Сырое мясо

- Я думаю, что хаос - это единственный высший порядок.

- А я не рассказывал тебе об одном старом священнике, который решил повидать мир и поехал в Африку на сафари? Он так впечатлился местными чудесами природы, что стал использовать это как аргумент в проповедях. Типа, что такая красота и гармония не могла появиться из хаотического мельтешения молекул. Что вся вселенная рукотворна, Богом создана. В общем, этот хлыщ всех туристов достал так, что некоторые экскурсоводы меж собой в серьез обсуждали план его убийства - чтоб клиентов не распугивал. А что, завел в кусты и "потерял", а там - да что угодно там. И все - несчастный случай, остальным пример.

И вот едет этот старый ворон с нами по саванне, грузит телегами и вдруг видит, как взрослый лев пожирает маленького детеныша. Ну ты знаешь, у них такая дикая (ха-ха) конкуренция, что бродячие самцы приходят в чужую стаю и выгоняют к черту прежнего вожака, а котят пожирают, чтоб стало быть, чужих ублюдков не кормить. И что ты думаешь? Сей святой муж, как сраный индюк, выскакивает из джипа и размахивая Писанием, с криками «Именем Божьим, призываю тебя остановиться!» и что-то про ад, чешет прямо на льва...

В общем, животное пришлось убить. Ногу этого гондона долго собирали-собирали, да и плюнули. «Тут вам не Лондон, а дикая природа». И воткнули ему протез на болте. Говорят, он потом вернулся домой и пытался продолжить службу, но отказался от сана и стал работать на скотобойне.

- Один мой старый коллега и наставник говорил, что нужно опасаться имен. Сторониться их, как чумного дома, как огня. Имена имеют власть над личностью носителя. Настоящее Имя - это оружие. Узнав его, можно найти кого угодно, как бы он ни прятался, или в одно мгновение убить на расстоянии. Вот почему меня зовут Ник Нейм.

- Но когда ты долго носишь одно имя, даже если оно не истинно, ты начинаешь ассоциировать себя с ним, на подсознательном уровне.

- Верно, поэтому это агентурное имя только на сегодня. Имена необходимо менять, с той же регулярностью, что и интимное белье. Но даже это не убережет тебя от предательства. Никто не должен знать твоего Имени. Никогда. Без этих уловок в нашей работе никуда.

Мой старый наставник был ас из асов, специалист по перевоплощению высшего класса, он умел даже отращивать настоящую бороду, менять национальность и политические убеждения на ходу. Он был головной болью для всех разведок мира. За ним постоянно следили целые косяки шпиков, но стоило ему зайти за угол – его тут же теряли, он просто менял лицо. Я никогда не знал, как он выглядит на самом деле, он всегда навещал меня под видом индейца. Но даже этот бывалый койот однажды совершил Большую Ошибку. Она называется: завести любовницу. Девица охмурила его так, что он доверился, открыл ей самое важное – Свое Имя. И вот однажды, в какой-то мелкой, совершенно пустяшной ссоре она сгоряча послала его в жопу. Назвав по имени. В ту же секунду он просто исчез, как и не было! Кто знает, где он теперь…

Оставайся безымянным, и будешь в безопастности, так он говорил.

Несколько недель подряд он изучал только пыль в углу комнаты. Все его мысли были поглощены подсчетами толщины слоя пыли, определением цветового диапазона пылинок, подсчетом их количества и процентного соотношения чистой пыли и спорадического мусора, измерением влажности. Днями он ползал по полу красный от напряжения и линейкой, и циркулем замерял площадь, которую покрывает пыль в углу. 15 квадратных сантиметров пола, 4 левой стены и 2.5 правой! «Статистическими данными по прогрессу разрастания пыльной заразы» в течении еще одного месяца было исписано несколько тетрадей. Определялись зависимости от нахождения в комнате собаки, человека, кота открытого окна и закрытого. Были найдены: 4 волоса, три белых один рыжий, комочек шерсти, горстка мелкого песка весом 0.1 микрограмм, тонкая прозрачная палочка 0.5 на 10 миллиметров предположительно из пластмассы синего цвета, обломки коричневой масляной краски облупившегося пола и сухой порошочек из под отошедших пастельных текстурированых обоев с растительным рисунком (возможно, старая побелка), несколько черных блестящих крупинок стекла размером с кристаллик сахара. И еще удивительное множество вещей.

Все это предстояло тщательно взвесить, определить химический состав, каталогизировать и описать каждый уникальный объект. Впереди была работа на годы, а возможно и...

Раздался стук.

- Эм… войдите!

Бетонный пол и стены, завешанные черным полиэтиленом. Сырой мрак подвала освещала тусклая лампочка на голом проводе. Также провода змеились по всему полу комнаты и сходились в ее центре, там где были установлен странный механизм: две колонны с множеством манипуляторов и зазубренных лезвий, и железный стул между ними. В нескольких метрах от сооружения находилась панель управления на высокой ножке. За ней хлопотал невысокий старик в резиновом фартуке.

- О, здравствуйте! Проходите пожалуйста, и занимайте свое место, вон там.

Он указал рукой на стул. Когда я сел, он подошел и завозился с креплениями на моих руках, закончив, вернулся к пульту и произнес.

- Когда я включу машину, эти пилы – он развел руками. – начнут работать с вами. Можете кричать, это ничего.

- Член.

- Что?

- Его тоже…

- Вы совершенно правы! Ведь мой Сад Тел посещают и дети, вы знаете? И такие подробности анатомии ни к чему. Пока. Но вам не нужно беспокоиться об этом. И так, начнем.

Он защелкал тумблерами на пульте подготавливая механизмы к работе и перестал обращать на меня внимание. Мне даже показалось, что он напевает, но мои мысли заглушило нарастающее жужжание слева и справа.

Вдруг мои глаза залил слепящий свет, стало смертельно холодно, и я перестал что либо понимать и чувствовать.

Цветы растущие из ладоней

Грудная клетка раскрытая подобно розовому бутону

Сшитые в беспорядке как мозаика части лица

Голова трупа запрокинута, у него полный рот жирных мух

Их клюют птицы

Засохшие ручейки крови из глаз

Миллиарды игл пронзающих тело

На лице застыло наслаждение

И я, жонглирующий чьими-то оторванными кистями

О, боже! Это же мои!

- Очнитесь. Очнитесь же! Пора отправляться на представление.

Раннее утро, тысячи человекообразных ящериц заполнили каменистый берег моря. Их тревожные взляды устремлены в даль, зеленые чешуйчатые руки в едином порыве вскинуты вверх, повсюду звучит тихий нестройный полу-шепот полу-пение множества шипящих голосов. Старый сухой Ящер в церемониальных одеждах монотонно бормочет мантры, стоя по колено в воде. Атмосфера чего-то чудовищного и неотвратимого застыла в воздухе. Появляется и нарастает рокочущий гул идущий из-под воды, ящерицы дрожат в страхе. Водная гладь вспенивается в оглушительном рокоте. На поверхности в фонтане брызг возникает подводная лодка, из люка вылезает матрос и говорит по немецки.

- Meine Herrschaften! Könnte ihr mir sagen, wie weit es bis Freetown?

Ящеры с душераздирающими визгами и криками бросаются кто куда, сталкиваясь и спотыкаясь, размахивая руками и продолжая вопить, как безумные. Некоторые падают на колени и умирают на месте от ужаса, запрокинув головы в высоком сипящем стоне. В клубах пыли твари скрываются из вида.

Матрос пожимает плечами и закрывает люк. Лодка погружается.

На куске картона, очевидно, от коробки из-под телевизора, изображен бледный юноша, лежащий на камне среди облетевших низких деревьев с по-змеиному извивающимися ветвями. Его грудь выгибается дугой, обнажая решетку ребер, голова слегка на боку, из полуоткрытого рта на плечо течет желтая струйка. Глаза мутные и пустые. Справа можно различить часть спины женщины в сером саване, она как бы уходит за край. Картина выглядит разорванной пополам.

Надпись гласит: [Сады Бездны]

В огромную тарелку со спагетти вонзается вилка и начинает накручивать, и накручивать макароны, вокруг стального стержня образуется шар. Взлетая в воздух, он все разрастается и превращается в голову. В глазах фрикадельки, изо рта валятся креветки.

Голова стонет.

- Соус! Дайте сооус, умоляю!

Мучные нити расходятся, голова расползается и обрушивается извивающимися макаронинами на посетителей, те вздрагивают и отмахиваются как от червей.

Переболев вирусом воображения еще в старших классах, я считал что навсегда приобрел иммунитет к заразе. Но я шибался – вирус Имажа нельзя победить, только на время заглушить жажду, и стоит только соприкоснуться с носителем – безумие возвращается.

Это случилось в хрустящем декабре, когда я получил на почтовый ящик письмо от старого институтского друга, которого не видел несколько лет. В письме он, бедняга, в эйфорических тонах сообщил, что пишет новую книгу и как легко и ярко она у него «идет». Даже прислал мне несколько лучших отрывков. Тут я и совершил ошибку, наплевав на собственный запрет на чтение чего-то кроме спортивных газет. Я скользнул глазами по страницам разложеным на столе и пропал. Персонажи и места книги живо вставали у меня пред самыми глазами: я жмурился от холодного осеннего света, слышал шуршание листопада по утру, запах дыма заполнял ноздри и несмолкающий шепот горных богов рассказывал мне древние мифы.

Сколько часов я провел в забытьи, живя чужой жизнью, вспомнить было трудно. Это началось не сразу, и я понял, что заболел, только когда мне снова стали сниться сны, ушедшие было после выздоровления. Неконтролируемые, иррациональные пласты подсознания снова вскрылись для моего взора. Мой разум был отравлен фантазиями, мыслями и образами, которые я все это время успешно прятал. Поняв, что у меня просто нет другого выхода, я купил в ломбарде старую печатную машинку и больше не выходил из дома ни на работу, ни в магазин. Через неделю пришло уведомление об увольнении, а т.к. я не торопился забирать скопившуюся под дверью почту, его принесли соседи. Тетка с лестничной клетки так просмотрела на меня, словно… Но это было уже неважно. Все что у меня осталось - это мои сны. И моя машинка. Я должен был переносить на бумагу все свои мысли, овеществлять их в письме. Должен был потому, что знал – иначе вернутся ломки. А ломки от Имажа не способен описать даже самый гадкий бульварный писака.

- Представь себе человека, чьи нейроны перестроены так, чтобы от свежей новой информации получать чистое интеллектуальное удовольствие. Своего рода ментальный оргазм. И представь наркотик, дозой которого является свежая мысль, напечатанная и прочитанная, услышанная… Как скоро мозг начнет ощущать их нехватку?

В темноте послышался хруст пальцев.

- Люди будут умирать, умирать страшно и долго. Согласись, по-настоящему свежие мысли приходят человеку не чаще, чем раз в столетие. После этого он судорожно цепляется за последние крохи удовольствия, анализирует мысль, разбирает ее на составляющие, пытается развивать... Но и это рано или поздно проходит. А пережить ломку от столь сильного наркотика способны единицы.

- Здорово.

- Уверен? Попробовал бы сам.

- Мне нравится эта мысль, - сказал он и откинулся на спинку стула, выдохнув от удовольствия. Переварив эту идею он после паузы продолжил.

- Но я не думаю, что ломки от него приведут к смерти - это же ментальная зависимость, следовательно, ломки будут выражаются в отупении и залипании в одной точке в одном мысленном состоянии, когда сознание от нехватки новой информации застывает, как мертвый мозг в банке с формальдегидом у патологоанатома на полке.

Пауза.

- И самый важный источник распространения нашего наркотика… ты уже понял, ведь так?

- Книги.

- Ну когда-то, безусловно, так и было. А еще совсем недавно это было телевидение. Но сейчас - это Сеть. Всемирный Паук наконец поглотил Землю. Понимаешь? Уже существует целая налаженая Система Распространения Мыслей, охватывающая весь мир. Больше не нужно никуда идти за дозой - шприц в каждом доме на самом видном месте. Достаточно щелкнуть по новой ссылке, а там - миллионы, миллионы новых слов, смыслов, информации! Присосавшийся к монитору как голодная пиявка к вене, наркоман будет поглощать «инфу» пока все нервы не перегорят и не превратятся в лапшу, а их обладатель не деградирует до уровня какого-нибудь гамадрила, гоблина или тролля…

- А с появлением нетбуков и прочего можно вмазываться вообще где угодно.

- Точно. Ты ловишь мысль.

- Она кайфовая. Только вот я не согласен, что где угодно - место важно. Например, скамейка в парке - это хорошо. А сколько людей будут закидываться в вагонах метро, душных очередях, в конце концов - сидя на унитазах? А представь себе мысль, чистую и свежую, как слеза младенца. И - все... "Конечная! Мужик... Э-эй, мужик... Вставай... Бля... Ну, точно, приехали."

- Чистая, как слеза? А ведь чаще всего в этих местах закидываются самым натуральным мусором, в котором процент свежей мысли даже не ночевал. Интеллектуальный фастфуд и графомания.

- Так даже и лучше. Надо быть кретином с отмершими нейронами, чтобы додуматься принять, например, дозу Германа Гессе в метро. Самоубийцы. И поделом.

- Нужно быть осторожным, недостаточная чистоплотность во время приема информации убивает романтику творения и загрязняет в конечном итоге потребляемый продукт. Ведь даже когда ты читаешь книгу, пусть самую хорошую, твое сознание воспринимает и соседнюю страницу.

- А вот афоризмы - крайне опасные мысли! Например, книгу афоризмов Станислава Ежи Леца я бы запретил на государственном уровне. Афоризмы сатириков вообще крайне токсичны. Вроде и банальность написана, но так обработана и очищена, что может служить прямым трамплином к тяжелейшей информационной наркомании.

- К сожалению, для многих это - просто сборник очередной ржаки. Кун, такие книги надо подавать в специальных артхаусных закрытых клубах, на большой бархатной подушке, и обязательно с тонкими перчатками, что бы не пачкать и не мять страницы.Обыватели же, привыкшие без разбору жрать тараканью морилку вперемешку с чистым Словом, в массе своей не оценят и десятой доли написанного.

Затемнение.

Я, правда, не от всего сумела получить удовольствие, т.к. не очень поняла насчет невротика, измеряющего кол-во пыли, и про ящериц, увидевших немецкую подводную лодку. То ли не дописано? То ли акцент «недопоставлен»? Скорее всего, действительно - просто не поняла)