещё несколько часов назад.

  3. Пока продолжение запутало меня еще больше. Но очень понравилось. Надеюсь, в итоге все-таки сложится логичная картинка, и все станет ясно.

    Окончание на небесах вообще супер.

    Читается легко и ненапряжно, воды нет. Спасибо :)

    Но... это не продолжение.

  4. Как и многие истории до этого, эта началась с того, что я проснулся. Странная лёгкость в голове указывала, что накануне я если и предавался возлияниям, то в весьма скромной форме. И тут же пришёл вопрос: собственно, а где я? Впрочем, подумав чуть, я решил, что сначала стоит уточнить, кто я такой. На месте памяти — сплошная пустота. Зато вокруг меня пустоты точно не было: я лежал на экстравагантной кровати, на которую была постелена чья-то шкура, а рядом со мной на покосившейся табуретке дремал старичок. Честно признаться, мне он напомнил домового: такой заросший, с кустистыми бровями, храпевший так громко, что казалось странным, как я не проснулся раньше.

     

    Убранство комнаты было по-деревенски простым и одновременно каким-то… подходящим, что ли. В смысле, я всегда так и представлял себе дома жителей всяких там сёл. Вот только это “всегда” длилось чуть менее полуминуты, а с чего я решил, что сам я городской, — того никто из живущих точно не поймёт.

     

    Старичок, всхрапнув напоследок, дёрнулся, просыпаясь. Осоловелыми глазами оглядев свою — а чью же ещё? — комнату, он заметил, что я не сплю. Издав радостный клич, нелепый старик взвился на ноги и начал что-то кричать, грозя потемневшему от времени потолку. Меня ситуация немного смущала, но и наполняла гордостью — таких приветствий меня точно не удостаивали. Я бы не забыл.

     

    Но я всё же решился прояснить обстановку, спросив уже порядком выдохнувшегося крикуна.

     

    — Э-э-э, здравствуйте. — Я смущённо остановился, когда он обратил на меня внимание. В это мгновение старик смешным отчего-то не казался. — Не подскажете, а где это я? И что происходит?

     

    Вопрос о том, как меня зовут, я решил оставить напоследок. Что-то я сомневался, что мне ответят на него.

     

    Старик поперхнулся.

     

    — Ты на моей кровати, недоумок! Небо, кого ты мне послало… а что происходит… — Старик встал в пафосную позу: голова задрана кверху, глаза полуприкрыты, одна рука за спиной, а вторая будто держит невидимый бокал. Чувствовалось, что мой собеседник долго её тренировал. Лучше от этого поза не стала.

     

    — Я Великий Маг Тепалаш, глаза Совета Магов Эллеонора! А ты — орудие, посланное мне для великой миссии, возложенной на тебя!

     

    — Кхм, — неопределённо отозвался я. Никогда не любил попаданцев. Дурной жанр, избитый.

     

    — Мне стоило немалых трудов вытащить тебя из твоего мира, Тимофей, — Вот и моё имя. Наконец-то. — а теперь ты должен…

     

    Я перебил Тепалаша.

     

    — Я догадаюсь, — помассировав виски, что должно было свидетельствовать о напряженной работе мысли, я заявил:

     

    — Мне надо спасти этот мир… как его там… Эллеонор?

     

    Глава Совета Магов посмотрел на меня, как на умалишённого. Кстати, отметил я про себя, с его лицом творилось что-то странное.

     

    — С чего бы тебе спасать Эллеонор? Ты должен уничтожить его! Эти несчастные выкинули меня из Совета, но они поплатятся! Жестоко поплатятся!!!

     

    Я откинулся на подушку. Привычной мягкости в него искать не стоило. Стеклом он её набивал, что ли?

     

    — Да-да, очень интересно. Я должен кого-то там убивать, а где мне силы найти — ты и подскажешь. Что за бред…

     

    Лицо Тепалаша исказилось в готовящемся вырваться крике, и я закрыл глаза, чтобы не наблюдать за припадком бедняги. Время каплями утекало прочь, но крика не было. Вместо него моих ушей коснулся нежный голос.

     

    — Вставай. Вставай, тебе скоро в школу.

     

    Меня ласково потрепали по плечу. Открыв в изумлении глаза, я обнаружил маму. Её лицо я видел впервые, но будь я проклят, если это не моя мама! Родное незнакомое лицо, множество новых имён, связанных с ней и мной — одиннадцатилетним Митей. Я прошептал, стараясь безуспешно побороть откуда-то навалившийся сон.

     

    — Сейчас, мам. Я ещё чуть-чуть полежу…

     

    Мама ласково засмеялась.

     

    — Даша, ты всегда так говоришь. Вставай скорее, автобус упустишь.

     

    Сказать, что я была ошеломлена — ничего не сказать. В одно мгновение я стала не Митей, но Дарьей. В голову лезли обрывки мыслей, мгновенно оборванных нежданной переменой. Но мир устаканился, буря прошла. Я ощутила себя девочкой в полной мере, пришло понимание — так было всегда. Я всегда была одиннадцатилетней Дашей, которой снились сны. Но сны кончились, и началась жизнь. Это откровение прогнало отстатки сна, и я резво поднялась с кровати…

     

    …Чтобы очутиться на тёмной улице. Пинок от моего мозга не дал мне тут же упасть, так что я вполне спокойно принял, что меня зовут Тимофей, мне двадцать три года, и я сейчас в двух улицах от родного дома. А то, что было раньше… Кто его знает, что это было?

     

    Впрочем, координация слегка пошаливала. Пошатываясь, я двинулся в путь к родным пенатам, стараясь не упасть. Вероятно, поэтому я и не заметил полицейского, который небрежно козырнул мне и попросил документы.

     

    Я подал ему свой паспорт, прищуриваясь. Полицейский светился приятным светом, исходившим будто от всей поверхности его тела. Не заметить моё состояние не мог только слепоглухой, поэтому перед моим лицом несколько раз помахали рукой. Как ни странно, мне стало лучше, вот только свет от полицейского никуда не делся — стал ярче, разгорался. Полицейский приглушенно чертыхнулся и пробормотал:

     

    — Ах ты, поганец, ну держись. Доберусь до тебя, карапуз недобитый!

     

    Отдал мне документы, распахнул крылья и взлетел ввысь. Ума не приложу, где он прятал их. Потом в моё воспалённое сознание прокралась мысль, что полицейские в моём городе крыльев по идее иметь не должны. А потом мысль разрослась в куст вопросов, среди которых зрелыми плодами висели “кто виноват?” и “что делать?”.

     

    Ответа на первый я не знал, а второй решился легко — я почесал в затылке, плюнул и пошёл домой.

     

     

    ***

     

    А где-то наверху, там, где наивные учёные предполагают существование Космоса, располагались Небеса. Утопия, невозможная на Земле, райские кущи и прочие удовольствия для святых душ. Вот только сейчас святые души испуганными голубями разлетелись в разные уголки Небес — архангел Гавриил злился.

     

    — Как тебя угораздило, — кричал он. — Как ты додумался до того, чтобы идти к нимфам!

     

    Ангел-хранитель Тимофея смущённо копал носком ноги землю. Или идею земли — ведь на Небесах что-то вещественное сразу же упало бы вниз.

     

    — Ну, — покраснев, оправдывался он. — Они позвали. Говорят, цветочный нектар есть. А я что? На полчаса отошёл…

     

    Гавриил схватился за голову.

     

    — Один на полчаса отошёл, другой, — кивок в сторону купидона, лежавшего рядом с разговаривающими, — вместо эссенции Любви стрелы настойкой галлюциногенных грибов призрачных надежд смочил. И что?! Это не Небеса, это балаган! Мне пришлось лично — лично! — спускаться на Землю, чтобы помочь бедняге! Вместо его личного ангела-хранителя! Кошмар!

     

    Ох, с каким удовольствием Гавриил сказал что-нибудь покрепче. Увы, Небеса такого не потерпят.

     

    Купидон — маленький пухлый младенчик с рахитичными крылышками — истерично икал. Хохотать он уже не мог — шутка удалась настолько, что он надорвал животики и лишь корчился в попытках издать что-то похожее на смех.

     

    Гавриил не пытался поймать паршивца — купидоны, несмотря на свою непритязательную внешность, летали очень быстро. Но взгляд архангела быстро наполнился злорадством. Чересчур отвлёкшись, купидон не замечал двух младших ангелов, тихо, стараясь не спугнуть, подкрадывавшихся к нему с розгами наперевес…

     

    Поганец получит своё.

  5.  

    Начало лично мне напомнило начало сказки или детской истории; догадываюсь, что тщ Foxundor меня немножко потроллил, я к моменту перелома сюжета всю голову сломал, как бы так помягче сказать, что это тоже уже было в истории =)

    Композиция рассказа, как всегда, аккуратная и завершённая. Идея... Трумэна не смотрел, 40 островов читал, но от островов здесь только предпосылка - зоопарк из людей, поэтому вторичности сюжета не наблюдаю. С другой стороны, нет и самого сюжета: просто фантастическая зарисовка. Две картинки мира, реальная и воображаемая, связанные образом непонятной бабушки, которая непонятно как и непонятно зачем раскрыла глаза восьмилетнему мальчику на суровую реальность. Мальчик предсказуемо умер, я остался в недоумении, что хотел передать автор.

     

    Решил попробовать советский вариант и немного увлёкся. Что ж, мне ещё над стилем работать и работать и без того.

     

    Так. Кажется, я сделал себе врага

    Обижаться на критику и честность — весьма непродуманный вариант для начинающего вордомарателя.

  6. Вау. Трумен сорока островов))

    Концовка щикарна)

    А я ведь не смотрел "Шоу Трумана". Стоило бы.

    Начало было неожиданным - как кусок из "советского" рассказа.

     

    Экспериментирую со стилем. К тому же я, судя по всему, люблю неожиданность в рассказах.

  7. Когда-нибудь я научусь писать оригинально. Но не сегодня.

     

    Хрупкость иллюзий.

     

     

    Митя бежал домой — бежал, как мог бежать здоровый одиннадцатилетний мальчик. Вприпрыжку, насвистывая что-то немелодичное, но задорное. В правой руке он зажал буханку хлеба, за которой его посылали родители. Просёлочная дорога вела прямо к его дому, и Митя уже предвкушал похвалу от своей мамы — заботливой полноватой женщины, столь охотно прощавшей ему все выходки и гордящейся любыми его успехами. Митя был долгожданным ребёнком в семье, долго бывшей бездетной.

     

    Мите оставалось до дома пару сотен шагов. Он уже мог разглядеть дом, где жили соседи Пальминых — Хроловы. Его друг Андрей жил там, но недавно ему пришлось уехать в город с родителями — готовиться к первому сентября.

     

    — Дмитрий! Дмитрий Пальмин! Подойди сюда.

     

    Митя остановился. Его нечасто звали полным именем, да ещё и… незнакомка? Старуха в поношенной, но чистой одежде терпеливо ждала. Шаль прикрывала её плечи, а руки старчески тряслись.

     

    Митя пару секунд боролся с собой. Родители, боявшиеся похищения единственного их отпрыска, настойчиво внушали ему, что с незнакомцами говорить нельзя. Но врождённое любопытство победило, и Митя подошёл поближе к женщине.

     

    — Послушай, Дмитрий. Я старая женщина, и у меня нет ничего, чтобы поесть. Внуки не навещают меня. Я понимаю, что это прозвучит нагло, но… не мог бы ты поделиться со мной хлебом? Я так голодна…

     

    Митя задумчиво почесал затылок.

     

    — Откуда вы знаете, как меня зовут? Я вас не знаю, вы недавно приехали?

     

    Старушка жалобно улыбнулась.

     

    — Да, недавно. Я была у твоих родителей, мы познакомились. Но просить у них еду… ты не понимаешь. Всю жизнь была активисткой, работницей, а теперь вот… государство…

     

    Она замолчала. У Мити побежали по спине мурашки, когда он увидел, как заблестели у неё глаза. Бабушка шмыгнула носом и на мгновение отвернулась.

     

    — Соринка в глаз попала, прости. Я понимаю, родители не похвалят…

     

    Она развернулась. Сердце Мити резанула жалость, острая и резкая.

     

    — Стойте! Вот, держите хлеб. И… возьмите сдачу. Пожалуйста. А как вас зовут? Может, я смогу ещё чем-то помочь?

     

    Женщина повернулась обратно.

     

    — Спасибо тебе. Меня зовут Агата. Нечасто встретишь такого чуткого мальчика. Нет, мне больше не нужна помощь. Оставь хлеб и деньги себе. Но за твою готовность помочь я отблагодарю тебя, как умею. Ты начнёшь видеть правду, мой мальчик. Полную и окончательную. Надеюсь, она не сломит тебя. А теперь… ступай.

    И, прежде чем Митя успел сказать хоть что-то, Агата пошла по дороге туда, откуда пришёл Митя. Мальчик пожал плечами и поскакал к своему дому. Видимо, эта бабушка просто захотела поболтать. Хотя странная она.

     

    Неладное Митя заметил почти сразу. Окружающая его действительность чуть подёргивалась. Потом исчез шелест листвы деревьев. Митя испуганно остановился, а после изо всех сил рванул к дому. Он уронил несколько монеток, но не остановился за ними — продолжил бежать.

    Бегом ворвавшись в дом, он встретил маму. Она нахмурилась, увидев раскрасневшегося мальчика. Потом встревоженно спросила, заметив, что Митя весь трясётся:

     

    — Что произошло, сынок? Что случ…

     

    На этом моменте голос мамы исчез. На его место пришёл электрический писк. На месте мамы стояла машина. Робот, если быть точным. Такого Митя видел в Терминаторе.

     

    Завопив, мальчонка бросил хлеб, превратившийся теперь в кусок какой-то резины, и бросился прочь из дома. Точнее, того, что было домом — коробка из пластика и металла.

     

    Выбежав на улицу, Митя не обнаружил ничего привычного. Свет, огни, везде металл, пластик и что-то ещё, не поддающееся описанию. И купол, за которым стояли какие-то существа, вид которых поверг его в шок. Митя пару секунд беспомощно открывал и закрывал рот, а потом с закатившимися глазами рухнул на землю, которая на самом деле была лишь полом… чего-то монументального.

     

    ***

     

    Главный Хранитель Мии’шбанфского зоопарка Кщерпатк пребывал в растерянности и ярости, вызванной полным бессилием. Феромоны вокруг него кричали об опасности всем, кто оказался вблизи него. И этим “кем-то” оказался Специалист по человеческой расе Заеврах’ук. Вряд ли случайный наблюдатель смог бы что-то понять из их разговора, ведь он проводился по каналам связей Организма. Но их приблизительный перевод на человеческий язык выглядел бы примерно следующим образом.

     

    — По каковым причинам состоялась смерть данного человеческого детеныша? Из-за чего он вдруг перестал воспринимать сигналы из комплекса Волны?

     

    — Тшун, — почтительно… отвечал? Транслировал? Пересекал? Накладывал контуры Заеврах’ук. — Ваш покорный шаэйц не имеет представления о том, почему образец стал отвергать сигналы. Человеческое сознание не способно самостоятельно генерировать толерантность к излучениям такого порядка. А его смерти послужило глубокое ошеломление и отказ некоторых органов от назначенной им природой работе.

     

    Кщерпатк окутался облаком изотопов углерода.

     

    — Третья гибель представителя человеческой расы за нфоз. Это не имеет отношения к совпадениям. Очевидно, исследовательский комплекс выполнил свою работу недостаточно хорошо. Мии’шбанф сейчас не имеет ни одного образца этого вида.

     

    — Я составляю, тшун, что некоторые камеры физического обзора наблюдали ещё одного разумного носителя генофонда Земли при отказе других наблюдателей от добавления информации.

     

    Кщерпатк гневно отказал Заеврах’уку в передаче данных внутри особи на несколько мгновений.

     

    — Нет необходимости в неверном сигнале. Ваша оплошность — только ваша, а не автоматизированных наблюдателей. Возвращайтесь, когда найдёте истинную причину.

     

    Заеврах’ук вышёл из помещения. Кщерпатк перенёс почти все глаза на самую большую из своих голов.

     

    — Сотни кпаров имели возможность наблюдать за объектом. И ни один не обнаружил ещё одного землянина. Этот Заеврах’ук пытается убедить меня, но его отчёты нелогичны, а потому бессмысленны. Он дождётся принудительной щфойж.

     

    Гипотетический наблюдатель — а точнее, наблюдательница, — глубоко вздохнул, покачал головой и неслышно вышёл. Ведь он был лишь гипотетическим. Главное, чтобы остальные думали так же.

     

     

     

     

  8. Скверный характер великих магов и необходимость жертвовать частью себя ради обретения Силы - таки действительно штампы.

    Разновидности виртуальности, Глубины... не знаю, может я один этого дела начитался. Но фабула рассказа - типичная игрушка же: поработал, погрузился в какой-нибудь Морр или Линейку, изобразил плохого парня, оторвался как следует - и снова работать) А что там с миром неписей или онлайн-геймеров, которые строили свой мирок месяцами - та фиг с ними! =)

    А суть-то в том, что мир не игрушка. А реальный и существующий себе Мир. Ведь ни одна игра и симуляция не заменит чувства от настоящего убийства. Так что Бюро пришлось сильно постараться, организуя такие путешествия.

  9. "Побег в тёплые края"?

    Где приходит тётка-золотокопательница и берёт его замуж?)

     

    Ещё один няшный рассказ. Непривычно чувствую себя отвратительно начитанным, но опять смутное дежавю - причём в связи даже не с "Обменом разумов", а с чем-то много менее известным: в начале девяностых были такие журнальчики, на газетной бумаге, и маленького формата, и большие. В маленьких публиковались длинные рассказы и короткие повести, в больших - средние повести и ещё комиксы по нижнему краю: Гарри Гаррисон, Говард...

    Ну а кто в двенадцать лет авторов и названия читает?) Вот сюжеты я помню, узнаю иногда в бумажных книжках =)

    Наверное, я мог бы попытаться оправдать себя чем-то вроде "ничто не ново под Луной", но если эти рассказы столь банальны, то мне стоит серьёзно призадуматься.

  10. Отпуск.

     

     

     

    Толпа безмолвствовала. Обычно на казни шумно из-за зевак, собравшихся поглазеть на очередного преступника, пойманного стражей. Но не сегодня. Слишком много родственников, друзей жертв негодяя, чистой случайностью пойманного накануне, собралось на площади.

     

    Я оглядел людей, собравшихся сегодня. На мой праздник. На мою смерть. Нельзя сказать, что я не боялся, — естественный страх перед близкой кончиной холодил тело, болевшее от побоев. Когда меня поймали, егеря не стали сдерживать себя. Руки саднило от тугих верёвок, ноги были скованы.

     

    На эшафот меня привели четверо стражников. Споро поставили туда плаху, затем пришёл палач. Обычно он заводил толпу — представление должно проходить как можно интереснее. Но сейчас он был угрюм и лишь с ненавистью смотрел на меня — я убил его дочь. Я улыбнулся ему, несмотря на своё разбитое лицо. Пусть запомнит меня. Пускай они все как следует запомнят меня.

     

    Но подготовка продолжалась. На подмостки взобрался глашатай, развернул свиток с моими свершениями. Я приготовился слушать.

     

    — Во имя Света и вершителя Воли Его Ганзая, да свершится сей день правосудие. Мужчина, именуемый Мнекаром, сделал много страшных и ужасных вещей. Список его прегрешений перед Светом и людьми включает в себя многочисленные убийства, грабежи, поджоги, похищения…

     

    Я слушал. Впитывал в себя каждое слово. Недолго мне осталось, я должен запечатлеть этот миг. Оглядев ещё раз людей, пришедших посмотреть на меня, я увидел отдельную трибуну. На ней сидел герцог — правитель области, где я развлекался последний месяц. Обрюзгший мужчина средних лет сморщился, когда я подмигнул, — пусть помнит. Потом я снова стал вслушиваться в речь глашатая: в чём ещё меня обвинят? Неужели…

     

    —Также Мнекар обвиняется в чернокнижии. Имя его будет вычеркнуто из Списков храмов Света, а душа — навсегда вверена Тьме.

     

    Глашатай остановился, судорожно вздыхая. Устал говорить на одном дыхании.

     

    Ко мне подошёл жрец Света. Что-то пробормотал. Наверное, слова отречения. Потом помазал мне на лоб какую-то дрянь и отошёл.

     

    — Герцог Разар, да святится его имя в Свете, избрал для колдуна и убийцы милосердную смерть — плаху.

     

    Толпа зашумела. Ещё бы, плаха! Секунда — и смерть. Я широко улыбался, но тело дрожало, предчувствуя скорую кончину. Да, скоро мне конец.

    Вперёд вышел жрец, размазавший мне по лбу краску, и, подняв руки вверх, прокричал в толпу.

     

    — Не физическая смерть уготована ему, но душевная! Свет отрёкся от него, и Тьма заберёт дух его себе в непрекращающиеся муки, а потом растворит в себе, окончательно положив конец его существованию!

     

    Люди стали утихать. Глашатай, немного отдохнув за короткую речь, вскликнул:

     

    — Последнее слово убийце, насильнику и колдуну!

     

    Я криво усмехнулся.

     

    — Мне понравилось. Жаль, что так… быстро.

     

    Весь сброд, собравшийся на площади, загудел, словно улей. Подошедший ближе стражник толкнул меня, заставляя опуститься на колени и положить голову на плаху. Я подчинился. И тут страх, до этого терзавший моё тело, проник в мои мысли. Я задрожал, осознав происходящее. На лбу выступила испарина.

     

    Палач приготовил топор. Длинная рукоятка, острое лезвие. Сейчас меня убьют. Сейчас.

     

    Я закрыл глаза и постарался не думать ни о чём. Ужас осознавания собственной кончины бултыхался во мне, стремясь выплеснуться наружу. Моё тело не выдержало, и я ощутил, как стремительно по моим штанам стекает дурно пахнущая жидкость. Я истерично засмеялся: какой позор! Но долго такое не продолжалось — последнее, что я услышал в жизни, — это хеканье палача, поднимающего топор. И я умер.

    ***

    Я рефлекторно дёрнулся в барокамере. Многочисленные ремни и провода удержали меня. Тут же я ощутил, как программа, почувствовавшая моё пробуждение, активировала режим выхода из сна, пуская по трубочкам специальные растворы. Я моргнул. Это путешествие мне запомнится надолго. Немедленно пришли мысли о том, что я заказывал два месяца, а продержался только один. Услуги Бюро стоили дорого, а возмещать мне целый месяц никто не станет.

    Лёжа в этом техническом подобии гроба, я думал о том, кем бы стал, если бы не Бюро. Существование в офисе бесила, серость жизни опустошала. Наверное, я был бы маньяком. Какое счастье, что у современного мира есть Бюро Путешествий.

     

    Быстро и безопасно ваше тело помещали в барокамеру, а душу — или разум, как угодно, — посылали на одну из отсталых планет, в которых сохранялось Средневековье. В подходящее тело одного из аборигенов. И офисный планктон вроде меня имел шанс выпустить пар там, где не действовали законы, кроме, разумеется, местных. Порой я задавался вопросом, где находятся миры, в которых ещё имелся феодальный строй. Но по большому счёту мне это было не слишком интересно.

     

    Услуга по перемещению стоила дорого — год работы в офисе, ограничивая себя во всём, — но какие впечатления! Они окупали всё. И теперь я с тоской подумал, что у меня впереди ещё месяц ничегонеделания. Отпуск-то никуда не делся. Может, выйти на работу? Да, тогда я быстрее попаду сюда снова.

     

    Техники наконец подошли, и я с блаженной улыбкой позволил извлечь себя из камеры — удовлетворение, полученное в путешествии, пройдёт через пару недель. А до тех пор я был счастлив.

     

     

     

     

  11. Грань.

     

     

     

     

    Этот рассказ можно скорее счесть фанфиком, так как он во многом, если не во всём, копирует одну Вселенную. не знаю уж, зачем написал его.

     

    Ремай осторожно спускался по лестнице в башне своего учителя. Странные они, эти маги — так и норовят поставить где-нибудь башню, как будто именно она подтверждает их высокий статус. Те же волшебники жили куда скромнее, предпочитая обычные, пусть и золотые, дворцы, а колдуны и вовсе обитали в пещерах. Учитывая же то, что учитель Ремая, маг Лефаном, был не простым кудесником, но одним из Лордов, его башня представляла собой довольно занимательное зрелище: издалека похожая на нагромождение колец, вблизи она являлась многометровой иглой, толщина которой составляла пару миллиметров. Пространство странным образом спутывалось вокруг неё, порождая причудливые всполохи и образы. Впрочем, Лефаном же должен был как-то оправдывать свой титул — Повелитель Пространства. Да и мало кто хотел приближаться к башне, ведь Лорды — существа в высшей степени непредсказуемые, ещё и практически бессмертные. Хорошего от бессмертных ждать не приходилось — жизнь на протяжении тысячелетий подчас казалась однообразной, а интриги против друг друга Лорды затевали так часто, что запутывались в них, как паук в собственной паутине. Так что Лорд, уставший от бесконечных разборок с могущественными соседями, мог учудить какую-нибудь пакость просто для развлечения.

     

    Ремай был рад поступить к одному из Владеющих Силой в услужение, но старался не забыть, с кем приходилось иметь дело. Последнее, что сделал один Лорд в Мире Ремая, — превратил целый город в гигантскую лягушку. Король Амфибий, один из ближайших соседей Повелителя Пространства, был вспыльчивым че… сущностью.

     

    Ремай достиг подвала башни — или того, что при достаточном воображении можно назвать подвалом, если не забывать того, что частично он пересекался с лабораторией на втором ярусе, а частично — со склоном одного вулкана. И ученик Лорда при всём своём воображении не мог представить, зачем магу потребовался вулкан в своей башне.

     

    Но целью Ремая был не вулкан и даже не кусочки ожившего сущего, сидящие в клетках, сделанных из метафизических рассуждений философов о пространстве.

     

    Нет, его целью была книга.

     

    Лефаном был не таким уж плохим учителем, хоть и излишне холодным и отстранённым. Порой складывалось ощущение, что ему наплевать, есть ли у него ученик или нет: особенно хорошо Ремай это почувствовал, когда Лорд поселил в комнате своего ученика горгону. Не для тренировок или в качестве наказания, а так, чтобы место не пустовало. Жалобы или мольбы не подействовали: Лефаном искренне считал, что имеет право распоряжаться своей башней так, как хочет он, и Ремаю пришлось смириться. Поэтому теперь ученик Лорда спал в кладовке. Были и другие случаи: однажды Лефаном закольцевал пространство вокруг своего ученика, и Ремай прошатался почти неделю в состоянии, похожем на кошмар — непередаваемый ракурс зрения и игры с тремя измерениями чуть не свели его с ума.

     

    Но Ремай хотел большего, чем хотел или мог дать его учитель. Судьба обычного смертного мага, пускай и могущественного, его не привлекала. А вот стать одним из Лордов… власть, даваемая Силой, пьянила, пусть Ремай и не владел ею. Пока.

     

    Сила рождалась в человеке, преображая его, создавая из обычного существа Лорда — Владеющего Силой. Теоретически любой мог получить Силу, ведь она рождалась в самом человеке из Зерна, вынашиваемого в душе, проходящей цепь перерождений. На практике всё было гораздо сложнее и запутаннее, но Ремай знал, что нужно делать. Он в сотый раз возблагодарил судьбу, давшую ему книгу, где содержались знания о том, как пробудить Зерно в себе, давая выход Силе.

     

    Ученик Лорда глубоко вздохнул, подходя к книжным полкам. Быстро найдя нужный том, он взял его с полки и открыл на нужном месте. Потом положил на круглый вычурный стол, возникший из ниоткуда — наверное, ушёл из какого-нибудь дворца — и принялся быстро чертить фигуру. Довольно странную, если честно, ведь она нисколько не походила на привычные оккультные символы. Больше всего она напоминала кляксу, внутри которой находилась помесь собаки со слоном. Вот только эту “кляксу” нужно было расчерчивать очень тщательно, не допуская ни малейшей погрешности. Закончив, Ремай со вздохом выпрямился и заглянул в книгу в поисках дальнейших инструкций.

     

    — Так, встаньте в центр Притяжения… ага, вот он… зажмите рукоятку кинжала Даров… сделано… настройтесь на волну, исходящую от фигуры…

     

    Ремай закрыл глаза и постарался сосредоточиться. Но, сколько бы он не стоял, волна не приходила. В раздражении выругавшись, Ремай перевернул страницу ветхого фолианта и прочитал там:

     

    “Не счесть числа желавшим Силы. Но получить Её искатель может сам, без помощи другого. А в этой книге смысла нет искать — лишь шутка Тех, кто Выше, обитает здесь.”

     

    Несколько секунд Ремай оторопело вчитывался в строки, автор которых всячески продолжал насмехаться над неучами, возжелавшими для себя могущества. Потом отбросил кинжал, который ещё держал в руке, набрал воздуха в лёгкие и…

     

    — Дачтобыэтихлордовбудьонипроклятыненавижупочемуяааааааа!

     

    Гнев его быстро перестал быть лишь гневом, перерос в ненависть, в пламя, в котором сжигались остатки здравого смысла, эмоций и чувств. С каждой секундой Ремай разъярялся всё больше: бросив книгу на пол, ученик Лорда принялся топтать её, затем начал было пинать стол, но быстро отбил ногу. Клетки из рассуждений противостояли слепой ярости намного менее успешно, ведь все философские мысли насчёт пространства были, по сути, бессмысленной болтовнёй. При наличии Лорда, управляющего пространством, разумеется.

     

    Фигуру на полу Ремай сжёг заклятьем — он всё-таки был магом, пусть и не бессмертным. Алхимические пробирки из лаборатории осыпались осколками, а вот вулкан пережил гнев ученика Лорда спокойно; видел и не такое.

     

    Разрастаясь, гнев Ремая словно обрёл материальную форму, он заполнил подвал, клубясь и потрескивая, как грозовое облако. В этом тумане маг почувствовал прикосновение чего-то полуоформленного, какой-то… Силы. Ремай замер на месте. Ласковым касанием Сила погладила мага, и ученик Лорда почувствовал не слова, но образы. Предложение, от которого очень сложно отказаться. Зерно души породило росток, который теперь всходил, обещая дать богатый урожай. Но если Зерно ещё могло существовать в душе, то вот прорастающая Сила не уживётся в столь тесном месте. Приобретавший Силу терял что-то в себе. Ремай осознал, что в обмен на Силу он отдаст часть себя. Возможно, не самую важную. Вероятно, не самую полезную. Что угодно, например чувство страха. Или эмоции. Или слабости.

     

    Лорды были душевными калеками, все до единого. И теперь выбор стоял перед Ремаем. Принять Силу и стать тем, кем он мечтал быть — или отказаться, убив Зерно, но сохранив своё Я в целости.

     

    Ремай принял решение. И почти появившаяся на свет Сила ушла, испарилась. Вымотанный, ученик Лорда упал на каменные плиты пола. Он глотал воздух, как рыба, выброшенная на берег, пытаясь прийти в себя.

     

    Ледяной голос разнёсся по подвалу.

     

    — Какая глупость, ученик. — Лефаном помедлил. — Ты мог бы стать Лордом. Признаться, я потратил немало сил, стараясь вывести тебя из себя. Хозяин Гнева — вполне неплохо для обычного мага из заштатного Мира, как считаешь?

     

    Ремай, уже отдышавшись, поднялся на ноги, опустив голову. Он чувствовал опустошение. Его учитель разглядывал его, будто решая, что с ним делать. Провал планов Лорда, равно как и порча его лаборатории, вряд ли способствовали мирному решению конфликта.

     

    — Тебе интересно, зачем я всё это затеял? — Проговорил Лефаном.

     

    Ремаю не было интересно.

     

    — Видишь ли, я давно мечтал завести себе вассала. Младший Лорд отлично подошёл бы. Но ты испортил мою затею. Так что…

     

    Ученик Лорда вспомнил о городе-лягушке и похолодел.

     

    — Можете делать со мной всё, что пожелаете. Но не трогайте моих родных, прошу вас!

     

    Лефаном покачал головой.

     

    — Да как-то не собирался. Впрочем, раз ты так печёшься о них… вот моё наказание. Ты никогда не достигнешь дома. Всякий раз, когда ты будешь уже близок, когда дорога уже выйдет к твоей семье, пространство помешает тебе вернуться. И ты будешь скитаться по свету, нигде не найдя приюта. Вечное странствие будет тебе наказанием. Выметайся из моей башни, щенок.

     

    Пораженный, Ремай приоткрыл рот. Лефаном отпускает его? И даже не будет мстить тем, кто дорог его теперь уже бывшему ученику?

     

    — Как скажете… как скажете, Лорд Лефаном. — он торопливо поклонился. А потом вопрос сорвался с его языка, глупый и опасный.

     

    — Чем вы пожертвовали ради Силы?

     

    Где-то минуту Лефаном молча смотрел на Ремая. Потом ответил:

     

    — Способностью привязываться к людям. А теперь… убирайся.

     

     

  12.  

    Вторая часть гораздо интереснее

     

    В первой почти нет смешнявок, да интригу приходилось сохранять.

     

     

     

    Я, когда начал читать, подумал было "...о, нет..."

    потом подумал про даэдру

    потом - про попаданца

    но истина убила)))

     

    в общем, респектую обоими копытами!

     

    Будь это кто-то из даэдра или попаданец, то рассказ не назывался бы "Fuck you, logic". И вообще, попаданцы — зло.

  13. Моя очередь быть ламером http://www.elite-games.ru/conference/images/smiles/shuffle.gif

    А Новента - это блоги Тесонлайн, "Вечерний Тамриэль" или что-то другое?

     

    Новента — это то, что сейчас называется падама. Муа-ха-ха!

     

    А если серьёзно, это сайт. Глагне, если по-форумски.

  14. Fuck you, logic 2. The end.

    Серьёзно, стоило дописать.

     

     

    — Ага, — рокотом разнёсся по пещере голос Дагот Ура. — Вот ты и пришёл, Нереварин. Я…

     

    Дагот Ур замолчал. Потом глубоко вздохнул и потёр золотую маску рукой, пока пришедший осматривался в пещере.

     

    — Азура, за что? Почему? То есть я, конечно, знал… в смысле, у меня куча слуг в каждом городе, и я был в твоих снах … но… серьёзно? Вот это против меня?

     

    Рэйнбоу Дэш хмыкнула.

     

    — Я не вот это, чудик с железякой на лице! Я пони, понятно?

     

    Дагот Ур развёл руками.

     

    — Куда уж понятнее… А как ты миновала сонмы рабов моих, как ты пересекла ловушки и хитрости, устроенные мной?

     

    — Ну, твои друзья были довольно странными людьми. А насчёт ловушек и прочего, — она помахала крыльями. — Я пегас, ауууу!

     

    Чтобы как-то обдумать диалог и выиграть время, Дагот Ур посмотрел на двемерскую дверь в дальней стороне пещеры, скрывавшую проход к Акулахану. Дверь была довольно оригинальной: открывалась тогда, когда Дагот Ура не присутствовал в царстве живых. Например, спал. Возни с ней было много, да и тупые слуги вечно застревали, тычась в сомкнутые створки, если Даготу приспичивало часок подремать, но роль последней надежды неплохо выполняли. Всё-таки Дагот Ур не собирался спать, а убить его — убить бога — этому… этому нечто не удалось бы даже, будь Дагот Ур связан и зверски избит сковородкой. Вспомнив ощущения, бывший кимер вздрогнул. Долгая жизнь, многие ситуации…

     

    Что ж, стоило попытаться.

     

    — Может, ты хочешь перейти на мою сторону? В конце концов, я был…

     

    — Э-э-э, постой! Я никого предавать не собираюсь. Я же элемент верности! И вообще, мне сказали прийти и, — Рэйнбоу Дэш достала из сумки, висевшей у неё на боку, Разделитель и Разрубатель, положила их перед собой крестом и поставила копыто на них. — вот этими штуками ударить какое-то сердце.

     

    Ошеломление Дагот Ура было сложно передать словами. Нет, он чувствовал ауры двемерских артефактов… вопросы вертелись на языке из него, в результате чего он смог выговорить лишь что-то вроде:

     

    —Катыгорумкаивс…

     

    Потом остановился, немного помедлил, чтобы чуть успокоиться, и задал первый вопрос. Не самый жизненно необходимый.

     

    — Тебе не говорили, что расхаживать в таком виде странно? В смысле, — он поперхнулся. — Я не ханжа и ничего против не имею… но не кажется ли тебе, что, ммм, сумки несколько, ммм, не скрывают, ммм…

     

    Дагот Ур стушевался.

     

    — Фи, не вижу смысла в одежде. Нет, это красиво, но многие здесь носят такое тряпьё, что одна моя подруга просто впала бы в кому здесь! — пегаска улыбнулась своим мыслям.

     

    — Ага… то есть что за чушь? Как ты, Шигорат побери, смогла держать Разделитель и Разрубатель копытом?

     

    Голубая пони нахмурилась, почесала затылок.

     

    — Ну, не знаю. Я открыла сумку, достала сначала…

     

    — Я видел! Но как?!

     

    Рэйнбоу Дэш разозлилась.

     

    — Что как?! Как ты держишь яблоко?! Взяла и взяла.

     

    Искренне пытаясь вспомнить, что такое яблоко, но потерпев неудачу, Верховный Консул Шестого Дома вспомнил ещё об одной существенной детали.

     

    — А почему тебя не убило? Ты же взяла оружие без Призрачного Стража!

     

    — И как бы я натянула на копыто перчатку? — голосом, показывающим очевидность объясняемых вещей, протянула Дэш.

     

    Вынужденный согласиться, злодей с Красной Горы замолчал. Потом подошёл к пегаске и ласково потрепал её по волосам — шерсти, гриве? Ужас Вварденфелла запутался в ситуации и не хотел усугублять её разбирательством — проговорив:

     

    — Не знаю, как ты миновала моих рабов. У тебя же нет ни одного артефакта с собой, кроме этих, — он кивнул под ноги, где лежали меч и молот. — Но я милостив и не стану убивать тебя. Пожалуй, ты будешь в моём зверинце наравне с герцогом и прочими влиятельными существами этого острова.

     

    На уровне талии Проповедника Видящих раздался голос.

     

    — Не мог бы ты присесть? Вид здесь не очень, знаешь ли.

     

    Сконфуженный, Предводитель Спящих спустился на корточки. Отточенным движением развернувшись, Рэйнбоу Дэш со всей силы ударила его задними копытами прямо в золотую маску. Дагот Ур откинулся на спину, уплыв в мир снов на неопределённый срок.

    Подняв Разделитель и Разрубатель, пегаска положила их в свою сумку, после чего произнесла, глядя в потолок пещеры:

     

    — Может быть, — она сделала паузу, выделяя эти два слова. — Может быть, я не так сильно бью задними, как Эпплджек. Но ни те простофили раньше, ни ты не почувствуют разницы. Ручаюсь.

     

    Произнеся это, пони голубого цвета и с разноцветными волосами перешагнула распростёртое тело Ворина Дагота и неторопливым шагом направилась к открывающейся двемерской двери.

     

    .

  15. я конечно жутко извиняюсь за жутко не в тему наверное вопрос, но как называется газета, в которой промышляют три мера, герои рассказа?

    Новента. А что?

    Думаю, такие вещи (имхо) должны быть короче.

    Здесь две части в одной.

  16. Ха) К вопросу о динамике. Собственно я так подумал сделать с любым рецептом. Идея такова (а пример все так же грубый) - есть у нас рецепт на, скажем, эбонитовый молот. Так вот, мы крафтанули себе молот и гуляем, рвем им даедра и т.д... Пока не встретили НПЦ, который подсказал (за умеренную плату, ну или услугу), что если при ковке молота в расплавленный эбонит добавить склянку ртути, то молот станет несколько тяжелее, но и урон увеличится (на, скажем, 4 единицы). И так, что нибудь уникальное, для каждого рецепта. А есть вариант, что при крафте мы сами случайно добавили (скрипт проверяет наличие набора ресов для улучшенного варианта, если не совпадает - то крафтится обычный вариант) нужный для улучшения ингредиент и неожиданно получили на выходе улучшенный вариант скрафченного. Вот и все, что я хотел про это рассказать. (с) "Форрест Гамп"

    Такой вопрос: улучшенные варианты оружия у NPC будут? И возможно ли начало задания таким образом? Ходил себе, встретил орка, который себе гулял в горах. Нереварин ты или не Нереварин? Убил, ограбил — нашёл секиру, закалённую в крови младенцев. Захотел искупать в крови младенцев свою саблю, пошёл к кузнецу, чтобы рассказал, как производить сие нехитрое действо.

  17. Академикам - нет. В том и кайф, чтоб случайный чел зашёл на сайт, увидел, прочитал - "о, я так же написать могу, хочу, про что, кому слать?" =)

     

    Учитывая общее опустошение Новенты по сравнению с прошлым накалом, желающих будет сравнительно мало. Хотя бы поначалу.

    Так многие на сайтах зацепляются, потом на форум приходят.

    У нас как-то больше через комментарии. Там тоже иногда, хм, шедевры рождаются.

  18. В каждой провинции будет своя уникальная флора и фауна, своя архитектура, культура и, конечно же, множество разнообразных подземелий, квестов, оружия и доспехов.

    Долгострой почище TR. Или шлак, если всё будет сделано на скорую руку. Не взлетит.

  19. Вроде того. Но сохраняющие полную достоверность описываемых реалий. Чтобы... ну, скажем так, даже уже хорошо поигравший чел смог найти в статье что-то полезное для своей игры. Подробность, секрет, хитрость... моды, опять же.

     

    Хитрый план был в том, чтобы даже тот, кому не захочется читать весь текст (по причинам вроде нелюбви к чтению или общего уныния описываемого), нашёл что-то полезное для себя. Но пилить такой раздел можно, если найдутся желающие его заполнять. Вопрос в том, хватит ли энтузиазма академикам курировать такое?

    Почему-то сомневаюсь.

     

  20. Не совсем. То, что я читал в вашей теме - это размышления, собственные представления о том, как это работает. Их можно читать с желанием проверить, насколько совпадают ваши представления... и, наверно, всё.

    , захотят написать свои рассказы - про другие города, про животных, про колдунство - вот это можно будет уже объединить в новый раздел

    Тогда я не понял. Имеются в виду фанфики?

     

    P.S. Был бы признателен, перейди мы на "ты".

  21. захотят написать свои рассказы - про другие города, про животных, про колдунство - вот это можно будет уже объединить в новый раздел

    Что-то вроде того, что у меня в теме пылится?

    Кстати, если картинки самодельные, то по автору вообще сиреневый плащ и медалька плачут.

    Художественная обработка — неизвестные умельцы из Интернетов.

    Сами мы такое не потянем.

    А пока главное, чтоб идея и реализация не остались уделом полусотни форумчан, заходящих в Академию.

    Остаётся ждать нового Fullrest'a.

×
×
  • Создать...