Speax-with-the-Storm

Шестой отличный. Классика жанра, я б сказал.

И еще два рассказа. Наслаждаемся и ждем еще.

6. - Ты купил батарейки? - Неа, забыл. - Ты, блин, серьезно!? - Да успокойся, вот они. Давай свой фонарик. У Андрея всегда довольно дурацкие шутки. Ну не всегда, но вот момент он выбирать точно не умеет. К сегодняшней ночи я неделю готовилась и такие шутки воспринимать нормально не могу. - Готово. Ну что, не передумала? - Не дождешься! Может сам уже труханул? - Глупости не говори, ладно, курим и идем. Мы стояли около магазина детских игрушек. Это не какой - нибудь там магазинчик, а огромный двух этажный магазин! Там есть все, от бутылочек для грудничков до моделей на пульте управления. В общем, игрушки на любой вкус и цвет. У Андрея отец тут работает. По тихому сделали дубликат и вот собрались как - нибудь ночью зайти. - А что с охраной то? - Да не бойся за это, папа рассказывал об их охранниках. Говорит, лентяи еще те. Небось дрыхнет в комнате для персонала. - Ну ладно. Докурил? Пойдем. Андрей вытащил ключи и открыл дверь черного входа в магазин. Мы включили фонарики и вошли. Обычное подсобное помещение, куча коробок. Ничего интересного, пока. - А почему бы нам просто не врубить свет везде? На фиг эти фонарики то? - Дура что ли? Спалят же тут же. Мы прошли дальше по длинному коридору, в конце которого, по нашему мнению должна была находиться дверь в главные залы магазина. И мы не ошиблись. Я толкнула дверь. Заскрипев она открылась. - Ого! - невольно выдохнула я. Наверное, будь я чуть помладше, умерла бы от счастья, хотя даже сейчас я была в полном восторге. Глаза разбегаются от обилия стендов со всевозможными игрушками. Сейчас перед нами предстал отдел лего. Там звездные войны, там еще что - то. Одно дело, когда ты все видишь это днем, когда полно народу, а другое дело, когда ты ночью совсем один и можно делать, по сути, что хочешь. - Оль, иди ка сюда. - Чего такое? - я не видела самого Андрея, было слишком темно, поэтому ориентировалась на источник света от его фонарика и его голос. Андрей резко переместил фонарик в сторону и выкрикнул что то не членораздельное. На меня уставился огромный динозавр из лего, с открытой пастью и протянутыми ко мне лапами. - Твою ж мать! Придурок! - взвизгнула я, пятясь от этого страшилища. Споткнулась обо что - то и грохнулась. Андрей смеялся, как конь. Смешно ему, блин. Не то чтобы я испугалась! Но когда что - то такое резко появляется из темноты, да еще и с "музыкальным сопровождением"... - Прости, не удержался. - сквозь смех выдавил Андрей, протягивая мне руку. - Еще раз так сделаешь, убью. Ладно пойдем прогуляемся. Мы пошли гулять по залам. Плюшевые игрушки, отдел для самых маленьких, настольные игры и прочее. В итоге мы вышли к главному входу, где была лестница на второй этаж. - Курить хочу. Оль, есть пустая пачка? За ночь запах уйдет или на охранника свалят, а вот пепел и бычок на пол не хочу бросать. - Щас, подожди... А, вот! Я пока наверх поднимусь. - Хорошо, только не уходи далеко там. Я поднялась на второй этаж. Это был просторный зал с сотнями огромных стеллажей, которые были под завязку уставлены коробками. Куклы.. Везде куклы и всякие аксессуары для них. Я осветила фонариком отдел. Вдруг в метрах 5 от меня, на свет попалось что - то непонятное. Я быстро вернула фонарик на то место, но там уже ничего не было. - Показалось... - пробормотала я. Действительно. Мне было как то уже не по себе. Совсем одна, тусклый фонарь и тысячи глаз этих чертовых кукол, казалось бы смотрят на меня пустыми глазами. И улыбаются... Чему они улыбаются? От этих мыслей по спине пробежал холодок. Я пошла дальше, освещая пол впереди и вышла в новый отдел. Тут тоже куклы, но уже не всякие барби, а фарфоровые. Не думала, что такие продаются в детских магазинах. Я повела фонариком. В зале была одна стеклянная витрина. Я подошла поближе, там стояли 2 куклы, подставка для 3 - ей пустовала, видимо купили. Судя по всему, тут стояли самые дорогие, ценников не было, но не просто же так их за стекло засунули? Одна из этих двух кукол привлекла мое внимание. Да что там, зачаровала. У нее была белая кожа и белые длинные волосы. На ней черное платье, куртка с заклепками и шипами. Но главное - это ее лицо. Идеальные черты лица, красивые скулы. Один глаз, прищурен настолько, что может показаться, что он вообще закрыт. А вот второй... Рассечен перпендикулярно самому глазу и рана эта идет от лба и до щеки. Поверх этого всего наложены швы из которых сочится кровь, а из - за их кривизны, глаз на силу приоткрыт. У этой куклы ярко голубые красивые глаза. Картину завершает то, что она ухмыляется. Очень мерзко и надменно. Жуть. Такое ощущение, что она знает, что мне от нее не по себе. Чувствует легкие нотки страха. Я невольно попятилась от витрины. Отойдя на пару метров, я все же осмелилась отвернуться, оторваться от ее глаз. И даже тогда, я не переставала ощущать ее холодный взгляд на своей спине. Видеть ее ухмылку. У меня видимо чересчур бурная фантазия. Я осветила зал фонариком. Снова! Снова что – то мелькнуло. Я попыталась разглядеть это, но оно скрылось за одним из стеллажей. От волнения руки покрылись холодным потом. - Показалось.. Д-да... Наверное крыса или еще что - заикаясь шептала я подходя к тому стеллажу. Я не была уверена в своих глазах. Я буквально секунду видела это. - Такого не бывает, просто невозможно! Осталось всего пара шагов. Я резко направила свет фонаря в проем между стеллажами. И ничего... Пустой проход. Я громко выдохнула, давно я не испытывала такого облегчения! И тут я остолбенела... Ведь так всегда и бывает. Фильмы, игры... Главный герой смотрит туда, куда убегал монстр, а потом БАЦ и он за спиной. Оборачиваться не хотелось, но это нужно было сделать. Нарочито медленно, собрав всю волю в кулак я обернулась. Снова ничего. - Ну точно глюки от бессонных ночей. - улыбнулась я сама себе, что бы хоть как то успокоиться. Нужно было возвращаться на первый этаж, Андрей видимо ждет меня там. Я пересекла залы с куклами, проходя мимо витрины с особо дорогими, не удержалась и показала язык той, со шрамом. А нечего меня так смотреть и ухмыляться! Я уже почти подошла к лестнице, но что то заставило меня остановиться. Не знаю, бывало ли у вас такое? Когда в тебе просыпается внутренний параноик и ты очень - очень хочешь обернуться. Так вот это был именно тот случай. На этот раз я резко, без промедлений крутанулась на месте и фонарик выхватил то, что так усердно пыталось от меня скрыться последние 10 минут. То, что я так боялась увидеть. Кукла. Видимо она и есть та третья из витрины. Она просто стояла в паре метров от меня и смотрела. Я знаю, это невозможно, но я могу поклясться, что она осматривала меня, так же как и я ее. Иссиня бледная кожа. Розовое платьице в полоску. Красивое лицо с миндалевидными глазами и алыми губами. Розовые волосы, заплетенные в два пучка по бокам, с воткнутыми в эти "рожки" розочками. Вроде бы ничего особенного, за исключением одного. У нее хвост. Длинный хвост скорпиона. С огромным жалом на конце. Уж не знаю, какой псих делал этих кукол. Видимо ее создатель делал серию, отображающую знаки зодиака. Мне показалось, что ее хвост слегка колеблется. Я почувствовала, как ужас растекается по моему телу. Очень медленно и тягуче он расползался от макушки до кончиков пальцев ног. Я буквально остолбенела, забыла, как моргать и дышать. А она просто стояла и смотрела. В этом взгляде не было злобы или угрозы, такое ощущение, будто она чего то ждала. Мне показалось, что прошла вечность, прежде чем ко мне вновь вернулась способность двигаться. - Эм... Привет? Конечно же, она ничего не ответила. Я не знаю, зачем я поздоровалась, наверное мне казалось, что от этого как то полегчает. Я ошиблась. Вдруг, в мою голову пришло осознание того, что я должна подойти ближе. Мне совершенно не хотелось этого делать, наоборот, хотелось сбежать оттуда, как можно дальше. Но эта мысль становилась чуть ли не навязчивой. Мое тело не слушалось. Я медленно начала подходить к скорпионихе. Остановилась в нескольких сантиметрах от нее и присела на корточки. Все было будто бы во сне. Совершенно не понимая, что происходит, я протянула к кукле руки и взяла ее. Ничего... Ничего не произошло. Я встала, осмотрела еще разочек скорпиониху и швырнула ее в темноту. Послышался глухой удар об пол. Уж не знаю из чего она, но вряд ли я ее разбила. А жаль. Продолжая стоять на том же месте, я что - то почувствовала. Начали неметь ноги, а затем и руки. Я присела. Накатил жар, в висках начало пульсировать. - Н-наверное от нервов, что - то я... Да чтоб тебя... Я попыталась позвать Андрея, но кричать не было сил. Меня окатило холодным потом, начало подташнивать. Я плюхнулась на пол, хватая воздух, чтобы меня не вырвало. Фонарик выпал из рук. Начало темнеть в глазах. Я уже лежала на полу, понимая, что вот - вот отключусь. Все, что я могла еще видеть - это яркий луч, исходящий из фонаря. Последнее, что я помню - это тускнеющий свет, выхватывающий, чей то маленький женский силуэт вдалеке. И меня охватила тьма. ____ - Я Вам уже все рассказал! Вы будете, что - то делать или нет?! - Успокойтесь, Андрей Сергеевич. Давайте ка еще разок. Прошлой ночью, Вы и Ваша подруга Ольга, забрались в магазин, где работает Ваш отец. Через какое то время, вы потеряли друг друга и в итоге Ольга найдена не была? - Именно! Сколько раз можно одно и тоже? - А вы не думали, что она пошла домой? Или еще куда? - Да за кого Вы меня держите!? Я обзвонил всех, был у нее дома, она пропала! - Успокойтесь! Даже если так, Вы понимаете, что поиски мы можем начать только спустя трое суток? Не вздумайте меня перебивать! Через три дня мы начнем, оставьте свой номер секретарю, мы вам еще позвоним. _____ У вас когда нибудь было такое чувство, когда температура на улице такая, что не ощущаешь ничего? Ни жара, ни холода. Как будто твоя кожа лишилась способности что либо вообще ощущать? Вот у меня сейчас так. Очень приятное ощущение. Мои подруги говорят, что они очень рады, что я зашла к ним и решила остаться. Не совсем понимаю, о чем они. Ведь я тут всегда была. Цирилла не очень разговорчивая, а жаль, судя по шраму у нее была насыщенная жизнь. А вот с Сасори мы постоянно болтаем! У нее много интересных историй. Каждый день, когда стемнеет, она заходит за мной и мы идем гулять. Сасори говорит, что скоро у нас появятся еще подруги. Я очень на это надеюсь.

5. ЕЩЕ ОДИН ТАНЕЦ Снаружи был ливень: гости приходили промокшими до нитки и пачкали полы грязной обувью. Ни один не вытер ноги перед входом. Ни один не сказал мне «Здравствуй». Подарки? Пфф… Не смешите! А ведь у меня сегодня рождения… Или не сегодня? Вот проклятье: еще целый месяц я должна с ними танцевать – с каждым по очереди. Со всеми желающими, как проститутка. Недолгий танец – поклон – следующий. Грязь на квадратиках пола, незапоминающиеся лица, убогие имена, приглашение на танец – снова – танец – потому что – это – проклятый – контракт – раз-два-три! Какое счастье, что мне нравится танцевать! Если б не нравилось – то хоть в петлю лезь. Они не умеют танцевать долго: дыхания не хватает. Никому из них. Щенки. Некоторые пытаются еще раз. Ну давай, попробуй. Ничтожества… Мнется у входа, шепчет кому-то: «Помоги мне…» Ого! Это что-то новенькое. Нет, детка: тебе не помогут. Тут не хоровод. Это танец: 2 партнера. Одна музыка. Следующий… Я выпрямляюсь, выпрямляюсь так, что, кажется, становлюсь выше ростом. Музыка уже звучит, но он не слышит. Я уже начала, давай же: двигайся! Какие же никчемные, как быстро выбиваются из сил… Надоело. Я могу так кружиться часами, ты знал об этом? Да двигайся же, сопляк! Или уходи. Все уходите. Валите отсюда. Это у себя дома будете шастать по паркету в уличной обуви, ясно вам? Стоп. Это что сейчас было? Еще раз: поворот… Не успеваю. Не вписываюсь, музыка летит дальше – без меня. Я двигаюсь медленно, как в воде. Или как во сне, когда надо бежать, а получается только шевелить ногами. Поворот… не туда. Это как такое вышло? Отравили? Снится? Музыка мчится, я неуклюже пытаюсь – успеть – удержать – не рассыпаться на кусочки, на звенящие осколки, на тысячи бусинок разорванного ожерелья… Он достает блестящее лезвие: успел. Потому что я сплю. Или больна… «Зоммм…» – важно поёт его умный меч и светит фиолетовым, электрическим, и почти нежно ложится мне на горло, но это ерунда: я сейчас вывернусь – легко, как майское облако… Лут, конечно, так себе: пара зелени, синьки нет. Ну ладно, хоть что-то. Может, за нее очко опыта дадут? Ни фига… Жалко. Теперь – книжки, книжечки!! Не, ничего не повысили. Кстати, надо сказать ребятам в гильдии, что Досю понерфили. А может, дождаться, пока она респавнится, и – того… еще разок? А то я на коня никак не накоплю. … Почему я валяюсь на полу, интересно? Встаю и выпрямляюсь – выпрямляюсь так, что, кажется, становлюсь выше ростом… Музыка несется как бешеная: ах, вот оно что! Они подменили музыку… /guild 1: Doshya ponerfili!! =)

Можно и три, без вопросов.

Окей, еще мнения? У нас 10 голосов "Напишу" в голосовании.

Когда мне их пришлют. Надеюсь, что это случится довольно скоро, правда ведь, дорогие писатели?)

Отзывы можно писать сейчас, а вот публиковать сейчас нельзя) Только после 15-го. На свою работу можно не писать, а прислать мне отзывы на все остальное, чтобы я их анонимно выложил.

Ап темке + радостная новость. Цепкие лапки старого ящера дошли до публикации первых четырех рассказов. Наслаждайтесь в предвкушении новых.

4. ШКАФ Крик дочки посреди ночи буквально выкинул Марину из кровати. Едва не упав при попытке одеть тапочки, она влетела в комнату дочери. - Даша! – крикнула она, бросаясь к девочке, которая кричала, сжавшись в комок на кровати. – Даша, что с тобой? Крики сменились рыданьями, и Марина, склонившись над кроватью, тут же обняла ребёнка. - Ну-ну, милая, всё хорошо, всё хорошо. – шептала она, едва сама не рыдая. – Это опять монстр, да? В шкафу? - Я слышу, как он там шумит. – плачущая Даша, шмыгая носом, проглотила половину слов, но Марина всё равно прекрасно её поняла. – Мама, можно мне сегодня поспать у тебя? - Конечно, родная. – Марина ласково погладила её по волосам. Подняв дочку с кровати, она направилась к выходу, бросив взгляд на шкаф. Шкаф как шкаф, уже старый, темно-бордовый, со перекошенной дверной ручкой – но, тем не менее, чем-то до истерики пугавший её дочь. Началось всё неделю назад, когда Даша впервые пожаловалась, что в её шкафу живёт чудовище. Тогда Марина не приняла это всерьёз, но на следующую ночь девочка пришла к ней, ибо не могла спать у себя. Её характер резко портился, она начинала плакать, выть и кататься по полу, всё лишь бы не спать одной в своей комнате. Марина не раз распахивала шкаф, в том числе и перед Дашей, и тщательно обследовала все уголки – и, разумеется, ничего не находила. Однако дочку это не смущало, она утверждала, что чудовище появляется лишь по ночам. Судя по всему, из шкафа оно даже не вылезало, и Марина никак не могла добиться от дочки, чего же она тогда боится. Ей казалось, что Даша и сама не понимает этого – или не знает, как объяснить. Ей просто было страшно. Разумеется, Марина просмотрела немало литературы по этому поводу. Более того, она наткнулась на несколько фантастических рассказов на эту тему – и заинтересованно прочла их. Не то что она после этого поверила во все эти истории, но, по крайней мере, лучше стала понимать страх дочки. Вот только понятия не имела, что с этим делать. Это могло пройти само – но Марине не могла предложить Даше просто подождать, девочка слишком тяжело это переносила. Эту ночь Даша провела в кровати Марины, однако по-прежнему вскрикивала во сне. Марина пыталась хоть как-то выспаться – завтра на работу, а соседка, конечно, с удовольствием согласиться посидеть с детьми, но справится ли она теперь с Дашей, особенно если той опять привидится чудовище? Утром Даша немного пришла в себя, но всё равно угрюмо молчала. К тому же её ещё и стал подразнивать брат. - А Даша трусиха! – успела услышать Марина, зашедшая в комнату с чайником. – А у Даши глюки! - Так, Коля, а ну прекрати! – одернула она сына; тот насупился, но не рискнул продолжать. Даша же, прежде с лёгкостью отбивавшая все подобные выходки со стороны брата, на этом раз лишь промолчала – к счастью, не заплакав вновь. Вечером Марина ещё раз проверила шкаф на наличие монстра. Разумеется, ничего и никого внутри не было. Даша, сидевшая на кровати, внимательно за ней наблюдала и никак не отреагировала, когда мама наконец вылезла наружу. - Если что, ты всегда можешь прийти ко мне. – попробовала успокоить её Марина. Даша вообще просила, чтоб мама сегодня легла с ней, но Марина не стала соглашаться: в наличии монстра она всё же сомневалась, а Даше уже десять. Пора бы справляться со своими страхами. Коля дождался, пока мама поцелует его на ночь и выйдет из комнаты, осторожно встал и направился в комнату сестры. Даша всё ещё была в ванне, в последнее время стараясь задерживаться там как можно дольше, и мальчик без труда проскользнул в шкаф. Закрывшись и оставив небольшую щёлочку для подглядывания, он улыбнулся, предвкушая отличную шутку. Марине пришлось едва ли не силой вытаскивать Дашу из ванной и вести в комнату. Девочка, похоже, с большим удовольствием просидела бы всю ночь в ванной, но Марина не могла ей этого позволить. Девочка в итоге всё же направилась в комнату, мрачно слушая, как мама вновь и вновь убеждает её, что никаких монстров там нет. Возможно, убеждения подействовали: Даша вполне спокойно разделась и легла. Марина поцеловала её, выключила свет и уже направилась к выходу, как вдруг шкаф завопил. «Помогите! Помогите! Здесь монстр, монстр! Он ест меня! АААААААААААААА!» - Коля! – крикнула Марина, не помня себя от гнева. Сестре и так плохо, а он ещё и придуривается. Она схватилась за ручку шкафа, дёрнула её и посмотрела внутрь. Полицейские пробыли в доме почти всю ночь, вновь и вновь обследуя шкаф и допрашивая Марину. Та практически билась в истерике, так что им пришлось даже вызывать врача и делать успокаивающий укол. Несмотря на все розыски, они так ничего и не нашли. Марина лежала в кровати и всхлипывала. Укол подействовал, но осознание того, что произошло, по-прежнему было с ней. Завтра надо первым же делом избавиться от этого шкафа, выкинуть его, сжечь, снести к учёным, хоть что-нибудь, лишь бы не оставлять дома, не вспоминать каждый раз, видя его, о том, как оттуда доносились душераздирающие вопли сына, а когда она открыла шкаф – когда она открыла шкаф, то никого там не увидела.

3. РУКИ Малик вышел из такси и вздрогнул, когда капли холодного октябрьского дождя застучали по его коротко стриженой голове. Вытащив с заднего сидения треногу, он побежал к входу в галерею. Охранник в черном костюме забубнил что-то по-немецки, но Малик сунул ему под нос приглашение, и верзила, удовлетворенно кивнув, открыл перед ним дверь. За три дня пребывания в Берлине Малик неплохо усвоил, что, даже не зная языка, с немцами вполне можно договориться. Достаточно просто показать нужный документ. Порядок, дружище. Ordnung. Им не нужно ничего, кроме пресловутого порядка. Гюнтера Мерка Малик знал уже восемь лет. За это время Мерк из организатора подпольных выставок превратился в видного коллекционера и знатока живописи, пересел с «Фольксвагена» на «Ламборгини» и сменил трех жен. Не изменилось лишь одно: Мерк оставался таким же влюбленным в искусство идеалистом и искателем, каким Малик его впервые увидел. - Давно не виделись, старик, - Малик пожал протянутую руку. - Непростительно давно для таких преданных друзей. - Выпьем после закрытия? - Если к тому времени я еще буду стоять на ногах, - усмехнулся Мерк. – Администратор этого зала совершенно не умеет выбирать шампанское. Бьет по мозгам почище шнапса. - Оценим. Ты всегда был довольно слаб по части выпивки. - Да, твоя правда. Они прошли длинным темным коридором. Светильники, выполненные в виде факелов, выхватывали из мрака странные ломаные узоры на стенах. Под ногами убаюкивающе шуршал кроваво-красный ковер. - Ну и атмосферку ты здесь навел! - Это, так сказать, прелюдия, - пояснил Мерк. – Сами картины, они… черт, как бы тебе пояснить? Значительно более экстравагантны, чем все, что ты видел. - Разве можно переплюнуть прошлогоднюю дамочку, рисующую иконы менструальной кровью? - Забудь о ней, она просто дура, помешавшаяся на феминизме. Дед, написавший то, что ждет тебя в зале, настоящий гений. Тоже псих, но гений. Такая экспрессия, такие цвета! - Дед? - Замечательная личность. Пережил Освенцим, после войны продал все, чем от него откупилось государство, и исчез. Я нашел его в Венесуэле, на какой-то задрипанной вилле. Весь чердак был уставлен картинами, и все, как одна, шедевры. Еще месяца три я уговаривал его дать разрешение на выставку. Успешно, как видишь. - Сам он здесь? Интервью всегда покупают лучше, чем простой репортаж. - А как же, - оскорбился Мерк. – Ждет тебя. - Но сначала я должен ознакомиться с картинами. Он подождет еще немного? - Старость обычно подразумевает ожидание, - философски заметил коллекционер. – Выставка к твоему полному распоряжению. Не налегай на шампанское. С этими словами Мерк отворил перед Маликом дверь, которая вывела друзей в гигантский выставочный зал. Света здесь было не больше, чем в коридоре, яркими пятнами выглядели лишь лампы, направленные на многочисленные картины. Гости в вечерних костюмах и дамы в вечерних длинных скользили среди полотен изысканными красно-черными тенями, и Малик ощутил неловкость за свой мешковатый свитер, старые джинсы и даже фотоаппарат, болтавшийся на груди. Все это смотрелось здесь чужеродно и нелепо. Но одеваться по-другому Малик не привык. Первое впечатление – самое правильное, дружище. За кого тебя примут в этом королевском зале? Как и положено: за свободолюбивого журналиста? Или за очередную прихоть Гюнтера Мерка, давнишнего друга, которого не забыли из одной лишь жалости? - Оставляю тебя, - слегка виновато сказал Мерк. – Увидимся позднее. Если не найдешь меня, иди сразу к старику. Он ждет в комнате администратора. - Заметано, - Малик прислонил к уху большой палец. – Не забудь позвонить, когда освободишься. - Так точно, сэр! – шутливо отдал честь коллекционер. Малик поставил в угол треногу и подошел к первому полотну. Заключенное в лишенную украшений раму, оно являло собой дикое смешение желтых, оранжевых и красных всполохов. «Без названия. 1949 г.» - прочитал журналист. Ничего гениального. Он перешел к следующей картине, которая являла собой практически точную копию первой. «Без названия. 1949 г.» Следующая. Все те же огненные штрихи. «Без названия. 1949 г.» - Что за дерьмо? – вполголоса пробормотал Малик. Он вернулся к предыдущей картине, затем к первой и попытался найти между ними различия. Кроме нескольких мазков, ничего. Тогда Малик пошел дальше. Следующие пять полотен оказались все так же похожи на первые три, а дата создания сдвинулась на один год. 1950. Ровно сорок лет назад. Творений гения журналист по-прежнему не видел, но не мог же Гюнтер Мерк так жестоко поиздеваться над своими гостями и представить их вниманию кучу работ спятившего старика, научившегося раз за разом повторять одни и те же незамысловатые узоры? Малик быстрым шагом миновал картины 1950, 1951 и 1952 годов, которые все так же пестрили широкими огненными штрихами, и… замер. Раздался звон бьющегося бокала. Вздрогнув, Малик обернулся на звук. В другом конце зала на полу лежала женщина. Потеряла сознание? Журналист хотел было броситься к упавшей в обморок, но тут его взгляд зацепился за картину. Психоделические всполохи никуда не исчезли, но теперь среди них отчетливо виднелись черные фигуры, напоминавшие буквы какого-то дьявольского алфавита. Забыв про женщину, Малик принялся изучать полотно. Шедевром здесь по-прежнему не пахло, но новые элементы определенно прибавляли художнику вистов. Облеченные в пламя фигуры смотрелись одновременно и тревожно, и интригующе. Журналист поймал себя на мысли, что хочет посмотреть, как этот мотив разовьется в дальнейшем. Он посмотрел на год создания полотна. 1953. Чем дальше он шел, тем больше начинал убеждаться в правоте Мерка. С каждым новым полотном художник привносил в свой неизменный сюжет все больше и больше подробностей. Черные фигуры приняли очертания мечущихся в огне людей. Обнаженные, лишенные волос, они тянули тощие руки к безжалостным рыжим небесам, разевали в воплях агонии неестественно широкие рты, корчились и извивались. Словно клубок червей. Поравнявшись у одной из картин с пожилой парой, Малик заметил, что лоб мужчины покрыт испариной, а женщина дрожит. - Вам нехорошо? - Ich verstehe Sie nicht. - Проклятье, - буркнул Малик. – Слушайте, вам плохо? Вам нужно выйти. Out. Понимаете? Немец поднял руки, показывая, что по-прежнему не улавливает суть слов Малика. Его жена попыталась улыбнуться, но улыбка вышла настолько вымученной и слабой, что журналист понял: несчастная близка к тому, чтобы тоже хлопнуться в обморок. Малик ткнул пальцем в сторону выхода, затем провел рукой по лбу. Мужчина повторил его жест и с удивлением уставился на капельки влаги, оставшиеся на ладони. - Danke. Проводив пару до дверей, Малик поднял свою треногу, установил фотоаппарат и сделал несколько снимков. Две картины – ту, у которой упала женщина и ту, которая стала последней каплей для перепуганной четы, он запечатлел по три раза – с разных ракурсов. Наконец, удовлетворившись количеством снимков, он приступил к осмотру последней четверти работ безумного художника. Все они по-прежнему не носили названий, а даты создания перевалили за 1980 год. За спинами изломанных в дьявольском танце мучеников появились зловещие крылатые тени. Они не терзали людей и, казалось, вообще не обращали на их страдания никакого внимания: безликие головы горделиво вздернуты, руки либо сложены на груди, либо вытянуты вдоль туловища – но именно от этих фигур Малику вдруг сделалось не по себе. От картин, несмотря на полное отсутствие холодных цветов, словно веяло стужей. Это ад. Это не может быть ничем иным. Журналист попробовал мысленно провести аналогии с известными ему мастерами прошлого. Иероним Босх? То же множество перемалываемых в адской машине обнаженных грешников. Нет, не то. Ад Босха не пламенел, да и демоны у него куда более фантастичны. Православная иконопись? Что-то общее определенно есть, но сдержанные христиане не делали изображения преисподней настолько откровенными. Женщина с широко разведенными ногами. Из влагалища сочится черная слизь. Рядом с ней юноша, чьи гениталии объяты огнем. Да что, черт возьми, не так с головой у человека, который раз за разом рисует подобное?! Малик добрался до последнего из полотен, у которого уже собралась небольшая группа оживленно споривших гостей. В центре всеобщего внимания находился, разумеется, Гюнтер Мерк. Он жестикулировал и улыбался, но лица дам и кавалеров в вечерних нарядах были мрачны. И Малик мог их понять. Он ощущал себя опустошенным и надеялся, что ему все же хватит сил на последнюю картину. «Без названия. 1989 г.» Холст, перечеркнутый всепожирающим пламенем. Крики о помощи, обращенные именно к нему, Малику Санди, скрюченные пальцы, цепляющиеся за раму, пустые глазницы, ребра под полупрозрачной кожей, лихорадочное биение сотен сердец. И – взмахи демонических крыльев, раздувающих пламя пожара. Малик отшатнулся от картины. С грохотом полетела на пол тренога. Жалобно звякнуло стекло фотоаппарата. - Чертовщина, - выдохнул журналист. – Не может такого быть. - С вами все в порядке? - Эй, дружище! – это Мерк. - Да, да. Все хорошо. Как он это делает? Как он мог рисовать подобное сорок лет и понимать, какой эффект произведет именно последняя из картин? - В этом и заключается гений, - коллекционер развел руки в стороны. – Не объяснить. Впрочем, можешь попытаться спросить. Старик застыл за столом с идеально прямой спиной, словно жердь проглотил. Худое лицо со страдальчески сжатыми губами обрамлял нимб седых кудрей. Под крючковатым носом и на подбородке белела некрасивая редкая поросль. Карие глаза навыкате смотрели на Малика внимательно, но без враждебности. Ничем не примечательный еврейский дедушка. Ни капли не похож на сумасшедшего живописца, чьи творения лишают зрителей чувств. - Малик Санди, журнал “Monde Inconnu”, - представился журналист. - Никогда не читал, - проскрипел старик на сносном французском. – А по-немецки не понимаете? - Английский, испанский, французский, арабский на ваш выбор, - Малик виновато улыбнулся. – А вот в языке Гете и Ницше не силен. - Лучше б и я не был силен. Проклинаю Германию, хоть и вышел из ее лона. - Вы позволите записывать? Малик достал блокнот. «Проклинаю Германию, хоть и вышел из ее лона», - такими словами забытый Европой гений начал разговор с журналистом “Monde Inconnu”. Славное начало! - Пишите. А вот фотографировать меня нельзя. - Я и не смогу. Разбил нечаянно камеру. Под впечатлением от вашей картины. Старик поморщился. - Пустой комплимент. - Это правда. - Мне все равно, если уж быть откровенным. И я по-прежнему считаю, что полотна нельзя выставлять на всеобщее обозрение, что бы вам ни говорил этот учтивый молодой немчик Мерк. - Почему вы не хотите показать свое творчество миру? - Свое? О, вы заблуждаетесь, - узкие плечи художника еле заметно дернулись. – Слава создателя не принадлежит мне. Да он точно безумец. Давай, дружище, попробуй разговорить его! - Пожалуйста, поясните, что вы имеете в виду. И, кстати… - И, кстати, я не представился. Соломон Рейб. Что же касается пояснений… А уверены ли вы, мсье Санди, что хотите услышать их? Боюсь, если я расскажу вам свою историю, ваша жизнь уже не станет прежней. - Такова профессия журналиста, - сказал после секундного раздумья Малик. – Всякая история, которую я пересказываю, оставляет в моей душе отпечаток. - Душе. Вот именно, что душе, - буркнул Рейб. Малик заскрипел ручкой. - Ну вот что, - продолжал художник. – Если вы настолько любознательны, я расскажу вам все. Мерку я бы не открылся, а вам откроюсь. Вы же ведь алжирец? - Я родился в Париже, но по крови да. - Как и я. Как и я. Я родился во Франкфурте, но по крови еврей. Мы с вами чужаки среди своих, а разделяют наши судьбы жалких полвека. Поэтому, полагаю, вы сумеете понять то, что я поведаю. - Хотите знать, почему ни одна из картин не имеет названия? Просто потому, что я не имею права их называть. - Вы уже говорили, что это творение не ваших рук. Но чьих? - Рук, - старик посмотрел на кисти своих рук, наполовину скрытые пиджаком. – Именно что рук. Кривые старческие пальцы, пигментные пятна, неухоженные ногти. - Вы хорошо знаете историю, мсье Санди? - Не жалуюсь. - Тогда вы знаете об Ангеле Смерти. - Танатос? Азраил? - Чушь! – вскрикнул Рейб. – Не смейтесь надо мной! Мерк не мог не сказать вам, где я томился в годы войны! - Освенцим. Верно? - Вернее некуда. И именно там собирал кровавую жатву Ангел Смерти. Если вам неизвестно это имя, то наверняка другое - Йозеф Менгеле - скажет больше. Нацистский преступник, избежавший правосудия, точно! Да, дружище, здесь ты по-крупному напортачил. Как бы дед не замкнулся в своих неприятных воспоминаниях… - Я не знал о том, что Менгеле называли Ангелом Смерти. - Называли? Да он и был им! Чудовищем, калечащим тела и пожирающим души. Именно так он поступил со мной и моим братом. - Братом? Значит, это он пишет картины? - Терпение, молодой человек, терпение! Нас было двое. Близнецы. Соломон и Давид, в честь великих иудейских царей. Наша семья была очень набожной, это ее и погубило. За нами пришли еще до начала войны. Родители сгинули в безвестности, а нас бросили в городскую тюрьму. Потом перевели в другую, потом еще в одну, потом еще. Так мы мотались долгих четыре года, пока не попали в лапы Ангела. Он имел обыкновение лично встречать и осматривать составы с новоприбывшими узниками. Выбирал подопытных, - губы старика задрожали. – Он никогда не пропускал близнецов. Имел к ним какую-то нездоровую страсть. Так мы и стали крысами в его эксперименте. К нашему счастью, мы почти не томились в ожидании назначенного часа. Уже через два дня мы легли на операционные столы. Я никогда не забуду тот ужас, который испытывал, глядя, как Ангел неспешно готовит инструменты. Для него это было пугающе естественно. Именно тогда я осознал, насколько ничтожна человеческая жизнь. Насколько она обесценена и несущественна. Он резал без анестезии. Всегда. Мы не стали исключением, и спасло меня лишь то, что брат оказался первым. - Что он сделал с вами? - Смотрите сами. Рейб приподнял левый рукав пиджака, и Малик едва удержался от крика. Кисть старика, словно у монстра Франкенштейна из старой страшилки, была пришита грубыми потемневшими от времени хирургическими нитками. Рейб повернул руку, продемонстрировав журналисту три металлические скобы, торчавшие из кожи подобно вздувшимся венам. - Он хотел проверить, приживутся ли у близнецов чужие части тела. Кисти моих рук – Давидовы. Поэтому и картины писаны не мной. - Но и не Давидом же? Он ведь умер в ходе эксперимента, я вас правильно понял? - О да. А я выжил. Более того, я оказался способен шевелить пальцами и даже брать какие-то предметы. Ангел Смерти счел меня любопытным экземпляром и распорядился переселить в отдельную камеру, где он мог бы наблюдать за мной. Там я и пробыл до освобождения. - Все же я хотел бы вернуться к картинам, - сказал Малик. – Почему вы не считаете себя их автором? - Давид всегда был талантливее меня. Он писал очень неплохие пейзажи и натюрморты. Всегда с натуры. С фантазией у него не очень было. Это меня и пугает. Так… Малик почувствовал, как к горлу подступает комок страха. - Не хотите ли вы сказать, что… - Именно так, мсье Санди. Иногда я чувствую неодолимый зуд в своих изрубленных руках. И тогда я готовлю очередной холст, краски и позволяю брату творить. И знаете, что самое страшное? То, что я знаю, что все, что рисует брат, он видит воочию. С фантазией, как я уже говорил, у него беда. - Вы понимаете, насколько невероятно это звучит? - Не верить – ваше право. Но вы не сможете мне не поверить, ведь вы уже видели полотна брата. Мысль о том, что это не задумка хитроумного художника и не бред сумасшедшего, не даст вам покоя. Вы видели, как Давид шаг за шагом пытается рассказать, что он видит там, где находится. И вы поверите в то, что это правда. И Малик кивнул. - Знаешь, я решил не публиковать статью, - сказал Малик. – Прости. - Почему? – Мерк подошел к последнему из полотен. – Эта выставка побьет все рекорды. Обещаю. А тебе выпадет честь первым заявить о ней миру. - Я знаю, знаю. Просто… Просто пусть мир думает, что картины написаны выжившим из ума стариком. Так будет лучше для всех. - Как скажешь, друг мой, как скажешь. Малик залпом осушил последний бокал и встал рядом с Мерком. Они смотрели на тонущих в огненном хаосе грешников, и каждый видел свое. Малик видел неизбежность.

2. КУРГАН - А он ка-ак вылупится на нас, как зашипит, как завопит о том, что крови русской хочет… ну а мы что, взял Серёга трубу, ну да и захреначил ему по голове, и вмиг он окочурился, нечисть басурманская, ибо негоже против русского мужика выступать! Писателя, с лица которого почти весь рассказ не сходила кислая мина, при последнем пафосном отрывке чуть не вырвало. - И что, это реально происходило? – мрачно спросил он, понимая, что другого ответа и не услышит. - А то. – закивал сидевший перед ним мужичок. – Вон Серого спросите, подтвердит. Всё так и было. Ну что, вы это… деньги-то заплатите? Обещали! - Обещал выдать за правдивый рассказ. – хмуро ответил писатель. Мужик тут же набычился. - Ты что… решил, что я вру тебе, паскуда? Что я, рабочий гражданин, да лгу? Ах ты ж… Писатель, слушая дальнейший мат, про себя отметил, что, будь на этом субъекте тельняшка, он бы удостоился зрелища разрывания её на груди. Сморщившись как от проглоченного целиком лимона, он поднял руку и постучал по колокольчику на столе. Тихий звон мягко вклинился в мат мужика, и в ответ на него дверь кабинета открылась, и в неё просунулось лицо охранника. - Вас обижают, Виталий Викторович? – спросил он. Мужик, повернувшийся было к новому действующему лицу, резко проглотил весь намеревающийся сорваться с языка мат. Охранник был на голову выше его, мускулистее, и с задачей «схватить за шкирку» справился бы без особых трудов. - Нет, Дмитрий, но пожалуйста, выведите этого субъекта из кабинета. – устало махнул рукой писатель, отходя к окну. Возня позади него продолжалась недолго и закончилась аккуратным закрытием двери, после чего наконец-то стало тихо. Собственно, подумал писатель, печально глядя из окна на родной город, чего ещё можно было ожидать? Объявление о том, что он ищет рассказы о реальных мистических и ужасных случаях, вызвало слишком большой отклик. И ладно бы полезный, а то в большинстве своём сыпались однородные письма и рассказы о вампирах и оборотнях, написанные в одном стиле и чуть ли не полностью скопированные. Из родного города приходили с теми же историями, в большинстве своём про местный заброшенный завод, где самым жутким было натолкнуться на выпивающих подростков, но людская молва населяла его и привидениями, и зомби, и пришельцами, и много кем ещё – что ничуть не мешало тем же подросткам шастать туда и возвращаться живыми – за исключением случаев, когда доходило до ножей и разбитых бутылок. Конечно, пара рассказов всё-таки прошли отбор – один про упыря, на которого автор письма с друзьями натолкнулся под мостом в столице, другой про призраков, который видел представившийся шахтёром посетитель. Даже если истории были выдуманы, то хотя бы хорошо выдуманы. В дверь кабинета вежливо постучали. - Виталий Викторович? – охранник осторожно просунул голову в кабинет. С Дмитрием писателю повезло: давний приятель с удовольствием принял предложение поработать охранником, чьи услуги потребовались после того, как очередной пришедший сначала наплёл откровенную чушь про управляемых Америкой инопланетян, которые утащили у него картошку, а когда понял, что его рассказу не верят, полез на писателя с карандашом. Конечно, это был всего лишь карандаш – но мало ли что следующий псих принесёт. - Там посетитель ещё один пришёл. – продолжил тем временем охранник. – На вид вроде не больной. Впускать? - Давай. – махнул рукой писатель, садясь за письменный стол. Конечно, от всех этих историй порою голова болит, но рано или поздно должно же попасться хоть что-то нужное. Книга из двух рассказов? Даже при трёх уже успешных публикациях такой номер не пройдёт. Прошедший в кабинет мужчина действительно не выглядел больным. Обычный такой работяга, высокий и мускулистый, в комбинезоне – и как-то неуверенно смотрящий на писателя, словно безмолвно интересуясь, можно ли ему тут находиться. Разительный контраст по сравнению с другими посетителями, многие из которых сразу же начинали чувствовать себя как дома в самом худшем смысле. - Присаживайтесь, пожалуйста. – писатель старался быть как можно более дружелюбным. Гость не походил на сумасшедшего или «экстрасенса», коих писатель уже научился узнавать сходу, и его история – даже если будет выдуманной – уже засчёт этого могла оказаться любопытной. Гость тем временем присел, стараясь не задеть комбинезоном стол и продолжая неуверенно молчать. - Как вас зовут? – решил начать писатель, видя, что посетитель не хочет начинать разговор. - Анатолий меня зовут. – сказал тот. – Анатолий Викторович. - Ну что ж, приятно познакомиться, Анатолий Викторович. – Писатель, перегнувшись через стол, пожал тому руку. – И с чем же вы ко мне пришли? - Да говорят, вы тут истории собираете, о призраках всяких… - смутился мужик. – Ну и у меня есть одна… наверное. Одно из двух: или эта история реальна, или перед ним очень классный актёр. Подавляющее большинство пришедших начинали свои истории, едва переступив порог, и, не будь у писателя всегда наготове диктофон, большая часть их рассказов ушла бы в никуда. Кстати, надо бы этот диктофон включить. - В таком случае я вас внимательно слушаю. – произнёс писатель, включив диктофон и положив его на стол. Мужик покосился на него, но протестовать не стал. - Ну… - начал он. – Это, собственно, произошло, когда я был ребенком. В этом, в поселке нашем, Кыморчане. Писатель лишь кивнул. Кыморчан хоть и считался отдельным посёлком, но на деле примыкал к городу и фактически был его частью. - Ну так вот. – продолжил мужик. – Там неподалеку курган есть. Был. Не знаю, честно говоря, я с тех пор больше ни разу там не бывал. Писатель тоже, и мысленно сделал заметку – узнать координаты кургана и сходить туда. Проверить на месте, так сказать. - Ну вот и приехали на этот курган эти… археологи. Я ж мальчишкой был, всё интересно, вот мы со Славой – ну, приятелем моим – и попросились помочь. Думали, они клад ищут, найдут, так и нам что-нибудь перепадёт. – невесело усмехнулся мужик. Писатель лишь внимательно слушал его, не прерывая ни словом, и гость постепенно разговорился. – Ну и шныряли там, смотрели, не попадётся ли монета золотая, думали, они прям сундук с золотом раскопают… а чтоб не прогнали, помогали там… ну, вещи носили, кисточки подавали и всё такое. А золота так и не было, всё какие-то черепки, камни, ещё там что-то… Ну, мы там постепенно притерлись, подружились с ними, они и рассказали в итоге, что золота здесь вряд ли добудут, и что лучше бы его и не находить, а то мигом пойдёт молва – и заявятся всякие бандиты и небандиты, красть, даже если всего лишь цепочка проржавевшая… К теме рассказа они пока так и не подобрались, но писателя это не так уж и волновало. Терпения у него было много, времени на диктофоне тоже, да и потом, у него сложилось чувство, что такое долгое вступление не от того, что рассказывать нечего, а от того, что гость сам особо не жаждет приступать к главному. - В общем, - тот немного помолчал, но наконец нехотя продолжил. – золота у них там так и не было, но мы со Славкой уже так там примелькались… в общем, не стали уходить. Нормальные мужики… были, анекдоты рассказывали, песни пели, работали… - он вздохнул. – Вот только раскопанное нам не показывали. Секрет, мол, говорили, нельзя. Даже среди них не все могли смотреть. Нам объяснили, конечно, что это не потому, что там что-то этакое – просто вещи хрупкие, от неосторожного прикосновения развалиться могут, а некоторые лучше и на солнце не выносить. Ну мы так-то слушали, кивали, а самим ой как хотелось глянуть, хоть глазком – что поделать, лет одиннадцать нам было, где-то… Ну, вот Славка в итоге меня и уболтал. Гость замолчал, и писатель слегка наклонился вперёд. Кажется, наступала основная часть рассказа, ради которой к нему и пришли. - Да, забыл сказать. – кажется, эта основная часть опять немного отодвигалась. – Буквально за пару дней до… того они, археологи, курган начали раскапывать. Там, мол, захоронение какое-то, они это по уже найденному поняли. Гробница, то есть. И там, значит, лежит этот… кто-то. – Он сглотнул. – Ну а мы-то решили, со Славкой, что как ночь наступит, ареологии спать пойдут, мы проберемся и на выкопанное ими посмотрим. Охранников мы знаем, как обойти, где всё это лежало, тоже знали, родные нас отпустили, поверили, что бы один раз поможем археологам… ну и так, в общем, и вышли. Он опять немного промолчал, собираясь с воспоминаниями. - Ну и это… пошли мы. Я так-то против был, страшно же, да и вдруг поймают, да Славка уговорил. Одиннадцать лет, чего уж там… В общем, пошли, а на улице темно. Не так чтобы ни зги, видно, куда ногу ступаешь, но всё равно не как днём. Ну, мы жили на окраине, быстро добрались, подходим уже к палатке… У любого другого возникшая пауза была бы лишь для мелодраматичности. Но писатель видел: гость собирается с воспоминаниями, вновь переживая те ощущения – похоже, не самые приятные. - Ну, в общем, подходим – и вдруг слышим музыку. Нет, музыка-то там бывала, радиоприёмник у них был, но эта… - гость мотнул головой. – Такоё по радиоприёмнику не передают. Словно какой-то… зов, приглашение, просьба подойти. И в лагере никого. Ну… они, конечно, спать ложились когда как, но даже если рано, то всё равно кто-нибудь ходил, кто-нибудь читал, охрана же… а так никого. И музыка эта. И я вижу, что Славка как-то повернулся и совсем не туда идёт, как мы планировали. Туда идёт, где музыка звучит. И я чувствую, что тоже туда иду, причём как-то не сам… словно меня подталкивают, или тянут … И понимаю, что иду я к кургану. До него где-то метро сто… и там, рядом с ним, что-то. Не знаю что, просто вижу – два красных огонька у кургана, висят и не двигаются. Как эти, дальние фары у машины-то. Только эти близко друг к другу, прям как глаза. Не двигаются, ничего, просто висят, и мы к ним всё ближе и ближе подходим… а музыка, такое чувство, как раз от них исходит. Я ничего поделать не могу, а вот Славка, тот как-то с себя это сбрасывает и меня за куртку хватает и дергает. И кричит, что надо бежать, отворачивает мою голову от этого… Ну, получилось у него, и мы побежали. Музыка всё ещё звучит, но как-то уже по другому. Будто… будто злобно воет. Некоторое время после этой фразы оба сидели молча, а затем писатель спросил: - Это всё? - Ну. – протянул гость. – На следующий день эти археологи уехали, поспешно. Я с ними не виделся, всю ночь заснуть не мог, всё снились эти огоньки и казалось, что кто-то под окнами ходит. В поселке говорили, что у них там что-то произошло – то ли умер кто, то ли пострадал, конкретно так никто и не знал… В общем, уехали они. И всё. Ни я, ни Славка больше к этому кургану не ходили. – Он поежился. Писатель некоторое время смотрел на него, раздумывая. История, признаться, не самая страшная – даже из выдуманных встречалось получше. Возможно, она подходит под определённую атмосферу – днём, когда ещё даже не темнеет, впечатлений мало. Но впечатления – это не проблема, на бумаге всё можно сделать, а вот реальность истории… уж слишком хорошо об этом было рассказано, как о том, что реально было пережито. - И, как вы думаете, что это было? – наконец спросил он. Мужик лишь передёрнул плечами. - Не знаю. – сказал он. – Я вообще стараюсь не думать об этом… не рассказывать никому. А вдруг оно всё ещё там, в кургане? - Постойте. – это противоречие надо было разрешить на месте. – Если вы стараетесь никому не рассказывать, то зачем тогда пришли ко мне? - Ну… - гость замялся с ответом. – Ну, вы же говорили, что ищете, мол, такие истории. А я… мне… мне надо было с кем-то поделиться… Даже если эта история была выдумана от начала и до конца, а перед ним сидел первоклассный актёр – всё равно, это определённо была стоящая вещь. Осталось уточнить кое-что. - Так где, вы говорите, этот курган? Прояснить этот вопрос, к сожалению, так и не удалось. Мужчина упрямо тряс головой и твердил, что он туда больше ни ногой. Когда писатель наконец растолковал ему, что он его и не приглашает, то тот всё равно отказался выдать местоположение кургана, повторяя, что мало ли что там находится, и не стоит туда соваться вообще. Деньги за рассказ он, правда, принял, но как-то машинально Так и ушёл, не выдав точных координат. Впрочем, писатель не сильно переживал по этому поводу. Найти курган можно будет и без помощи рассказчика – достаточно поспрашивать людей в его посёлке, порыться в архивах местной библиотеки или даже самому пройтись – вряд ли одиннадцатилетние ребята ночью пошли бы за несколько километров от дома, даже зная, куда идти. Может даже, удастся выйти на этого Славика и тот окажется более словоохотливым. И, когда курган будет найден, отправиться туда будет лучше всего с Дмитрием – две головы лучше, особенно если у одной из них разрешение и умение владеть оружием. Вряд ли там что-то будет – любая нечисть, выползшая из кургана много лет назад, не стала бы там задерживаться, да и идти туда писатель намеревался отнюдь не поздней ночью – но всякие пьяные компании и прочее точно не должны мешаться под ногами. Перед тем, как собраться идти в посёлок, писатель успел подумать, что неплохо бы посмотреть, не было ли в прошлом в том районе всяких исчезновений и нераскрытых убийств. Рассказ – это хорошо, однако если он ещё и окажется подкреплён реальными фактами… Кивнув сам себе, писатель вышел из дома и неторопливо направился в посёлок. Поиски закончились даже раньше, чем он предполагал – волшебные слова «я пишу книгу, и мне нужна ваша помощь» действовали едва ли не лучше денег. В итоге местные жители охотно рассказали, что да, курган есть, там часто собирается всякая шваль и пьянь, нет, о пропажах, убийствах и какой-то чертовщине в том районе не слышали, разве что пьяные драки часто, порою кого и убивают, ну так это от места не сильно зависит… а главное – точно и прямо указали его местоположение, хоть сейчас иди. Сейчас писатель не пошёл – уже темнело – а вернулся домой и залез в интернет узнать поподробнее о возможных исчезновениях и археологических раскопках в том районе. Не нашлось ни того ни другого – то ли документы и сведения об этом никто и не подумал выкладывать в интернет, то ли это было на самых последних страницах поиска, то ли запрос неправильно составлен. Прекратив мучать компьютер, писатель отъехал на кресле к окну и задумчиво поглядел на город. Странная история. Писатель по-прежнему не сомневался, что ему рассказали правду, но пока всё найденное им это опровергало. Ничего такого жуткого у кургана не происходило – по крайней мере, такого, что бы отпечаталось в людской памяти. Пьяные драки если только. У писателя возникло впечатление, что людей там резали чаще, чем это обычно бывает в подобных местах, но это вполне могло быть преувеличением со стороны рассказчиков. Никаких красных глаз, никаких чудовищ, никакой потусторонней музыки – если не считать ту, что вырывалась из радиоприёмников очередных посетителей кургана. И тем не менее прогуляться с Дмитрием надо, для очистки совести. Вот завтра, с утра, они и сходят. Вряд ли там, на холме, кто-то будет присутствовать, а если и будет, то с ним будет Дмитрий с пистолетом. Близких родственников у писателя не было, и поэтому о пропаже первой заявила жена Дмитрия, позвонившая в отделение милиции срывающимся голосом сообщившая, что муж ушёл вчера днём и с тех пор не возвращался. Можно было бы предположить, что тот просто загулял – но капитан милиции, по счастью, отлично знал Дмитрия и эту версию отмёл сразу. Также, по сообщению жены, отправился он вместе с писателем, у которого служил в охране, к какому-то кургану – она не поняла, к какому. Однако понял капитан и, успокоив встревоженную женщину, вместе с подчинённым сержантом направился к кургану. Там как раз собиралась какая-то компания, но, завидев людей в форме, предпочла побыстрее уйти. Капитан не стал им мешать, пытаясь найти хоть какие-то следы того, что здесь побывал писатель. Однако сразу стало ясно, что это безнадёжная затея – курган, особенно у подножия, фактически превратился в помойку, и следы конкретного человека здесь бы не нашла и целая бригада криминалистов. Особенно если он не увлекался швырянием бутылок, осколки от которых сейчас дребезжали под ботинками милиционеров. - А он точно сюда пошёл? – нахмурившись, спросил сержант. Капитан лишь пожал плечами. - Жена Димы говорит, что да. Мол, его писатель попросил прийти сюда, не сказал зачем, только попросил пушку взять. Ушли вот вчера, где-то в час дня, и как и не бывало. По крайней мере, охранник пропал точно. По пути оба заглянули к писателю, но дома никого не было, а заглядывания в окна не выявили наличия внутри жильцов. Может, и отсиживается где-нибудь внутри, кто его знает. - Ну, если с пушкой… - неуверенно протянул сержант. – Может, разборки какие? - У писателя-то? Хотя… - капитан призадумался. Кто их всех знает, бывало, что интеллигентный человек, чуть ли не учёный, а на деле тот ещё бандит. – Да не, какие у нас тут разборки? Тут страшнее пьяниц никого и не найти. Может, с ними и встретились, повздорили, хватили писателя и Диму по головам, а потом увезли и закопали. И век теперь не найдёшь. – Он смачно посмотрел на лес неподалеку. Наверняка туда и оттащили, а теперь поди и найди. - Кстати, а не сюда ли их и втащили? – сержант, успевший пройтись немного вокруг кургана, подозвал капитана, указывая на что-то у основания. Тот приблизился и тщательно осмотрел отверстие, практически у земли. Небольшой проход, полметра в диаметре, наверное, если не меньше. Капитан нагнулся и глянул туда – ничего. Тянется, похоже, далеко внутрь кургана, но точно без фонарика не рассмотришь. Земли, правда, навалено рядом, да и края у дыры какие-то странные… словно что-то выкопалось оттуда, изнутри. - А чёрт его знает. – наконец высказался он. – Для трупов маловато будет, и запихивать неудобно. Даже в пьяном угаре скорее сбросят в ближайшем лесу, чем с такой дыркой возиться будут. Да и не видно тел ни хера, а далеко их тоже не затащишь. - Надо ближайший лес тогда и прочесать. – предложил тогда сержант, сразу же потеряв к дыре интерес. – Ну и объявление подать, мало ли, кто видел… Ищем свидетелей, за вознаграждение, всё такое… Писатель всё же пропал, с книгами, не сморчок какой-то. Капитан лишь кивнул, и оба отправились в лес, на всякий случай посматривая под ноги – сержант уже успел испачкать ботинки в собачьем дерьме.

1. СИЛА КЛЯТВЫ Я – обычный японский хикикомори. Я совершенно одинок. Мои родители умерли, братьев и сестер у меня нет. Всё, что у меня осталось – любимая кошка моей матери. Умирая, она держала ее на руках и взяла с меня клятву, что я буду заботиться о кошке, во что бы то ни стало. Никогда не думал, что выполнить клятву будет так трудно. Я очень люблю кошку, и жили мы с ней прекрасно, я всегда заботился о ней и играл с ней. Но когда была авария на Фукусиме наш город, как и многие, попал под радиоактивные осадки, но, по заявлению официальных лиц, особой опасности именно в нашем городе они не представляли. Сначала казалось, что так и есть. Я не заметил ухудшения в своем самочувствии и тем более не заболел. Хотя я тогда очень струхнул. Моя кошка это чувствовала и приходила ко мне ласкаться, я ее гладил, она мурлыкала, и становилось как-то легче. Но недели через две я стал замечать, что моя кошка ест корма, чуть ли не в два раза больше, чем раньше. Когда она стала съедать пять пакетов корма в день, я заметил, что она выросла раза в полтора! Через два месяца после аварии моя обычная беспородная кошка больше напоминала разросшегося мейн-куна, корм ее уже не устраивал, надо было покупать мясо. Месяца через два кошка стала есть невероятное количество мяса и расти не по дням, а по часам! Я, наконец-то, понял, что она мутировала от радиации и, видимо, будет расти и расти, еще и еще. Через неделю она была длиной больше метра и ела несколько килограммов мяса в день. А что будет дальше? Раньше я жил на социальное пособие, но теперь мне явно понадобятся родительские деньги, оставшиеся на счету в банке, которые я берег. Впрочем, это была наименьшая из проблем. Кошка росла и росла… Однажды я пришел в ужас – а вдруг она меня съест? Чтобы этого не случилось, я попробовал забивать холодильник мясом, чтобы она была сыта. Однако она его настойчиво выпрашивала, и создавать в холодильнике приличный запас мяса не удавалось. Я понял, что опасность уже не за горами. В панике я вышел из квартиры и временно поселился в ближайшей гостинице. Это стоило еще денег, но деньги меня уже не волновали. Я чувствовал всей душой и всей интуицией, что ужасная кошка съест меня раньше, чем я потрачу на нее наследство родителей. Гораздо раньше, если так можно сказать. В моей жизни оставался лишь Долг – кормить кошку пока жив, выполняя клятву, данную матери. Потянулись страшные дни… Я, как мог, одурманивал себя компьютерными играми и аниме, и даже начал понемногу пить. Ведь два раза в день надо было входить в уже фактически не мою квартиру и приносить страшной кошке много мяса. Самое ужасное, что даже оттягивать эти визиты было нельзя, она должна быть сытой Всегда… Я почти не мог спать, а когда удавалось ненадолго забыться, мне снилось, что кошка бросается на меня. Я знал, что однажды сон станет явью… Примерно через две недели я сидел в кресле и угрюмо оглядывал комнату. Оставалось минут двадцать до очередного времени кормления. Я сидел и тянул пиво из банки. Оно совершенно не опьяняло, но покупать саке я не решался, вдруг засну и пропущу время кормления, тогда мне, безусловно, конец. Я смотрел на цифры на часах. Вот еще пять минут, вот три, вот одна. Все, надо идти. Я пошел в супермаркет и привычно набрал там много мяса. Придя в квартиру, я положил ей десять килограмм мяса, но она их быстро съела и жалобно замяукала. Пришлось снова идти в магазин. Я шел то быстро, то медленно. Во мне боролись желание скорее накормить кошку, тогда может она съест меня не сегодня, и страх снова входить в квартиру, где живет голодный монстр, когда-то бывший хорошей киской, которая так мило мурлыкала у меня на груди, утешая меня и отгоняя от меня страх радиации. Хотя, как оказалось, я боялся не зря, а она зря меня утешала. Она ведь уже попала под радиоактивный удар, изменивший ее так непредвиденно. Все люди куда-то шли по своим делам. У некоторых, судя по их лицам, видимо были свои проблемы, но большинство было безмятежно счастливо своей обычной жизнью. Я вошел в магазин, привычно пошел к мясному отделу и сложил в тележку столько мяса, сколько смог бы донести. Назад я шел медленно. Я предчувствовал скорую смерть, но Долг надо было исполнять до последнего. Вот мой дом, вот лифт, вот дверь квартиры... Я принес из магазина 15 килограммов мяса, но Она их мигом съела! Затем она начала странно глядеть на меня. Я вдруг понял, что Она прямо сейчас меня съест! Что было делать? Я бросился к двери, понимая, что не успеваю. Она повалила меня на пол. Ее зубы и когти раздирали меня. До этого я не знал, что такое Боль. Я кричал, пока меня навсегда не укутало дающее покой Забвение…

Уууух, какая знаменательная дата) С днюхой! Неисчерпаемого тебе креатива!

http://www.fullrest.ru/forum/topic/39869-xiii-konkurs-prozi/ А вот и оно. Будут вопросы - задавайте!

http://www.hollywoodtoday.net/wp-content/uploads/2008/01/englundaskrueger2.jpg Час пробил (да-да). Конкурс прозы за номером 13 объявляется открытым. Тема: Ужастик (хоррор). Сеттинг: не-ТЕС. Также не принимаются фанфики по любым другим существующим вселенным. Будьте оригинальными и придумайте что-то свежее. Суть: написать нечто страшное объемом до 40 000 знаков. Полет фантазии неограничен: допустимо все от слэшера до лавкрафтианских бездн. Подача работ: прием работ осуществляется посредством отправки оных мне в личку в любом удобном формате (в теле письма, в .doc, .docx, .txt). Срок приема - до 15 июня сего года включительно. О допуске работ: организаторская модерация минимальна. Трэш принимается и публикуется as is. Ошибки не правлю и не сообщаю о них. Назад отсылаются только явно не соответствующие теме работы и фанфики. Об анонимости: работы должны быть свежие, палиться в теме обсуждения тоже не следует. О данной теме: здесь публикуются работы. За обсуждениями лезем в общую конкурсную. О голосовании: читать здесь Всем желаю вдохновения и удовольствия от творческого процесса.

Оу, внезапно. Давайте так: я попробую завтра связаться с организатором, а если ничо не выйдет - сам открою, установлю сроки и начну собирать работы.

До слез жалко. Только что узнал. Мужик был гением.

Честно говоря, насчет открытия темы сам в полнейшем неведении, иначе бы предыдущий пост не клепал) Но мне она как-то и не особо важна. Идея была такова, что вроде как пока все могут начинать писать.

Народ, маленький соцопрос. Как обстоят дела с написанием? Ориентируемся ли на двадцатые числа? А то я в жесточайших раздумьях, писать ли второй текст или у нас все затянется еще надолго.

Я написал, но со сроками согласен. Может, еще что напишу)

О, а я ж его пытался читать. Ад адский, правда не из-за стиля и кишок, а из-за сюжета и дико кривых и нелогичных персонажей. Сам такое без алкоголя не рожу) Алсо, напоминаю, что размяться всегда можно, написав страшную историю на пока еще не объявленный, но уже утвержденный XIII конкурс.

Я уже начал писать, чего ждать-то?) Хоррор он и в Африке хоррор. По знакам понятно.

Из всего, что я в этом году посмотрел, единственное откровение называлось "Сука-любовь". Довольно старое кино, в принципе. В тех новинках, о которых сейчас все говорят, шедевров не вижу.

Глянул "Далласский клуб покупателей". Хвалили его так, что я чуть ли не к главному шедевру современного кино готовился. Ан нет. Смотреть не скучно, по-своему фильм действительно стоящий, но не откровение.