Speax-with-the-Storm

Иииии... последнее напоминание о голосовании. Авторы, подтягивайтесь, иначе штраф неизбежен!

Тотализатора уже давно нет, да, по-моему, всем и пофиг. Тем временем до 10-го числа осталось всего ничего. Нужно чутка продлять? Если так и останется всего одна просьба на эту тему, продлять точно не буду.

С возвращением! Я прям теперь в предвкушении разбора полетов)

А тем временем пришли рецензии прямиком из кургана. Т.е., от автора рассказа за номером 2. Наслаждаемся: СИЛА КЛЯТВЫ Честно, вначале мне показалось, что это пародия. Фукусима, радиация, мутация от радиации обычной кошки в гигантское существо… Но нет, похоже, это не пародия. Лучше бы рассказ ею был, потому что в таком случае совершенно глупый сюжет, невнятность поступков героя (пусть даже и хиккомори – кстати, этот термин не помешало бы объяснить) и куча мелких ошибок, например – почему выросшая до таких размеров кошка просто-напросто не выбила лапой дверь и не пошла добывать мясо сама? Оценка: 2. РУКИ Очень хороший рассказ, и тут просто нечего добавить. Интересная идея, потрясающая реализация, отсутствие ошибок и пробелов. Пожалуй, лучший рассказ из представленных. Единственная даже не придирка – можно было бы как-нибудь указать, почему Давид попал именно в Ад, ибо еврейский мальчик из набожной семьи, умерший во время медицинского эксперимента, по идее, должен был оказаться совсем в другом месте. Впрочем, я не исключаю, что так и задумано автором для ощущения безнадежности. Тем не менее, оценка: 10. ЕЩЁ ОДИН ТАНЕЦ Ужасов как таковых нет. Возможно, автор пытался представить за них то, как жестоко, когда гибнешь вновь и вновь ради каких-то вещей… но учитывая, что в подавляющем большинстве своём в играх ради вещей убивают злых (ну или отрицательных) персонажей, то сочувствия не появляется. Так-то тема хорошая, но – не в таком коротком объёме. Рассказ в разы длиннее, а то и повесть – это было бы куда лучше. И, конечно, без сленга – иначе у неподготовленного читателя просто будет непонимание вплоть до самой сути рассказа. Оценка: 3. Идея интересна, но в нынешнем виде она не реализуема абсолютно. 6 Самая лучшая часть – именно с фарфоровыми изделиями и превращением в них. Красиво, атмосферно и даже как-то жутковато. Но сама завязка – да и развязка – портят общую картину. Такое впечатление, что автор их не сумел толком продумать. Ни внятной причины, зачем забрались, никакого расследования в конце… не очень хорошо сделано. Увы, но это достаточно веский повод для снижения баллов. Оценка: 7. Красиво, но не продуманно. ТАБЛИЧКА Приветствую вас, последователь Лавкрафта. Не самый худший из них, надо сказать. Всё на месте – и обиталище древнего, непонятного, но крайне жуткого Зла, и его поиски, и поход к нему, и, наконец, само Зло… Даже недостатки, в виде никаких персонажей и кое-каких пробелов в логике (почему же главный герой не забыл о своих спутниках, если их буквально вымарали из мира?), чисто лавкрафтовские. Поэтому, в общем и целом Оценка: 9. Всё-таки недостатки есть недостатки. ОЖЕРЕЛЬЕ ДИКИХ СНОВ Пустой, глуповатый и совершенно не пугающий рассказ. Глупая блондинка-главгероиня, ожерелье, переносящее в реальные джунгли, с реальными змеями и носорогами… Возможно, в большем размере и другом стиле это смотрелось бы лучше, но тут больше сумбурная невнятица. Оценка: 3. Дорабатывать и прорабатывать. АРОМАТ Достаточно красивый, вполне себе жуткий рассказ, весьма необычный способ убийства. К сожалению, я бы не назвал его лучшим – уж слишком он сложен для первого прочтения, надо сидеть и вникать, а это, на мой взгляд, не лучшее для рассказа ужасов. Тем не менее, это всего лишь моё личное мнение. Оценка: 9. Возможно, я просто начитался рассказов про маньяков. НИСХОЖДЕНИЕ Рассказ, который при всей своей неоднородности является, пожалуй, моим личным фаворитом. Обычно, когда появляется Смерть, то существование загробного мира подразумевается само собой. Здесь же ровно наоборот, да и сама Смерть существует ли – может, это просто такая реакция из последних сил цепляющегося за жизнь мозга? Правда, в самом рассказе данная идея опровергается, а жаль – так, имхо, было бы как-то получше, что ли. Как бы то ни было, написано это красиво, написано достаточно хорошо – по крайней мере, я проникся. Оценка: 9. АННА-ИС А был ли призрак? Или это не призрак, а глюки? И кто вообще призрак? Автор определённо попытался закрутить интригу, но переусердствовал. В итоге совсем не страшно и абсолютно непонятно, что же именно такого произошло. С учётом очень плохого языка – худший рассказ на конкурсе. Оценка: 2. Тут даже хвалить нечего. ЦЕНА СТРАХА Неплохой рассказ, хорошо написанный, интригующий мыслью о том, удастся ли парню избежать печальной участи, понимая, что вряд ли… если бы не чудовищная ошибка в самом начале. Предсказатель точно сказал – будет смерть в огне, спасёт лишь пёс. Так какого Дагота главный герой решил этого пса убить? Послышалось или запомнилось не то? Так надо было на это указать. В противном случае действия героя глупы настолько, что нереалистичны полностью – даже в рамках рассказа ужасов. Да и само предсказание – приснилось что-то, пусть и явственно, но только из-за сна сразу во всё верить и бросаться убивать действительно любимого щенка? В общем, несмотря на весь неплохой язык и стиль, рассказ глуп и нереалистичен настолько, что данные язык и стиль не спасают нисколько. Хотелось бы после оглашения результатов узнать у автора, что же он имел в виду – просто ошибся (хотя ошибка настолько грубая и глупая, что даже не верится) или я просто что-то выпустил из виду? Тем не менее Оценка: 3. В слэшерах персонажи и то себя адекватнее ведут. РЫЖЕЕ, ЧЕМ ПЛАМЯ Очень и очень прекрасный рассказ. Глубинка, где фанатику верят больше, чем закону, ведьма, попытка её уничтожить, мальчик, ставший свидетелем её мести… всё выписано здорово и чётко, не подкопаешься)) Единственный даже не придирка – вопрос: если ведьма явно специализируется на стихии Огня, то зачем убивать священника с помощью земли? Сожгла бы – так и каноничнее, и справедливее, и рассказчику больше впечатлений. Впрочем, это, пожалуй, единственное, к чему я могу тут придраться. Оценка: 10.

Посмотрим. Если будет куча просьб - то почему б не продлить, хотя кмк написать за 25 дней уж всяк чего-нибудь можно)

Народ, ремайндер о голосовании. Осталось жалких 10 дней, так что прошу всех - а особенно авторов - подтягиваться постепенно!

Итак, отзывы автора девятого рассказа (бишь, "Аромата"). Читаем! Ну, да будет критика, лютый субъективизм, и да будет всё, что взбрело в голову при прочтении рассказов, иногда неоднократном. Грамматику-пунктуацию отмечать не стану, если только не особые случаи, и в оценку не вынесу, это не так интересно, как замыслы авторов и искусство их раскрытия. 1. СИЛА КЛЯТВЫ Радиоактивные осадки, избирательно приводящие к сложной мутации, жор и гигантский рост достаточно неправдоподобные вещи. Всё это могло стать сюжетом комикса, мультипликации, вообще любой лёгкой стилизованной фантастики, где смотрелось бы органично и бодро. Для прозы мне не хватило деталей, атмосферы, логичности поведения ГГ, его характера, нрава кошки даже. Она продолжала играть с ГГ, пыталась? А спать у него на груди, ночью прийти и улечься, хехе? А как она помещалась в свой горшок? Короче говоря, или привести к реализму, вписать в нашу действительность так, чтобы можно было поверить, что подобное происходит в стенах соседней квартиры., или всё же стилизовать окончательно, разогнать тему хикки, побольше радиации, добавить сочных красок и лихости сюжета столько, чтобы читатель понимал, что искать правдоподобие здесь неуместно, а нужно наслаждаться сюжетом. В конце концов, ну кто не представлял себе, что же будет, если домашняя кошка станет огроооомной, начнёт жрать вёдрами, а ты не будешь знать, что делать, ведь любишь эту чёртову тварь, ну или вот маме пообещал. Правда, ужасов всё равно нужно добавить, просто большая и голодная кошка совсем не страшная. Да и «обычный хикикомори» по описанию представляется обычным парнем. А как он всё это рассказывает от первого лица, если котейка его загрызла? Оценка: 4 2. КУРГАН Понравилось, как передан рассказ Анатолия. Разговорная речь, простая, невыразительная, не вполне связная, при этом читается легко и передаёт настроение. Есть досадные нестыковки, к примеру: А потом: Есть опечатки, видимо не хватило авторской вычитки. Обыденность обстановки, грязь, мусор и пьянь, отношение сержанта и капитана, вообще вот эта провинциальная тоска и пофигизм, а загадочное и страшное за кадром и оставлено воображению читателя — мне лично подобные приёмы нравятся. Автор не описывает подробно то, что и без него отлично можно представить, но зато достаточно обрамляет описанием окружающую обстановку. Но мне не хватило градуса. Может быть, можно как-то повысить напряжение, добавив ещё больше почвы для фантазии читателя, намекнув на судьбу писателя и охранника. Растянуть сцену с осмотром кургана, той дыры, откуда что-то выкопалось... пусть бы оно за ними погонялось что-ли, простите за кровожадность) Вот помню отчёты розыскных экспедиций с перевала Дятлова, и читать эти документы было жутко, потому что улик всяких много, они странные и страшные, и очень трудно оставаться в пределах рационального, пытаясь воссоздать картину произошедшего. Концовка, начиная со слов капитана, зачётная, стиль как будто оформился, и хотелось бы почитать ещё в таком духе, при условии доработки второго слоя, будь он хоть мистическим, хоть каким другим. Оценка: 7 3. РУКИ Понравилось изложение, качественно и спокойно написано, ничего лишнего. Почему людей так накрывало от просмотра, осталось для меня неочевидным, ведь они не знали истории картин, ГГ тоже необъяснимо впечатлён и отчего-то опустошён ещё до рассказа старика. Словесные описания есть, но их недостаточно что-ли, может быть не хватает реакции ГГ на детали картин, того, как тот или иной элемент что-то конкретное вызывает в нём, тогда появится возможность сопереживать шокированным зрителям. Подобное есть только в конце, про чувство неизбежности, вот чего-то такого бы ещё и побольше, тогда мистическое влияние (?), от которого картины вызывают смятение в душах, останется просто приемлемым допущением. А так, по описанию, там изображено максимум нечто неприятное и отталкивающее. Руки, тянущиеся к кистям и пишущие сами, как бы фантастика, а как бы и нет. Ужасные события в жизни человека и не к такому могут привести. В общем, мне представилось, что старик рисует сам и о своём прошлом, а руки у него просто болят от страшной операции, психологически ещё более мучительной наверное, чем физически. И моё это впечатление подкрепляется в тексте тем, что Ангел Смерти в рассказе художника реальный человек, а не потустороннее создание. Я не знаю, можно ли изобразить что-то даже крайне ужасное так, чтобы зритель упал в обморок. Думаю, нет. Однако, такой реакции наверное можно добиться, если предварительно создать зрителю впечатление и дать понять, что все изображённые на картине люди были реальны, что нет вымысла. И такая идея торкает, как и про руки брата. Возможно, мною не совсем верно понят замысел автора, тогда прошу прощения, но в моём понимании мне рассказ нравится, имеет глубину, наводит на мысли об ужасном и далёк от фантастики. P.S.: А кстати, ведь как получается? Зрители на выставке подавлены, им плохо физически. Так понятно: на картинах нехорошие вещи, психологически неприемлемые, много, а если добавить ту мрачную атмосферу, полумрак, а ещё создать духоту, да напоить всех сомнительного качества шнапсом (ли)... ай да Гюнтер) Оценка: 8 4. ШКАФ Следует относиться серьёзнее к детским страхам, точно. На мой взгляд, здесь лишь немного усложнённая детская страшилка, для рассказа слишком просто. Образу Марины недостаёт живости, человечности, над ней можно бы поработать, возможно, понаблюдать за реальными мамками и посписывать с натуры. — забавно))Оценка: 3 5. ЕЩЁ ОДИН ТАНЕЦ Бедная Дося) В игре (и не только) мне всегда очень интересно представлять мир с точки зрения другого, так что зарисовка вначале понравилась. Да и выглядит она законченной, но вот недоработанной, вставки от игрока антихудожественны, грубо они возникают. Понятно, что построено на контрасте, но по-моему слишком уж нарушено общее впечатление. И чего не хватило мне: больше чуждости! больше мира глазами нечисти, больше сюжета, на одном-единственном приёме «а как это видит нпс» далеко не уехать же. Ну и неплохо привнести хотя бы намёк на хоррор, конкурс всё ж таки. Вот будь он, и моя оценка была бы выше. Оценка: 3 6. Девочки, бывает, путаются с кем попало и в итоге становятся куклами. Магазин игрушек, зловещие фарфоровые личики — к сожалению, слишком предсказуемый сюжет. Понравились уверенность изложения, не затянутое, но и не слишком быстрое развитие событий, отсутствие сумбура, достаточное внимание переживаниям ГГ, рефлексии, мыслям её по ходу действия. Диалоги и описания сбалансированы по количеству. Поправить ошибки, причесать, и был бы рассказ... ну, обычный рассказ, для меня лично скучный своей идеей. Возможно, на любителя темы, но вот любитель уж наверняка потребовал бы сюжета поновее. И, конечно, больше кукол б-гу кукол. Оценка: 5 7. ТАБЛИЧКА Понимаю так, что рассказ - попытка изобразить зло, просто зло, бессмысленное и в чистом виде, при столкновении с которым у человека нет шанса, которое невозможно как-либо понять и осознать. Сжирает прямо из реальности, из истории, отлично. Идея нравится, но зло получилось хиловатое, ну или не жадное, сытое-спокойное такое. Но оно же «безумно в голоде», как же так. Вот бы штоль оно разрослось под землёй, нарыло себе каверн под всеми городами, а редкие зохавывания отдельных человечков это так, не помереть с голоду, не палясь раньше времени. В тексте много объяснений, видимо имеющих целью направить читателя на нужный ход мыслей. Что табличка древняя, необъяснимая, из ряда вон. Вообще здесь такие объяснения показались уместными, особенно когда они с налётом профессиональной специфики: языковедение, расселение народностей, возраст надписей... Не могу судить о теме, не знаю почти ничего тут, но читается интересно, разве что занудно в том плане, что да, да, уже понятно всё что нужно, давайте дальше, но снова и снова повторяются вердикты и готовые ярлыки автора: «странная табличка», «загадочная находка», «действительно удивительный текст», «потрясающе красиво», «страшное место». В общем, вычистить бы смысловые повторы и избыточные оценки, освежив таким образом рассказ. Многочисленные описания местности и всяческих деталей привязать к идее рассказа, придать им таким образом смысл и необходимость, эмоциональную или сюжетную, чтобы те не выыглядели разрозненной чередой слайдов. Вот как то описание узкой тропинки над чёрной пропастью, мне оно показалось хорошим, не оторванным от сути рассказа, и живым, потому что подано через восприятие ГГ. «Пади» - то что надо, красиво и стильно. Знание его погубило, говорит ГГ. Ну, вообще-то, едва не погубило. А вот что же его спасло? Это интересно, но намёков на ответ автор не даёт, жаль. Наверное, сам не знает) Оценка: 7 8. ОЖЕРЕЛЬЕ ДИКИХ СНОВ Новые русские, ожерелье из когтей, что-то тигрино-леопардовое — всё это неумолимо затягивает действие рассказа в девяностые. Набросок сценария для клипа на ТВ, разноцветного, со всякими тканями, бусами, слонами, восточным колоритом и упругими, красиво пугающимися и рыдающими красотками. Или история в красочных картинках для женского журнала. Возможно, со ссылками на магазины и цены на именно такие купальник, юбку, ожерелье, страничкой турагенства «дикий отдых на восхитительных пляжах, настоящие джунгли, экстрим и комфорт, туземцы-проводники и бархатная дорожка!» Это не в минус рассказу, а к тому, что своя аудитория у него есть, и в своей нише это вполне страшная история, читателям будет жаль и девушку, и её матушку. Мне никак не жаль, не трогает история, простите( Не хватает логики, оправданности действий, вменяемости героев, дико скучно читать про цены побрякушек. Понравилось вот периодическое бегание героини голяком, это мило, и Оценка: 3 9. - 10. НИСХОЖДЕНИЕ Начало не понравилось, вот прямо совсем. Причёска, галстук — да ладно, серьёзно? Может, ещё про запонки? Ладно, дальше. Поворот «да я же умираю» угадался примерно с момента курения хирурга и надписи «last way», но это как-то не проблема рассказа, скорее наоборот, стало интереснее читать. А потом всё больше увлекало, повествование стало ровнее, глаже: детали, события, отчётливое впечатление спуска ниже и ниже — очень хорошо, на мой взгляд, а главное, есть тот самый холодок, потому что всё вокруг да около, как в кошмарном сне, когда на главный страх до последнего не глядишь, но знаешь уже о нём, догадываешься, ещё не вполне веря, ещё надеясь на что-то, но давно уже знаешь итог и неумолимо приближаешься к самому нежеланному. Нравится, задумка — отлично, только по форме есть придирки, ну, короче говоря: Оценка: 9 11. АННА-ИС С самых первых строк возникла уверенность, что рассказ — проба пера. Этим он замечателен. Автор, в сравнении с другими рассказами вам достанется низкий балл, но вы не расстраивайтесь и обязательно пишите ещё, читайте много хорошей литературы, и снова пробуйте, и опять читайте тоннами, тогда постепенно появятся и слог, и навык письма, и вам легче станет излагать свои идеи, вырисовывать образы, описывать сцены. Замысел, кстати, совсем неплохой, но его сложно уловить из-за недостатков изложения, которые реально убийственны на данный момент, если уж смело взглянуть правде в глаза. Но, в общем-то, это просто текущий этап развития навыка, каждый или проходит эту ступень, или уже прошёл, или будет проходить, если пока что ничего не пишет совсем. Оценка: 2 12. ЦЕНА СТРАХА За что Герасим утопил Муму? Я не пойму, я не пойму, В каком бреду он был, в каком дыму? Ведь не к добру, не по уму... Некоторые сны — это просто сны, хехе. Но иногда бывает трудно отделаться. Однажды приснилось, что ровно в мой следующий ДР произойдёт страшное землетрясение и весь город ляжет в руинах. Вот так голос уверенный провозгласил, листок с датой календаря, красным кружком обведённой, прямо под нос сунули, аж из сна выкинуло сразу, посреди ночи. А я человек впечатлительный. Непросто было сдерживаться и не начать сматываться из города или, ещё хуже, взять колокольчик и пойти голосить на перекрёстках: «Спасайтесь!!! Ибо грядёт!..» И точно, был этот момент выбора, следовать ли страху, куроча взаимоотношения с друзьями и близкими, ставя их жизнь на уши, давя на них и пугая... а, с другой стороны, ну а вдруг? Стоит ли отметать хотя бы ничтожную вероятность подобного? Ведь жизнь близкого важнее его душевного спокойствия. Важнее большинства моральных принципов. Не всех, но большинства. Но как определить-то, взвесить всё точно? Потом, к счастью, кошмар подзабылся, вернее, эмоции и впечатление стёрлись. Конечно, не случилось ничего, обычный день был. Надо было про это рассказ написать, эх, вот сейчас вспоминаю, как страшно было в первые дни после сна. Живи, но помни, что однажды в дом К тебе судьба войдет с метлой, Тогда скули себе, виляй хвостом: Судьба глуха, как тот немой. Не зарекайтесь, люди, от чумы, Сумы, тюрьмы и участи Мумы. Оценка: 9 13. РЫЖЕЕ, ЧЕМ ПЛАМЯ Лучший слог из всех рассказов конкурса, богатый и выразительный язык. Здорово читать. Атмосфера Питтсбурга, который на берегу Миссисипи, беспроигрышно, хехе) Качественно проработанный сюжет. Нет особой «хоррорности», да вроде именно так и нужно. Высший балл, без сомнений. Оценка: 10 Готово. Благодарю за внимание, ну и талмуд же вышел!

Поступили оценки от автора рассказа за номером 11 ("Анна-ис"). Проникаться, к сожаленью, нечем, но в общий оценочный котел они, разумеется, пойдут. Сила клятвы — 5; Курган — 7; Руки — 10; Шкаф — 5; Еще один танец — 5; 6 — 6; Табличка — 9; Ожерелье диких снов — 5; Аромат — 7; Нисхождение — 9; Цена страха — 9; Рыжее, чем пламя — 10.

В редакцию поступили анонимные рецензии автора рассказа №3 ("Руки"). Читаем и проникаемся. 1. Сила клятвы У кошки четыре ноги, Позади у нее длинный хвост, Но трогать ее не моги За ее малый рост, малый рост. - Мамочка Итак, первая жертва. Препарировать этот и все остальные рассказы будем по следующим критериям: страшно / не страшно, сюжет, стиль, персонажи, всякие нелогичности и ляпы и субъективная оценка. Погнали! Пункт 1. Не страшно. Скорее даже забавно, что идет рассказу как таковому в плюс, но рассказу, представленному на конкурс ужастиков, в минус. Пункт 2. Сюжет. Жил да был обычный японский хикикомори, а потом его съела кошка. Ну, ништяк вообще, да. Оригинально. Но не шибко интересно. Кроме того, мне как человеку, далекому от культуры Страны восходящего солнца, все же не шибко близка железобетонная позиция молодого человека кормить пусещку тет-а-тет до конца. Собственного. Глупая какая-то гибель. Мог бы через окно, что ли, кидать мясо. Или под дверь просовывать. Или курьеров в DHL нанимать! Ага. Пункт 3. Стиль. Первое впечатление было таково: нечто подобное можно найти в архивах луркоморской creepy-копипасты. Я даже слазил туда посмотреть, не «угнан» ли рассказ, но нет, честь и хвала автору. В любом случае, недостаток писательской практики виден невооруженным глазом. Это ни в коем случае не недостаток, просто для высоких оценок имеющегося багажа навыков пока еще маловато. Пункт 4. Персонажи. Не буду придираться. Не знаю, насколько главгерой похож на обычного японского хикикомори, но персонаж получился вполне себе живой. Малость глуповат, малость повернут на долге, со своими страхами и тараканами. Про кошку нечего сказать. Пункт 5. Ляпы и нестыковки. Меня мучил только один вопрос: почему главгерою радиация до лампочки, а кошка мутировала? Да даже не так. Почему, черт возьми, во всем городе мутировала одна-единственная кошка?! Пункт 6. Внесем струю субъективизма. Рассказ слабоват. Вот правда. Напугать он не напугал, чуть-чуть позабавил, но да и только. Впрочем, это не помешает выдать ему ровно 3 балла из 10. 2. Курган Дир волан! - безымянный драугр Пункт 1. Местами страшновато. В основном, в моменте с рассказом о посещении кургана детьми. Пункт 2. Сюжет. Наполовину слизан из фильма «1408» с Джоном Кьюсаком в главной роли (посмотрите, кстати, кто не видел). Вторая половина – достаточно добротная страшилка про таинственное черти что, живущее на старом кургане и «скушавшее» несчастного главгероя вместе с ни в чем не повинным охранником. В совокупности, в принципе, зачет. Пункт 3. Стиль. Могу похвалить. Диалоги выписаны не просто хорошо, а очень хорошо. Повествовательная часть не хромает. В общем, придираться не стану. Пункт 4. Персонажи. Тоже сказать ничего плохого не могу. Все действующие лица ведут себя так, как и должны согласно здравому смыслу и законам жанра. Пункт 5. Ляпы и нестыковки не обнаружены. Пункт 6. Вердикт таков: рассказ хороший, грамотный. Не особо страшный, правда, за что баллы все-таки снесу чутка. Пусть будет 7/10. 3. Руки Ну, вы поняли =) 4. Шкаф Вот, смотри, шкаф пустой. Никаких чудищ там нет. То есть сейчас есть, но я не буду тебя пугать – я не на работе. - Джеймс Пи Салливан Пункт 1. Не страшно ничуточки. Пункт 2. Сюжет. Одна девочка боялась чудища из шкафа, но оно схавало вовсе не ее, а шутника-брата. Ну… в младшем отряде пионерлагеря «Заветы Ильича» такое покатило бы. Но у нас же сурьезный конкурс, помилуйте. Пункт 3. Стиль. Выдержан, за что спасибо. Больше сказать ничего не могу, потому что, собственно, для вышеоткритикованного сюжета ничего сверхъестественного и не требуется. Пункт 4. Персонажи. Дети удались, мать не особо. Хотя если автор хотел вывести очень скверного родителя, готов зачесть и ее. Пункт 5. Ляпы и нестыковки. Вытекают из предыдущего пункта. Адекватный родитель после недели истерик переселил бы ребенка из комнаты или выкинул бы шкаф, или предпринял хоть какие-то действия, отличные от чтения фантастических рассказов. Вот не верю, что Марина настолько никудышная мать. Пункт 6. Субъективизм. Рассказ никакой. Ни одна струнка моей души не затрепетала от его прочтения. А это плохо. Даже бестолковость Марины ничего кроме недоумения не вызвала. Ну, и по совокупности заслуг она получит ровно 4 балла из 10. 5. Еще один танец Ничего не понимаю! - Коллега Пункт 1. Че-то как-то не страшно. Пункт 2. Сюжет. Вот верите ли, нет ли, но чтобы понять, что происходит в рассказе, мне пришлось лазить по интернету примерно так с полчаса. Я гуглил и «Досю», и «Doshya», и «Дошя», и «Досю понерфили», и, в общем, чувствовал себя полнейшим идиотом. Да я даже не знал, что такое «понерфить» до знакомства с «Еще одним танцем»! За просветительскую деятельность автору выношу благодарность, но вообще это жестоко. Очень. Пункт 3. Стиль. Он есть. Он недурен. И опять-таки, рассказ невелик, сюжет немудрен, поэтому зачту в плюс и придираться не буду. Пункт 4. Персонажи. С Дошей не знаком, поэтому сказать, насколько она вышла, не могу. Но будем считать, что как-то так. Пункт 5. Ляпов и нестыковок замечено не было. К сожалению, - и это уже Пункт 6 - до кучи не было замечено саспенса, потустороннего ужаса, внезапных вампиров, мохнатых призраков, лавкрафтианских демонов, кровавых подробностей и прочих элементов страшного рассказа. Дося слегка не попала в конкурс. Поэтому больше 4/10 поставить не могу. Увы, ведь рассказ-то неплох. 6. #6 Life in plastic Is fantastic! - Aqua “Barbie Girl” Пункт 1. Намеки на что-то пугающее определенно присутствуют. Поярче бы – цены бы рассказу не было. Пункт 2. Сюжет. Дети неопределенного возраста влезли в магазин, и за оную невинную шалость одна девочка (девушка?) была превращена в фарфоровую страшилку. В принципе, мне нравится. Оригинально, по крайней мере. Пункт 3. Стиль. Вот что мне нравится в рецензируемых конкурсных работах, так это то, что почти не получается ругать авторов за кривой стиль. Здесь тоже все, вроде, в норме. Чего не могу сказать о грамотности, к сожалению. Это какой-то граммар-ад, в котором кипят в котлах самые невероятные ошибки типа «двух этажный» и «не членораздельное». И это ни разу не здорово. Пункт 4. Персонажи. А вот здесь начинаются проблемы. Во-первых, я не понял, сколько шалунам лет. По идее, много не должно быть, однако они вполне себе курят, клептоманят, ведут себя довольно развязно. Странно. Кроме того, Андрей производит впечатление какого-то дебиловатого юноши. И шутки тупые, и на вопросы следователя реагирует неадекватно. Ну да ладно, это уже придирки. Пункт 5. Ляпы и нестыковки. Помимо вопиющей глупости Андрея, ничего критичного не нашел. Пункт 6. Субъективное мнение. Рассказ получил свою порцию критики, но, знаете, он мне нравится, ничего не могу с собой поделать. Он какой-то искренний, что ли, и за это я готов простить и ошибки, и мелкие недочеты. Не пожалею 6/10. 7. Табличка “What is it you want us to do?” “Die…” - The Monolith Deathcult “Gods Amongst Insects” Пункт 1. Не могу сказать, что рассказ прям очень страшный, но и белым-пушистым язык его не поворачивается назвать. Мрачная атмосфера есть, зло космических масштабов есть, mindfuck в конце есть. Жутковато, в общем. Зачет. Пункт 2. Сюжет. Один смертный оказался не в меру любопытен, за что получил по полной. Здравствуйте, Говард Филипс… Источник вдохновения виден за версту, но это и неплохо. Почтение к старшим, хороший литературный вкус. Все норм. Пункт 3. Стиль. А вот он хорош. Во-первых, это действительно похоже если не на самого Лавкрафта, то на одного из последователей так точно. Во-вторых, рассказ на удивление легко и приятно читается, несмотря на немалый объем. Так что зачет. Пункт 4. Персонажи. Здесь хуже, и все по той же причине. Особенность сюжета такова, что все персонажи, включая главгероя, являются статистами, расходным материалом для Чернобога, и уже посему особого интереса не представляют. Какая, в конце концов, разница, кто обнаружил табличку, кто расшифровал, кто сопровождал экспедицию, если рассказ совсем не об этом? Никакой, правильно. Впрочем, образы вполне себе характерные, тут придраться не к чему. Пункт 5. Ляпы и нестыковки. Почему главгерой помнит жертв Чернобога? Я думал, темный бог, стирающий людей из этого мира, стирает вообще отовсюду, а он сплоховал… Мдэ. А еще древнее зло называется. Пункт 6. Личное мнение. Оно высокое, скажем так. Рассказ не лучший среди прочитанных, но и заурядным его никак не назвать. На уровне «Кургана», а, может, и чутка повыше, но все же 7/10. 8. Ожерелье диких снов …nine, ten, never sleep again! - Считалочка из «Кошмара на улице Вязов» Пункт 1. Да нет, конечно, не страшно. Пункт 2. Сюжет. Одна девушка купила неведомую ерунду, которая едва не искалечила / убила ее, а потом-таки доконала, но не саму ее, а ни в чем не повинную мать. Это все, а чего вы еще хотели? Пункт 3. Стиль. Плоховат, если не сказать больше. Во-первых, несмотря на небольшой объем, рассказ содержит просто какое-то зашкаливающее количество ненужных подробностей. Что с того, что за ожерелье девушка расплачивалась кредиткой, а не налом? Зачем нам знать социальное происхождение героини, если это не играет никакой роли? Неясно. Кроме того, позабавило вот это: «Что это было, *** меня раздери?» Честно: ломал голову минут 10, гадая, что именно должно быть вместо трех звездочек. Если то самое из трех знаков, то это еще и жутко пошло звучит. Так что незачет за стиль. Пункт 4. Персонажи. Страдают капризностью, любопытством, сонливостью и атрофировавшимся инстинктом самосохранения. Это я хорошо уяснил. Есть ли в них что-то положительное? Не заметил. Пункт 5. Ляпы и нестыковки. Здесь вот такая придирка: тигры, слоны и бегемоты не водятся в Австралии! Откуда тигровые зубы, откуда шкуры? Да и с джунглями там не очень. В общем, ставлю двойку по зоологии и географии и отпускаю с миром =) Пункт 6. Субъективщина. Слабейший рассказ на конкурсе, как ни прискорбно. Это 2/10, не больше. 9. Аромат Kreativiteten de flödar Och konstnären inom mig han hungrar Hungrar efter ännu ett liv att släcka Genom att förstöra skall jag nu skapa - Shining “Du, Mitt Konstverk” Пункт 1. Просто жесть. Забегая слегка вперед, скажу, что «Аромат» понравился мне больше всех остальных рассказов. Проблемы с психикой и кошмары, рожденные в воспаленном мозгу и нашедшие путь в наш тварный мир, вообще пугают больше всего. Потому что они рядом. И порой незаметны до самого последнего момента. Пункт 2. Сюжет. Один человек неслабо так поехал головой, что привело к трагедии. Это если кратко. Если подробнее – рассказ еще и о любви, просто не совсем такой, к которой мы привыкли (я правильно понял, что чувак до кучи еще и латентный педофил?). И от этого еще страшнее, ведь фигура самого главгероя становится трагичной вдвойне. Ни любви, ни цели, только собственные тараканы. Про девочку и говорить нечего. Пункт 3. Стиль. То ли дневник, то ли просто датированные воспоминания / переживания главгероя. Надо сказать, что мыслит он вполне образно, ни за что не поверишь, что психопат, пока не вдумаешься, о чем конкретно идет повествование. Так что в общем и целом зачет. Пункт 4. Персонажи. Знаете, анализировать психов всегда довольно сложно. Диагноз нашему помешавшемуся садовнику поставить не возьмусь, но получился он вполне себе правдоподобным. Что-то похожее можно наблюдать в песне, которую я вынес в эпиграф, только в ней герой поехал на другой теме; кому не лень, можете перевести и почитать лирику. Про девочку сказать особо нечего. Она, как и в рассказе про Чернобога, в большей степени статистка. Однако поступки ее вполне логичны для ребенка лет этак 7-9, так что зачтем и ее. Пункт 5. Придираться не буду. Пункт 6. Это почти отлично. Вот чуть-чуть не хватает для того, чтобы сделать мое счастье от прочтения абсолютным. Так что 9/10. 10. Нисхождение …в конце туннеля все-таки был свет. И его источником являлся огнемет. - Терри Пратчетт, «Мор» Пункт 1. Не сказал бы, что страшно. Грустно, скорее; по прочтении остается горьковатое послевкусие. В принципе, Абсолютное-Ничто после смерти вообще не должно пугать здравомыслящего человека, и за эту идею автору можно поаплодировать. Но пугаться? Да не. Пункт 2. Один клерк зашел в лифт, а там его настигло Великое-Знание-Плюс-Жуткая-Правда. Но было уже поздно. И не могло быть по другому. Возвращаясь к пункту один, скажу, что сюжет скорее философский, нежели страшный. Но если закрыть на это глаза, то зачет. Пункт 3. Стиль. Здесь без комментариев, и да, это лучшая работа с точки зрения писательского мастерства. Чувствуется, что вещь для автора не первая, он (она?) твердо знает, какой эффект хочет произвести рассказом, куда ввернуть эпизодики с аварией, с хирургом, как завершить повествование. Молодцом, в общем. Пункт 4. Персонажи. За Макса зачет, за второстепенных персонажей тоже. Со Смертью сложнее. Может, я придираюсь, но сдается мне, что мурыжить умирающего неизвестностью, какими-то кошмарами в замкнутом пространстве, доводить его до полусумасшествия, а потом предлагать исчезнуть с высоко поднятой головой, - это скорее садизм, нежели скрашивание последних секунд. В общем, не особо приятный вышел образ. Пункт 5. Ляпы и нестыковки. См. пункт про девушку-Смерть. Кроме того, я не особо вкурил, почему перед лифтом Макс и хирург видят абсолютно разные вещи. Макс явно пребывал в галлюцинации на тему «совещание», а хирург, в общем, занимался вполне реальными, осязаемыми земными делами, когда его настиг сердечный приступ. Или и ему тоже привиделась операция? В таком случае, существовал ли вообще Макс? С какого момента начинаются предсмертные видения и всех ли в них отправляют на верхние этажи? Наверное, я загоняюсь, но все эти вопросы меня реально интересуют. Пункт 6. Мне понравилось. Это твердая 8/10. Ставлю ниже, чем фавориту, потому что а) не страшно и б) ибо «Аромат» просто произвел более сильное впечатление. Но вообще рассказ хороший, даже очень. 11. Анна-ис Повсюду вижу я того, кого в помине нет. -х/ф «Идентификация» Пункт 1. Не страшно, несмотря на то, что в сюжет снова положено расстройство психики. Даже концовка не вызывает никаких эмоций. Прочитал, пожал плечами, пошел дальше. Пункт 2. Сюжет. Возможно, чего-то я не уловил (см. пункт 3), но видится он мне примерно так: один человек жестко двинулся головой после аварии и начал видеть То-Чего-Не-Видят-Остальные. А существует ли это самое То – черт его знает. По ходу, должно, иначе откуда гражданин Шутин взял бы историю семьи Анаис, но не факт. Чисто теоретически, сюжет не самый банальный, и должен бы я поставить зачет, но… Пункт 3. Стиль. Озирис милосердный, что ж я натворил такого, что мне пришлось читать это?! Я продирался сквозь текст, словно сквозь крапивные заросли, и почти каждое предложение причиняло мне боль. Например: «работу имея стабильную, но, в связи с постоянной занятостью, времени находиться с дочкой почти нет» или «А именно то, что прямо в машине у жены отошли воды, но, как я отмечал ранее, мы очень удачно выехали, на подъезде к больнице». Лолшто? Нет, смысл, конечно, не теряется, но читать от этого легче не становится. У меня даже голова разболелась. Кроме того, автор постоянно срывается на повествование то от первого, то от третьего лица, то вставляет отрывок, похожий на газетную статью, и все это единым массивом текста. Ну жесть же полная. Пожалуй, это самое криво написанное произведение на конкурсе. Оно пробуждает в памяти такого колосса отечественного трэша, как «История протезов», и уже за это больше четверки не получит. Пункт 4. Персонажи. О них я не понял ничего. Даже Анаис, которая, вроде как, рассказывает о себе что-то и характеризуется «женщиной знатной», выглядит картонно. Соответственно, картонку-Шутина не жалко, картонку-Анаис тоже. Черный человек не пугает. Все. Пункт 5. Ляпы и нестыковки. Не замечено. Пункт 6. Субъективное мнение. Это просто праздник какой-то! Праздник сидения за монитором над четырьмя с половиной абзацами и глотания но-шпы с виски пополам. Нельзя так глумиться над читателями! 4/10. 12. Цена страха Трудно избежать будущего. - Оскар Уайльд Пункт 1. Не сказать, что страшно. Тревожно – да, интересно – безусловно, трагично – без сомнения. Но, как и в случае с «Нисхождением», посыл текста превалирует над заявленной темой конкурса. Пункт 2. Сюжет. Одному молодому человеку привиделось нечто грозно-пророческое, из чего он сделал не те выводы и, соответственно, совершил не те поступки. А итог – итог в такого рода историях всегда один. Не верите – спросите у целой кучи персонажей древнегреческих мифов. Пункт 3. Стиль. Хороший. Все написано грамотно, толково, без перегибов. Зачет однозначно. Пункт 4. Персонажи. За них однозначный и жирный плюс. Артем… да даже не знаю, что сказать. Из всех персонажей конкурсных работ только он вызвал у меня настолько неприязненное отношение. Образ удался во всех отношениях. Остальные добротно и безропотно исполняют свои роли. Годзилла клацает челюстями, колдун колдует и предсказывает, неприятный тип гибнет страшной смертью, щенок ведет себя, как и положено щенку. Пункт 5. Придирки. Вот честно – я бы истолковал предсказание мастера вероятностей по-другому и абсолютно однозначно: «Береги щенка!». Не понимаю, почему вдруг Артем ступил и решил откупиться от смерти в пламени именно так, как случилось. Пункт 6. Субъективное мнение. Это третий из моих личных фаворитов. 8/10, ставим на уровень с «Нисхождением» и замыкаем пьедестал почета. 13. Рыжее, чем пламя I am not without very lively hopes that our good God will prosper you in that undertaking which He hath put you now upon. - Архивы Салемских процессов Пункт 1. Не страшно. Вернее, не совсем страшно. Мы имеем дело с классическим рассказом о мести с мистическими элементами, причем мстят вполне себе за дело, т.е. злодей получает по заслугам. Его не жалко, хоть он и жертва, а мальчуган, ставший свидетелем расправы, так вообще, по идее, должен спать спокойно, ведь он-то безгрешен. Только сожжение рыжей знахарки заставляет потревожиться, но выписана она не шибко сильно. Пункт 2. Сюжет. Один старик рефлексирует на тему старых-добрых времен, когда обезображенные нелюдимы стреляли в кровожадных wannabe-инквизиторов. В остальном см. выше – рассказ представляет собой вполне себе сносную историю о том, что всякая сволочь, особенно прикрывающаяся божественным промыслом, просто обязана получить по заслугам. И это неплохо. Пункт 3. Стиль. Атмосфера старой Америки получилась на ура. Очень здорово. Поддерживая беседу о «лавкрафтианскости» рассказов, укажу именно на этот из-за этой самой атмосферы. Все так чинно-мирно-благородно, а на самом деле кровь-кишки-сожжение ведьм! Все на поверхности. И выполнено на хорошем уровне. Пункт 4. Персонажи. Слегка страдают шаблонностью. Даже второстепенные товарищи типа герра Ламмерта (он мне, кстати, напомнил мистера Гаррисона из Саус-Парка) словно сошли с чьих-то еще страниц. Про плагиат речи не идет, но вместо личностей я видел некие образы, шаблоны. И это не слишком здорово. Пункт 5. Ляпы, нестыковки. Таковых нет. Пункт 6. Субъективное мнение. Хороший, годный рассказ, твердые 7/10.

10-я серия что-то подкачала.

Итак, прием работ завершен, настало время голосования. Я решил слегка отойти от голосовательной практики последних конкурсов и вернуться к истокам (о как!). Суть такова: 1. Голосовать можно исключительно постом(ами) в этой теме. Крайне желательно высказать мнение о прочитанном, но если совсем лень - можно просто поставить оценки по 10-бальной шкале без дробей и прочих математических извращений. 2. Авторское голосование обязательно. Работа увильнувшего от прочтения и оценки рассказов товарищей по перу будет наижесточайшим образом снята с конкурса. Рецензия должна содержать минимум 2-3 предложения о каждом из рассказов, а лучше - нечто подробное, развернутое и нескучное к прочтению. Оценки выставляются по 10-бальной шкале без дробей. Есть два варианта авторского голосования: - Постом или постами в этой теме с рецензиями и оценками вообще всех работ (включая свою). Оценка собственной работы мною, естественно, вычеркнется при подсчете голосов, поэтому можно не стесняться ставить себе любимому "десятки" и рассыпаться в похвалах. - Направить личное сообщение с оценками мне. В этом случае писать рецензию на свою работу не нужно. 3. Сроки голосования ограничены 10-м июля, после чего будут подведены итоги, открыто шампанское и награждены победители. /Внимание! Продлено до 16 июля!/ 4. Полезные ссылки: - Сами рассказы - Обсудить условия голосования, поспорить с организатором Всем приятного чтения и удачи!

13. РЫЖЕЕ, ЧЕМ ПЛАМЯ Мой сон уже давно сложно назвать хорошим или здоровым; доктор Беговски, улыбчивый малый в безукоризненно выглаженной сорочке с накрахмаленным воротником, часто повторяет мне, что в моем состоянии нет ничего страшного и странного. Его негромкий голос льется в уши сладким ядом: это возрастное, это нервное, если вы будете соблюдать режим, совершать ежедневные утренние прогулки на свежем воздухе и не нервничать по любому пустяку, то проживете еще лет тридцать, а кошмары покинут вас, словно (какой неудачный каламбур) страшный сон. Мистер Беговски хорошо знает свое дело. Думаю, он неплохой врач – и уж точно лечит меня от чистого сердца. Его угораздило жениться на моей дочери, и его дети – мои внуки. Избитая до безобразия, бесцветная всемирная мудрость: внуков всегда любят больше, чем детей. Пускай я вижу их лишь изредка (дочь решила, что нанятая гувернантка справится с воспитанием детей гораздо лучше меня, и я, посопротивлявшись для вида, облегченно согласился), мы с ними в прекрасных отношениях. Они, кажется, бесконечно благодарны мне за то, что я запретил чете Беговски привлекать детей к любой благотворительности. * * * Много лет назад, когда никто еще не знал ни Джорджа Вашингтона, ни Джона Адамса, ни Томаса Джефферсона, ни, тем более, Мартина Ван Бюрена, я был примерно в возрасте моих внуков. Мне было девять, Новый Амстердам уже более полувека как назывался Нью-Йорком, но в нашем доме все еще висел грубо намалеванный портрет не знакомого мне дядьки, изображенного в профиль, который, как мне говорили родители, достался нам по наследству от наших колониальных предков и изображал самого Яна де Витта. Наш маленький городок лежал посреди полей, окруженный множеством ферм. Мы облазили все его улочки, но никогда не выходили за пределы городской черты. Даже если бы родители не запрещали бы этого, мы вряд ли рискнули бы выбираться в поля сами: если по ночам дул сильный ветер, оттуда доносились странные звуки, похожие на истошный женский плач. Никто – даже герр Ламмерт, обладатель оксфордского образования – не мог объяснить, с чем это может быть связано. По утрам, когда солнце красило дома в рыжий цвет, по улицам нашего города бродил, истошно голося на своем тарабарском наречии, полуголый старьевщик-негр, много лет назад выкупивший самого себя из рабства и живший в такой бедности, что рабы с пригородных плантаций не очень-то ему завидовали. Помню громкий скрип несмазанных колес его телеги, вечно груженной всякой рухлядью… Помню, как он широко улыбался нам – игравшим на улицах мальчишкам, которые неизменно пугались его шоколадно-коричневого морщинистого лица. У него постоянно находились какие-нибудь мелочи, жизненно необходимые любому девятилетнему герру. Мы то выменивали их у него на старые, отслужившие свой срок вещи, то совершали шальные налеты на его тележку, заставляя старика беззлобно ругаться и ковылять за нами следом в попытке вернуть хотя бы часть украденного. Помню, как мы ходили в школу: уроки у нас вел герр Ламмерт, окончательно выживший из ума на старости лет. Он мог прервать занятие и начать нести перед классом какую-то непонятную белиберду, он периодически засыпал прямо за учительской кафедрой во время урока, он в совершенстве владел розгами и применял их по поводу и без, за что, конечно же, не мог снискать от нас почета и уважения. Изо рта его постоянно воняло чесноком, который он жевал бесперерывно, и мы задыхались, когда он подходил у нам, чтобы проверить выполнение очередного задания. Сейчас, когда я сам дожил до его лет (годы меняют все, годы рано или поздно соединяют любые противоборствующие стороны), мое отношение к старому учителю несколько изменилось; тогда же я просто люто ненавидел его уроки и пользовался любой возможностью, чтобы не посещать школу. Герр Ламмерт вел уроки шесть дней в неделю, а в воскресенье мы ходили к отцу Мартину, тихому священнику нидерландской церкви, ровным счетом ничем не примечательному. Внешность его была совершенно заурядной; рост и комплекция – средними, круглое лицо с близко посаженными серыми глазами - незапоминающимся. Он родился и вырос в Голландии, там же принял сан священника, но рассказы его о жизни в Европе и путешествии через океан были столь бесцветны и невыразительны, что мы вскоре прекратили расспрашивать его о чем бы то ни было. В отце Мартине не было ничего, что могло бы привлечь к его персоне и словам внимание девятилетнего шалопая, которым был я. Ко всему прочему я, в чьих жилах четверть голландской крови текла вперемешку с тремя четвертями ирландской, искренне недоумевал, почему должен ходить в нидерландскую церковь. Личной жизни у отца Мартина, как и положено священнику, не было. Образовавшуюся пустоту отец Мартин заткнул жизнью общественной: собрав на основе церкви и школы местных ребятишек (он учил даже негров, что даже сейчас звучит несколько странно, а тогда и вовсе дико), он организовал из нас своеобразный отряд, занимавшийся помощью тем, кому эта помощь могла понадобиться. Мы устраивали бесплатные завтраки для нищих; помогали по хозяйству старикам; выполняли мелкие поручения герра Ван Шака, который был единственным аптекарем и практикующим доктором в городке, и занимались еще множеством дел, подобных этим. Сейчас я понимаю, насколько это было важно и полезно (и все же никогда не позволю внукам заниматься чем-то подобным; скорее дам мистеру Беговски отрезать мне палец без наркоза); девятилетний разгильдяй об этом, понятное дело, и близко не догадывался. Ему гораздо сильнее нравилось грабить скрипучую тележку старьевщика, рискуя остаться без глаза в борьбе с потревоженными птицами, прятать похищенные «драгоценности» в их гнездах и – неожиданный контраст! – проводить часы в домашней библиотеке за чтением книг на английском языке. Никогда бы не стал помогать отцу Мартину, если бы не родители. Они не были ни пуританами, ни какими-нибудь еще религиозными фанатиками – ирландская кровь давала о себе знать не только огненно-рыжими волосами матери и тускло-медными – отца. Они просто считали, что ребенку нужно расти в окружении добрых дел и самому делать их, и поэтому я ходил к отцу Мартину и выполнял те поручения, которые он мне давал. Без особого желания. Чаще всего мне поручали разносить еду нищим. И отец Мартин, и моя мать, считавшая, что этим людям просто не повезло и что нам следует протянуть им руку и помочь подняться, наперечет знали всех окрестных бедняков и бездомных, и я разносил им тарелки с дымящейся кашей или куски мясных пирогов по воскресениям. Это мне никогда не нравилось – ни тогда, ни много позже, когда я вырос и повзрослел, начав осознавать свои действия. Возможно, я и не прав, но всегда считал, что милостыня, данная без просьбы о ней, унижает как дающего, как и того, кому она предназначена. Выбора у меня, однако, не было, и я выполнял эти поручения. Многие из тех, кому я доставлял еду, меня пугали. Не были они похожи на людей, которым не повезло оступиться – больше на сознательно втоптавших самих себя в грязь и пыль подзаборных пьяниц. А самый сильный страх наводил на меня человек, которого все звали Черным Свеном. Ему, как говорили, было чуть за тридцать, но выглядел он так, словно собирался разменивать полвека; прозвище свое он оправдывал полностью: левая половина его лица была черной, покрытой застарелыми уродливыми шрамами и струпьями. «Такие остаются, если упасть в костер», - охотно поясняли знакомые мальчишки. Взрослые молчали. Никто не знал, где Черный Свен получил свои отметки. Историй об их приобретении среди нас, детей, ходило множество – одна страшнее другой. Если кто-нибудь из взрослых знал о его шрамах что-нибудь – нам об этом никто так и не рассказал. Свен был тихим человеком, про которого все были одного мнения: такой и мухи не обидит. Некоторые считали его дурачком, но это было не так: он просто не любил разговаривать и предпочитал не открывать рот по лишнему поводу. Была для того и чисто физиологическая причина: он сильно заикался. Его «с-с-спасибо», которое он неизменно произносил в ответ на молчаливо протягиваемую тарелку каши, заставляло волосы на голове вставать дыбом. Чем он жил большую часть года – оставалось загадкой. Порой он куда-то пропадал на несколько недель кряду, потом возвращался и снова садился на свое любимое место рядом с входом в городскую цирюльню. Сидел он прямо на земле, подставляя обезображенное лицо лучам солнца, и мог так сидеть чуть ли не целыми днями. Подаяния никогда не просил и от денег, если кто-нибудь брался предлагать их ему, отказывался наотрез. На всю жизнь запомнил его фигуру, прислонившуюся к стене цирюльни: нескладная, одетая в порыжевший от времени заношенный плащ поверх не по сезону теплой шерстяной рубашки, странно неподвижная. В те дни, когда он сидел рядом с входом в цирюльню и смотрел то на плывущее по небу солнце, то на окна питейного заведения, что приветливо распахнуло свои двери напротив, его могло заставить пошевелиться лишь одно обстоятельство. Ни дождь, ни жара, ни сильные ветра никогда не пугали его; он шевелился, подтягивая колени поближе к подбородку и обвивая их руками, напрягался всех телом и скрежетал зубами только тогда, когда видел появившегося в конце улицы отца Мартина. Неприязнь Черного Свена к отцу Мартину была непонятной и ничем не объяснялась. Мы, дети, выдумали множество историй и про это; я сам сочинил три или четыре. Помню, какие испуганные были глаза у моих слушателей, когда я заканчивал свои рассказы раскатисто-заикающимся «с-с-спасибо». Обязанности отца Мартина не ограничивались одними только проповедями с церковной трибуны и нашим воспитанием; иногда он запрягал в легкую двухколесную коляску старую кобылу и уезжал на пригородные плантации или в ближайшие к городу деревни. Происходило это в тех редких случаях, если тамошние жители нуждались в помощи священника (отец Мартин был единственным богословом на целый город и окрестности, старый деревенский священник, много лет деливший с ним церковную службу, умер от старости, а нового, несмотря на письма отца Мартина в Нью-Йорк, никак не присылали) и посылали в город за отцом Мартином. Неприметный священник никогда не отказывал: через полчаса после просьбы он обычно уже трясся по мощенным булыжником городским улицам на своей коляске, вежливо здороваясь с встречными прихожанами. Иногда он брал с собой на такие выезды кого-нибудь из нас. Мы радовались поездкам: в наш мирок, ограниченный чертой города, врывалась непривычная и незнакомая нам жизнь. Даже присутствие скучного священника не могло испортить нам впечатлений от сельских пейзажей. В тот день с отцом Мартином поехал я; мальчишки с завистью смотрели вслед громыхающей по камням коляске, а я, устроившись по левую руку от отца Мартина, вертел головой по сторонам и приподнимал соломенную шляпу в знак приветствия, когда узнавал прохожих. Дорога была дальняя, и родители не волновались обо мне: знали, что с отцом Мартином я буду в полной безопасности и вернусь только через день. Священник должен был отпеть старого Ван Хорнтона, владельца одной из самых далеких ферм. Выезжали мы вечером – посланец с фермы, один из бесчисленных внуков Ван Хорнтона, прискакал за пару часов до заката – и при хорошем раскладе должны были добраться до фермы не раньше, чем к полудню следующего дня. Все шло так, как было запланировано: пустая ночная дорога, тишина, нарушаемая только тяжелым, усталым дыханием нашей клячи и лошади младшего Хорнтона. Он скакал рядом с нами и вызывался показать дорогу, но отец Мартин прекрасно знал округ и не нуждался в проводнике. Обычно отец Мартин держал нас при себе, но в тот день похоронная церемония затянулась, священника постоянно отвлекали просьбами и замечаниями (один из Ван Хонтонов, оказывается, заканчивал семинарию и постоянно спорил с отцом Мартином о порядке проведения обрядов и произношении молитв) и смог освободиться только вечером. Отец Мартин решил, что подобные споры вряд ли могут заинтересовать ребенка, и отослал меня на кухню. Все время, пока шли обряды, я сидел там, пил заваренный мне служанкой-негритянкой черный кофе и слушал ее надрывный плач о хозяине. Когда все закончилось, священник заглянул за мной и велел собираться в обратный путь. Мы вышли во двор, он помог мне забраться на козлы и собирался сесть в коляску сам, когда его окликнул кто-то из слуг Ван Хортонов. Это был напуганный мальчишка лет пятнадцати, с округленными от страха глазами и сбивающимся голосом. Нервно топчась на месте, он пролепетал что-то про то, что занемогшему конюху срочно нужно отпущение грехов, и дело не терпит отлагательств. Нахмурившись, отец Мартин попросил меня подождать его и отошел за слугой к конюшням. В одиночестве я проклевал носом на козлах, зябко ежась от вечерней прохлады, минут десять. Всю ночь, проведенную в пути, я почти не спал – лишь впадал в дрему от одного ухаба до другого, и теперь меня необоримо тянуло в сон. Недолго думая, я решил воспользоваться свободным временем (во дворе не было ни души; отец Мартин совсем не торопился) и перелез в кузов коляски, где вполне мог разместиться дорожный чемодан – или девятилетний мальчишка, которому очень хочется спать. Тогда у меня был прекрасный сон здорового ребенка. Раз уснув, я мог проспать до утра. Но в эту ночь я проснулся – оттого, что коляска, не переставая, подскакивала на ужасной дороге. Первым, что я увидел, подняв голову, была полная луна в безоблачном, усыпанном звездами небе. Я пошевелился, окинув взглядом окружающий меня пейзаж, перевел глаза на спину возницы – и подскочил на месте, как ужаленный. Вместо привычного зрелища спины отца Мартина мне открылся вид на сутулую, сгорбившуюся на козлах фигуру Черного Свена. Мой прыжок привлек его внимание – не выпуская поводьев, он обернулся ко мне, и наши взгляды встретились. Кажется, он изумился не меньше, чем я, потому что добрую минуту не мог вымолвить ни слова. Я тоже понял, что горло мое от страха отнялось и не может произвести на свет ни единого звука. Мы так и таращились друг на друга, пока я сумасшедшей лягушкой не прыгнул из кузова на дорогу. Мои хаотичные движения нарушили паралич, сковавший Черного Свена: мгновение спустя он уже приземлился рядом со мной, подняв пыль, и вцепился пальцами в мои плечи. Я забился, но он был гораздо сильнее – мгновением позже он уже выпрямился, подняв меня перед собой на вытянутых руках, и притянул к себе. Стоило мне увидеть его шрамы и струпья со столь близкого расстояния, как меня немедленно замутило от страха и омерзения. Увидев плескавшийся в моих глазах страх, Черный Свен опустил меня и поставил на ноги. - Н-не н-надо б-бояться меня, м-малый, - с трудом проговорил он. – И п-прыгать надо ум-меючи, иначе ш-ш-шею с-свернуть н-недолго. Как т-тебя зовут, В-вилли? Черный Свен знал мое имя, но не желал произносить его в английской огласовке, называя меня Виллемом – на нидерландский манер. Я молчал, не в силах заставить себя хоть что-то ответить. Видя мое замешательство, Черный Свен подтолкнул меня к повозке и помог забраться на козлы. Он сел рядом, взял поводья и сказал, трогаясь: - М-м-мартин од-должил мне п-п-повозку. П-про т-тебя он ничего н-не говорил. Я н-не могу в-в-вернуться. Ты не п-попадешь д-домой с-с-сегодня. Я не поверил ему, и он это видел. Но это нисколько не смутило его: понукаемая бродягой лошадь устало бежала по неизвестной мне дороге прочь от фермы Ван Хортонов, в сторону, противоположную родному дому. Мы долго ехали среди полей; чем дальше, тем более дикими становились окрестности. Небо затянуло облаками. В поле было тихо, на дороге – ни души. Луна обрызгала землю сияющим серебром, луна танцевала в прорехах облачной занавеси, луна говорила, что ночь будет долгой. Не знаю, сколько мы ехали молча – мне показалось, что по меньшей мере несколько часов. Первым нарушил молчание Черный Свен, заговорив со мной: - В-время н-настало. Я непонимающе поднял на него глаза. Его изуродованное лиц коверкала волчья ухмылка. Поймав мой взгляд, он глубоко вдохнул – и неожиданно заговорил почти без заикания. Дефект речи сам собой отступил на второй план, когда я начал слушать историю, которую он рассказал. У нее были рыжие волосы, говорил он, настолько рыжие, что твои волосы, Вилли, и волосы твоих родителей не идут ни в какое сравнение с ними. Она не была мне ни матерью, ни тетей, ни даже дальней родственницей – она просто была хорошей женщиной, которая приютила меня, когда я остался один. Деревня стояла на холме над рекой, посреди бескрайних полей, тогда еще диких и необработанных. До ближайшего поселка пришлось бы добираться добрую неделю; люди, которые жили в ней, могли гордо и правильно называться сбродом – возникла она стихийно, когда на холмах внезапно встретились группа голландских переселенцев, беженцев с юга и невесть как попавшего сюда взвода английских пехотинцев с семьями. В деревне не было ни священника, ни храма. Каждый житель сам выбирал, кому молиться – и молиться ли вообще. Здесь не было мэра, и все вопросы решались общим собранием. Здесь не было доктора с набитым скальпелями и пилами саквояжем – в нем не было нужды, ибо здесь была знахарка, знавшая местные лекарственные травы и способная поставить на ноги любого больного. Ее звали Агнессой. Ее звали Агнессой и у нее были рыжие волосы – рыжее, чем кленовые листья поздней осенью, когда их просвечивает солнце, рыжее, чем южные апельсины, созревшие и ждущие руки садовода. Она не была мне родственницей – она была мне никем и стала всем, она подобрала голодного, умирающего от истощения и усталости ребенка, выходила его и стала ему старшей сестрой и матерью в одном лице. Это было тридцать лет назад, и это были счастливые, светлые годы. Она была красива – подчеркнуто красива, красива той красотой, которую человеческому сознанию сложно приписать земному и которую всегда считают проявлением небесного или подземного. Но разве может простой человек обладать красотой небесной? Разве можно вообразить, что сосуд греха может заключать в себе частицу божественного? Он приехал, когда селяне возвели мост через реку, и его звали отцом Максимилианом. Молодой священник из Европы, наизусть знавший морально устаревший, но все еще вполне действенный «Молот ведьм», но совершенно не разбиравшийся ни в Библии, ни в Евангелиях. Человек, ставший священником не из любви к Богу, а только из-за одержимости идеей: ведьмы должны гореть. Отсутствие официальной Инквизиции на территории Северной Америки его нисколько не смущало. Ее звали Агнессой, ее красота была неземной, она знала лечебные травы, у нее были рыжие волосы – рыжее, чем червонное золото в лучах яркого света. Отцу Максимилиану этого хватило. Он был прекрасным оратором: всего за несколько дней, проведенных в деревне, он склонил людей в свою сторону. В те дни в деревне произошла беда: умер от горячки новорожденный ребенок. Если бы к младенцу допустили Агнессу, все могло бы быть иначе, но отец Максимилиан настоял, чтобы ведьму не пускали к больному. Когда ребенок умер, священник созвал людей и обвинил в случившемся знахарку. Жители, которые только недавно выбирали, кому им молиться, пошли за ним, словно крысы под дудку крысолова. Ее звали Агнессой, ее красота была неземной, она знала лечебные травы, у нее были рыжие волосы, рыжее, чем зрелая морковь; она была чужой этим людям, хоть и прожила с ними рядом несколько лет. Ее выволокли из дома, стоявшего на соседнем с деревней холме, и потащили на площадь, куда заранее принесли стог сухого сена… Нет, Черный Свен не мог прекратить заикаться вовсе, но голос его стал гораздо четче. Он рассказывал, не глядя ни на меня, ни на дорогу, нисколько не заботясь, слушаю я или нет. Неожиданно он сделал паузу и бросил поводья. - Слезай, - коротко скомандовал он, спрыгивая с козел. Дождавшись, когда слезу и я, он скрутил поводья в подобие бича и что есть силы ударил клячу по крупу. Та заржала от боли, взбрыкнулась – и понесла, утягивая за собой коляску. Черный Свен проводил ее взглядом и указал мне рукой на поднимавшийся слева от дороги холм, почти на самой вершине которого смутно виднелись очертания черной хижины. - Пошли, - сказал он и первым побрел на холм. Дорожки к дому на холме не было, и мы шли, по колено утопая в травах. Сочные стебли ловили нас за лодыжки и, казалось, не желали пускать дальше. Когда мы подошли ближе, я понял, что дом покинут много лет назад. Окна смотрели пустыми провалами, вырванная пустая рама висела на одном гвозде. Входной двери не было и в помине – только остатки ржавых петель на косяке, и прямо за ними – залитая проникающим сквозь дыры в полуобвалившейся крыше лунным светом комната. У порога Черный Свен помедлил. Он повернулся, посмотрев вниз: с холма открывался прекрасный вид на дорогу. Сторона, с которой мы приехали, просматривалась на несколько миль; с другой стороны дорога сворачивала вправо между холмами, пропадая из видимости в сотне-другой метров от подножия холма. - Мы приехали рано, - сказал он. – Х-хорошо, что рано. Он подтолкнул меня внутрь, и я вошел в помещение. Гнилые половицы захрустели под ногами. Черный Свен вошел следом, пригнувшись, чтобы не задеть поросший мхом косяк. В доме была только одна комната; мебели почти не было: осклизлый от наросшего лишайника и сырости деревянный стол, две трехногих табуретки, прозелень на которых была видна даже в лунном свете, в одном углу стояла кровать, застеленная сгнившим покрывалом, в противоположном – колченогий буфет с отодранной дверцей. Бродяга сел на табурет, сказал мне: - Д-достань что-нибудь выпить, - и кивнул на буфет. Не понимая, какая выпивка может быть в доме, в котором много лет нет жильцов, я все-таки дошел до буфета и заглянул внутрь. Конечно же, внутри не оказалось ничего, кроме пыли и паутины. Я покачал головой, вернувшись к Черному Свену. Он бросил на меня недовольный взгляд, поднялся с места, осмотрел буфет сам – и неожиданно вытащил из-за паутинных тенет пузатую пыльную бутылку и металлическую кружку. Вновь сев за стол, он жестом приказал мне занять вторую табуретку. Пока я садился, стараясь поменьше ерзать, чтобы не схватить гнилую занозу, он успел обдуть кружку и вырвать пробку из бутылки. В комнате запахло спиртом. Пока он наливал себе спиртное дрожащей рукой, за стенами послышался тот самый звук, который пугал нас по ночам, происхождение которого не мог определить даже герр Ламмерт. Только в городе он звучал странно и отдаленно. Здесь же женский полукрик-полуплач слышался так, словно молодая женщина, которой мог бы принадлежать такой голос, находилась рядом с нами. Черный Свен налил себе полкружки, но не притронулся к выпивке. Вытащив из-за пазухи тяжелый двуствольный пистолет, он со стуком положил его рядом с кружкой. Я не на шутку испугался. Увидев мою реакцию, он снова заговорил, и вновь – почти без заикания. - В-все приходит на круги с-своя, Вилли. Тридцать лет н-назад священник убил ее. С-сегодня в-все вернется на круги с-своя. Он говорил так, что у меня ни на мгновение не появилась мысль, что он просто сошел с ума – столько уверенности и знания звучало в его словах. - Т-тридцать лет я ж-ждал этого дня. С-сегодня он проедет мимо. Он с-стар, ему хочется в последний раз п-посетить Нью-Йорк. И он п-проедет через Б-бёрнинг-бридж, Вилли. И т-ты увидишь, как все вернется на круги с-своя. Он проследил за моим взглядом (я загипнотизированно смотрел на черный «дерринджер» на столешнице) и сказал: - Интересная ш-штучка. В-взял у старьевщика, у него м-много разных вещей. Старик не х-хотел отдавать, пришлось б-брать силой, - он помедлил и добавил: - Как и п-повозку. Я ждал тридцать лет, Вилли. У м-меня нет права на п-промедление. Стоило ему говорить, как мы услышали отдаленное ржание. Черный Свен оскалился, поднял пистолет и убрал его под плащ, а потом потянул меня за собой: - П-пойдем, я уверен, это наш друг. В полумиле от нас на дороге стоял дилижанс с отлетевшим колесом. А по склону холма, путаясь в высокой траве, поднимался человек. В лунном свете трудно было разобрать его черты, но ясно было, что это молодой священник в дорожной рясе. - Это он! – прошептал Черный Свен, увидев духовника. Бродяга потянулся к скрытому пистолету, но я, пересилив страх, тронул его за руку. От неожиданности он вздрогнул и с вопросом посмотрел на меня. - Сэр, - выдавил я из себя, - ваш священник был молод тридцать лет назад. Этот человек совсем не стар… - Д-да, Вилли, - кивнул Черный Свен, чуть успокоившись. – Не б-будем спешить… Наш д-должен быть где-то з-здесь. Молодой священник увидел нас и помахал рукой, ускорив шаги. Ладонь Черного Свена легла мне на плечо и сжалась, предупреждая возможную попытку к бегству. Бродяга сверлил священника волчьим взглядом. - Здравствуйте и мир вашему дому, - заговорил священник, когда подошел к нам на расстояние в десять шагов. - И тебе з-здравствуй, - выплюнул Черный Свен. - Меня зовут отец Финнеас, - представился молодой священник, - Я служитель церкви в Нотауне, это к западу отсюда. Мы с моим наставником попали в дорожное затруднение – наш дилижанс сломался, и мы не знаем, как быть дальше… Он с интересом рассматривал нас и дом за нашими спинами. У него были живые большие глаза восторженного и доброго человека и открытое красивое лицо. На носу сидо пенсне. Говоря, он отчаянно жестикулировал, как истинный южанин. - Отец Финнеас… - процедил Черный Свен, - А в-ваш спутник, н-наверное, отец М-максимилиан? На лице отца Финнеаса отразилось искреннее изумление. Черный Свен не дал ему вставить слово. - Мы с п-племянником будем счастливы помочь в-вам, - почти зашипел он. – Н-не так ли, Вилли? Я испуганно закивал, как китайский болванчик. Отец Финнеас, заметив это, нахмурился. Ему, видимо, очень хотелось задать Черному Свену множество вопросов, но бродяга уже зашагал к повозке. Отец Максимилиан оказался стариком с головой лысой и круглой, словно бильярдный шар из слоновой кости, в ужаснейших туфлях с пряжками и старушечьими бантами. Конечно же, он не узнал Черного Свена, но подпрыгнул на сидении, когда увидел его отметины. Я испугался, что Черный Свен начнет стрелять прямо здесь, но он сдержался и совершенно спокойно, ни разу не сбившись, сказал: - Оставьте свою повозку здесь, переночуете в деревне. До Бёрнинг-бриджа совсем недалеко. - Бёрнинг-бридж? Где это? – удивился отец Финнеас. – Я не помню такого названия на карте округа. - Это потому, что ваши карты – ересь, - отрезал Черный Свен. – Бёрнинг-бридж стоит здесь тридцать с лишним лет и простоит до скончания веков, даже если его никто не отметит на картах. Отец Финнеас попытался что-то возразить, но был перебит отцом Максимилианом: - Он говорит дело, Финн. Я бывал в этих местах тридцать лет назад – это была прекрасная деревенька. Черного Свена перекосило злобой, но он вновь сдержался, до побеления сжав кулаки. - Идемте, - сказал отец Максимилиан и, опираясь на трость, выбрался из салона. – Я помню эти места как свои пять пальцев. Вон там, – он ткнул тростью в хижину на холме, - жила местная ведьма… Я украдкой посмотрел на кулак Черного Свена: он был сжат столь крепко, что ногти проткнули кожу, и с пальцев в дорожную пыль падали черные капли крови. - А вот за этим холмом, - продолжил шамкать отец Максимилиан, - Начинается Бёрнинг-бридж. Тридцать лет назад там гнали прекрасный самогон, брат Финн. Если бы вы знали, какой он был – непременно начали бы выпивать. С этими словами старичок с неожиданной прытью направился к холму. Я, Черный Свен и отец Финнеас едва поспевали за ним. До вершины холма мы добрались без приключений; все самое страшное началось, когда старик закончил восхождение и увидел то, что ждало его по ту сторону холма. Повернувшись к нам, он захлопал глазами и принялся разевать рот, словно выброшенная на берег рыба, пока наконец не закричал, обиженно, словно обманутый ребенок: - Но… деревни нет! Дальнейшее произошло так быстро, что я не рискую вспоминать, в каком порядке все случилось: ветер вновь принес женский полукрик-полуплач, и было в нем столько боли и ненависти, что волосы мои встали дыбом. Отец Финн поднял на Черного Свена пенсне и хотел что-то сказать, но не успел: бродяга выстрелил через плащ, разрядив один из стволов почти в упор, и несчастный молодой священник покатился по склону холма вниз, мгновенно исчезнув в траве. Увидев это, отец Максимилиан повернулся и зайцем кинулся на другую сторону, а Черный Свен огромными прыжками хищника бросился за ним. Когда оба скрылись за холмом, женский крик стал вещественным, вытеснил все прочие звуки, ворвался в уши, разрывая барабанные перепонки… Я кинулся бежать – почему-то меня потянуло на вершину холма, и оттуда я увидел развязку вендетты длиной в три десятилетия. Бёрнинг-бридж сгорел двадцать лет назад – сгорел дотла, до последнего курятника. Выжившие (а таких было немного) бросили землю, посчитав место казни ведьмы проклятым, и подались кто куда. Оставшееся пепелище заплели луговые травы. Остовы домов все еще виднелись из-под зеленого ковра; можно было различить расположение улиц. А на том месте, где в деревне была центральная площадь, осталась идеально круглая площадка выжженной, покрытой сажей земли. В центре площади стоял черный пень, покрытый пеплом. Туда-то, спотыкаясь и не падая только благодаря трости, и бежал отец Максимилиан. Туда и гнал его Черный Свен, на бегу выцеливавший старика из «дерринджера». Стоило этой паре пересечь черту площади, как женский крик стал невыносим. На мгновение все залило светом, вспышкой распространившимся от центральной площади, и я закрыл глаза руками, ослепленный его яркостью. Когда зрение вернулось ко мне, я увидел то, что никогда не забуду По периметру площади, обратившись лицами к ее середине, стояла толпа призрачных, полупрозрачных под луной селян. Они смотрели на полыхавший посреди площади стог сена, насыпанный вокруг сухого дерева, к которому была привязана рыжая девушка. Отец Максимилиан обнаружил себя у самого края костра; подняв глаза, он увидел над собой искаженное мукой лицо – и взвыл от страха, попятился назад, но стелющаяся луговая трава, пробившаяся сквозь пепел, оплела его ноги, не дала уйти. Тут-то его и настигла пуля Черного Свена: ударила в спину, свалила с ног. Максимилиан еще пытался подняться, но травы оплели его, и земля с утробным ревом раскрыла трещину-рот, в единый миг поглотив священника. Черный Свен упал на колени рядом с костром, выронив «дерринджер», и на коленях пополз к пламени. Девушка, внезапно прекратив извиваться, наклонилась вперед, протянув ему руки, веревки на которых перегорели – и он взял их в свои. А потом все исчезло в одной яркой вспышке, словно никогда и не существовало. Нас с отцом Финном, который выжил после раны в бок, нашли на следующий день: очнувшийся после неудачных переговоров с Черным Свеном отец Мартин поднял тревогу, вспомнил, куда просил доставить его бродяга, и привел к руинам Бёрнинг-бриджа спасательную экспедицию. Отец Финн стал заикой. Мои рыжие волосы навсегда украсила снежно-белая челка. Ни отца Максимилиана, ни Черного Свена так никогда и не нашли. «Как сквозь землю провалились», - несколько лет спустя сказал шериф, отправляя это дело в архив. * * * Мой сон уже давно сложно назвать хорошим или здоровым; в последние годы я засыпаю только после приема снотворного. Одурманенное лекарством сознание проваливается в сплошную черноту, и чернота есть избавление. Потому что в противном случае, если я не выпью сладковатой микстуры перед сном или доктор Беговски не сделает мне впрыскивание, мне будет сниться сон. Всегда один и тот же, вплоть до мельчайших деталей. Раньше, когда я был моложе, он снился мне раз в месяц, а то и реже. Теперь – каждую ночь, проведенную без лекарства. Сегодня, потому что нерадивая служанка разбила склянку с микстурой, а доктор Беговски уехал в Балтимор и не вернется до конца недели. И это значит, что я снова буду видеть высокую траву, на которую медленно опускаются хлопья пепла, лицом ощущать невыносимый жар костра, слушать страшную тишину, хотя вокруг меня будет толпа людей, точно также завороженно глядящих на костер и на волосы той, кто горит на нем, на то, как их цвет, подобный пламени – ярче пламени! – затмевает пламя своим цветом… А потом я встречусь с ней взглядом, и все мое сущее пронзит острая, нестерпимая боль – потому что Ее звали Агнессой, ее красота была неземной, она знала лекарственные травы, у нее были рыжие волосы. Рыжее, чем пламя.

12. ЦЕНА СТРАХА Спроси его: "кто ты?" - и он ответит без запинки: Артём Кононов, двадцать два года, русский, проживаю в Москве. Спроси его: "где ты?" - и он почешет в затылке: ну, Америка... лето, выцветшее от жары блекло-голубое небо, песок, пыль... Техас? Небольшой городок, но дома высокие, улицы четырёхполосные. Спроси его: "как ты здесь оказался?" - и он не сможет ответить. Монстры были огромны, - метров шести, а то и выше, они хватали автомобили, отправляли в широченную пасть и под отчаянный скрежет сминаемого металла сжимали челюсти. Один изображал Годзиллу, другой - Кинг-Конга с непропорционально большой головой. Редкие туристы щёлкали "мыльницами", но большинство прохожих не обращали на эту сцену никакого внимания. Уличный гадатель под широким разноцветным тентом снискал бОльшую популярность, но ненамного. Средних лет, с крупным костистым лицом, но непонятно какой расы - американец? европеец? азиат? русский? - он разложил перед собой пёстрые широкие листы картона, расчерченные на квадратики и покрытые оккультными символами, расставил на квадратики такие же разноцветные фишки, и, подбрасывая какое-то невообразимое количество кубиков - чуть не полтора десятка - толковал выпавшие результаты. Казалось, он размеренно и монотонно играет сам с собой в "Монополию". Падкий до настольных экономических игрушек Артём подошёл поближе, вклинившись между лысым, пропахшим луком и пивом толстяком и его поджарым товарищем. - Маэстро, прогноз погоды на неделю! - осклабившись, громогласно заказал лысый. - Только точный, а не государственный! - Я не гадатель, - негромко ответил тот, глядя в никуда перед собой. - Я мастер вероятностей. Я не предсказываю будущее, я его меняю. - И кроме "я", слов других не знаю, - буркнул толстяк. - Ну, наколдуйте мне, что ли, денег, мистер Блейн! Десять процентов ваши. От "мастера вероятности" повеяло лёгким холодноватым презрением, это уловил даже Артём. - Сделано, - ответил он. - Безвозмездно, из уважения к вашему скромному финансовому положению. Работайте усердней - и деньги появятся. - Тю, - толстяк задрал нос выше лысины и плюнул через губу. - А на шиша ты тогда вообще нужен. - Я меняю судьбу, - столь же ровно и тихо ответил тот. - Жизнь, любовь, счастье, смерть. Толстяк жизнерадостно заржал. - Ат-лична! Тогда я желаю... желаю... - он задумался, взгляд упал на утилизаторы старых автомобилей. - О! Желаю быть загрызенным Годзиллой! Гадатель неспеша расставил фишки на картонках и бросил половину кубиков. Артём сосчитал: восемь, все цвета яркие, насыщенные... - Исполнено, - сказал мастер, задумчиво оглядев кубики и переставив несколько фишек. - Часть первая: вы умрёте в пасти Годзиллы. Лукопахнущий толстяк поднял брови. - А что, есть и вторая? Я вторую не заказывал. - Есть. - Мастер взял оставшиеся кубики, палевых, переходных цветов, потряс и тоже бросил. Изучил выпавшие результаты, поднял на толстяка пристальный, но отсутствующий, какой-то потусторонний взгляд. - Вы сможете избежать этой смерти, если страх и паника не затмят ваш разум. Поджарый приятель толстяка всё это время молчал и - как вдруг отметил Артём - уже несколько раз пытался тихонько увлечь друга от странной палатки. Тот, осмыслив услышанное, лишь плюнул с досады на такое "гадание" - но всё же опустил банкноту в банку с прорезью, жирно надписанную "20$", прежде чем потопать прочь. Разморённый жарой Артём равнодушно смотрел им вслед. И очнулся, лишь снова услышав звук катящихся кубиков. Опять развернулся к лотку... И напоролся на взгляд мастера. Затрепыхался на нём, как бабочка, пришпиленная булавкой. - Ты умрёшь в огне, - тихим свистящим шёпотом произнёс страшный человек с костистым лицом, вдруг так похожий на Фредди Крюгера. - Умрёшь страшной смертью. Но сможешь её избежать, если страх и паника не пожрут тебя раньше; тебя спасёт твой пёс. Ледяной, могильный ужас объял его и пробрал до костей. Правда, понял он. Так - будет. И крик "Никси!.." пропал, затерялся во внезапно и милосердно навалившейся черноте. * * * Спроси его: "где ты?" - и он ответит без запинки: всё тот же американский городок, тот же перекрёсток. Спроси его: "когда ты?" - и он задумчиво скажет: ну, неделю спустя... да, точно, суббота же опять. Спроси его: "а куда делась вся эта неделя?" - и он не сможет ответить. Городок пылал. Горящие хлопья, пепел, гарь плыли в воздухе, забивались в лёгкие, не давали дышать и смотреть. Могучие порывы шквального ветра волна за волной гнали опаляющий жар, заставляли жмуриться, прикрывая ладонями лицо и глаза. Без автомобилей и прохожих, в чадящем багровом мраке улица казалась непривычно огромной, щерясь глазницами ослепших окон. Впрочем, главный огонь был там, впереди; сквозь чад здесь проглядывали кое-где лишь небольшие его лужицы и ручейки. Уцелели большинство квартир и даже некоторые деревья, пожар лишь слегка задел эту улицу крылом - но обещал вот-вот вернуться. Оба автомобильных пресса, Кинг-Конг и Годзилла, рухнули набок, перегораживая половину мостовой. Один даже работал: механически, бесцельно шевелились лапы, медленно открывалась и закрывалась зубастая пасть, куда влез бы, пожалуй, и микроавтобус. - Сюда!!.. Сюда!!.. - из глубины улицы, где вдалеке ревел огонь, задыхаясь и постоянно спотыкаясь, спешили толстый и сухощавый. Они были уже в двадцати шагах, когда Артём смог наконец рассмотреть сквозь пепел и багровый дым их смутные силуэты. - Нет! На ту сторону! - крикнул сухощавый, разглядев, куда они бегут, и дёргая приятеля за руку. У него оказался высокий, привизгивающий, видимо, сорванный в этом аду голос. Толстяк, внезапно обнаруживший щёлкающего челюстями Годзиллу прямо перед носом, взвизгнул истерично и пронзительно, как загнанный в ловушку поросёнок. Рванулся, забуксовал, пытаясь сдержать разбег... Пасть монстра сомкнулась за секунду до того, как плотная округлая тушка впечаталась в ужасную сталь. Автопресс даже не дрогнул; зато следующий порыв шквального ветра откинул толстяка в сторону сразу на пару метров. Лысый, буквальным образом почти заглянувший смерти в пасть - и, конечно, прекрасно помнящий предсказание! - совсем потерял голову. Заметался, подгоняемый наступающим пожаром сзади и парализованный смертельным ужасом впереди, полуослепший, задыхающийся в чаду, мотаемый туда-сюда порывами ураганного ветра... - Джейк! Джееееееейк!.. - отчаянно вопил поджарый, ему было куда хуже, его буквально сдувало, не позволяя приблизиться к другу ни на шаг. И вот наконец это случилось. Дёргающийся туда-сюда толстяк вновь оказался рядом с Годзиллой, шарахнулся прочь - и налетел на очередной шквал, буквально поднявший его в воздух и повлёкший в только начавшие смыкаться стальные челюсти. Наверно, у него ещё был шанс. Не сопротивляться, отдаться ветру, кинуться вперёд вместе с ним - и на всех парусах проскочить сквозь медленно уменьшающийся зазор. Он не рискнул. Или ему просто не пришла в голову такая возможность. Пронзительно вереща от страха, тщетно упираясь в горячий липкий асфальт подошвами ботинок, размахивая руками, - он проигрывал сантиметр за сантиметром. И проиграл их все до единого. С диким, нечеловеческим визгом его тело перевалилось через невысокий частокол острых зубов, скрываясь в пасти монстра. Челюсти сомкнулись; рёв пожара не смог заглушить отчётливый, прекрасно различимый влажный хруст. Вал огня наконец добрался. Чувствуя, как от опаляющего жара трещат волосы и лопается враз пересохшая кожа, Артём кричал, кричал... * * * ...сильно ударился головой, подскочил и забился, лихорадочно соображая, что происходит. Он лежал в очень неудобной позе, свалившись во сне с кровати, головой вниз и запутавшись ногами в одеяле. Последние мгновения сна всё ещё необычайно ярко и живо горели в его памяти; всё остальное смывалось, уплывало в забвение - не догнать. Ну, такие сны не очень-то и хо... Огонь, везде огонь. "Ты умрёшь в огне. Умрёшь страшной смертью." С невольным отчаянным стоном он снова ударил лбом в пол, обхватил голову руками. Удержать, удержать! Да стой же ты, скотина!.. В памяти плыли жалкие обрывки. Толстый Джейк, его приятель - безликая поджарая фигура... гадатель... Техас... Годзилла, пожирающий автомобили... предсказание толстяку... его визг, оборвавшийся страшным хрустом... Щенок. Артём заледенел. Пророчество, смерть в огне, щенок - они были связаны неразрывно, в одно целое. Он выдохнул, скуля сквозь зубы, пытаясь вспомнить собственное предсказание. Тщетно: свистящие фразы изгладились из памяти без следа, зацепки или хотя бы намёка. Ну хоть что-то?.. хотя бы пару слов?.. - нет, ничего. Пустота. Одни бесформенные образы: огонь, смерть, щенок. Даже от самого предсказателя остались лишь присвистывающий шёпот и пёстрая палатка. Да мертвящий ледяной ужас, пронизывающий всё, затмевающий всё - и уходящий медленно, слишком медленно. Никс. Маленький Никси, подобранный им два месяца назад крохотным грязным клубочком отчаяния и безнадёги. Успевший превратиться в пёстрый комок счастья и веселья, в ураган беззаботного разрушения, в один заливистый вездесущий тявк. Артём лежал неподвижно ещё пару минут - пока не убедился, что сон растаял окончательно и бесповоротно, оставив лишь те обрывки, за которые удалось зацепиться в самые первые секунды. Потом взобрался обратно на кровать: - Никси! - позвал он в темноту квартиры. В прихожей недоверчиво завозились. - Никса, Никса! - позвал он погромче. - Иди сюда, разбойник! Быстрое цоканье когтей, шумное дыхание, громкое "Вав!!" у самой кровати. Артём не стал его ругать; подхватил за брюшко, перекатился на спину и уложил тёплый жизнерадостный комочек себе на грудь. Щен, внезапно допущенный на строго запретную территорию, просто ошалел от счастья. Хвост ураганом метался туда-сюда, слюни летели во все стороны, Никс дёргался, пытаясь дотянуться носом и языком до лица хозяина; но Артём держал крепко, не пуская, и собакин наконец унялся. - Мелкий, - прошептал Артём, - хороший мой... Эти слова породили новую бурю щенячьей активности и эмоций. Он смотрел и смотрел на гладкую черноносую мордочку - и чувствовал, как глаза медленно заполняются слезами. - ...ты - моя смерть. Грудь и горло сдавило, скрутило резким внезапным спазмом, и Артём зарыдал: неумело, скуляще, страшно, изо всех сил прижимая Никса к себе, утыкаясь лицом в мягкое тёплое пузико, чуть припахивающее собачьей мочой. Поняв наконец, что с ним не играют, что хозяину плохо - щенок заскулил в унисон, подвывая. Он больше не пытался вырваться, сидел смирно, лишь язык сновал неутомимо, облизывая щёку и ухо Артёма. Сердечко чуяло: пришла беда, и утешить хозяина - не в его силах. Но маленький Никси делал что мог... Потом было ясное субботнее утро. Артём методично, механически занимался домашними делами: готовка, уборка, стирка. И думал, думал, думал... Он не замечал ни приятной утренней прохлады, ни ласковых солнечных лучей, бьющих в распахнутое настежь окно. Все мысли его поглотили огонь и страх. Даже два страха: смерти - и того, что предстояло сделать. Предстояло?.. Он убеждал себя, что ничего ещё не решил. Что думает, выбирает и ищет другие пути. Но в глубине души знал, это - всего лишь трусость, неготовность к решительным действиям. Надо лишь немного подождать, свыкнуться с тем, что зреет внутри. Когда мелкие бытовые дела закончились, он заставил себя вновь обратить внимание на Никса. Улёгся на кровати, свернувшись клубком, посадил щенка перед собой и долго играл с ним, ласкал, чесал спинку и за ушком, гладил поросший нежной белой шёрсткой мяконький животик... Любовь к давно ставшему родным маленькому существу, щемящая нежность, отчаянная, пронзительная жалость к ни в чём не виноватому Никси - плавились в подвздошье, скручиваясь, сплетаясь с воплями совести, презрением и ненавистью к себе в единый гордиев узел - и дыхание опять спирало, а глаза были полны слёз... На другой чаше весов лежал страх. Один. Отвратительный, мерзкий, ядовитый, злой; но он и в одиночку кричал о себе так, что заглушал всех остальных. Если ты это сделаешь, сказал себе Артём. Ты. Потеряешь себя. Понял? Ты будешь никто, хуже, чем никто. Что важнее: остаться собой - или жить? Что для тебя главное, ты или страх? Он вспомнил бело-жёлтые, красноватые по краям языки огня, жар, лопающуюся кожу. Сон будто и не уходил никуда, Артём до боли ясно, всем телом вновь ощутил обнимающее его пламя. И тот ужас, что испытал во сне, услышав мрачное пророчество. Страх, ответил он себе. Страх главнее. Сейчас я действую, руководствуясь только страхом, и готов отбросить ради этого всё остальное. Я просто хочу жить, любой ценой. И прямо сейчас отдаю себе в этом отчёт. Внезапный момент истины потряс Артёма - и оставил опустошённым, выкрученным, выжатым досуха. Решение было принято, но осуществить его не оставалось сил. Остался лишь покой, тихий, бесконечный, безбрежный... да капелька нежности, достаточная, чтобы прижать Никси к груди. А Никс был безмятежно и беззаботно счастлив. Не знающий, что его ждёт, щенок просто радовался новому хорошему дню и небывалому количеству времени, которое уделяет ему хозяин. Да, хозяин всё ещё грустил; но ведь они были вместе - а значит, сумеют пережить любую беду, ведь так?.. верно?!.. Когда время подошло к трём часам пополудни, Артём поднялся. * * * До городской черты было минут сорок ходьбы. И столько же - обратно. Он не помнил, как проделал этот путь. Совершенно. Скажи кто-нибудь, что он вышел из дому в одних трусах и пропрыгал всю дорогу на одной ножке - Артём бы ничуть не удивился. В каком-то смысле он всё ещё оставался там - в лесополосе, над пластиковой коробкой из-под торта, где в трогательном и абсурдном единении лежали вместе щенок и измазанный в крови кухонный нож. Страх скорой смерти ушёл. Исчез, растворился без остатка, оставив после себя зияющую, кричащую пустоту. Стало ли легче?.. Стало... никак. Вообще никак; мир потерял краски, звуки, запахи. Всё, что волновало его раньше, отошло, спряталось куда-то в тень. Девушки, друзья, увлечения, работа - больше не вызывали никаких эмоций. Можно было бы сказать - он чувствовал себя так, будто из него вынули душу, оставив пустую плоть, обтянутую кожей. Но он вообще ничего не чувствовал. В груди поселились чёрная пустота и безразличие, всё вокруг виделось словно сквозь грязное мутное стекло. Да, он спасся от смерти в огне; но снова и снова решал и не мог решить - стоило ли одно другого?.. Мысль, что это мог быть только сон, просто кошмар, больше не осмеливалась посещать его обмершее в хрустальном параличе сознание. Сидя на кухне, Артём глотал кофе кружку за кружкой, не чувствуя вкуса, то и дело вновь ставя чайник на плиту. На третий раз он перестал выключать газ - лишние хлопоты. А вопросы экономии стали бессмысленными до неприличия. Есть не хотелось, несмотря на то, что с утра во рту не было ни крошки. Но после очередной кружки его замутило, внезапно и резко; безразлично порадовавшись, что ещё способен что-то ощущать, он ушёл в комнату и лёг, уставясь в потолок. Наползал вечер, за окном медленно сгущались сумерки. Артём лежал без мыслей, не шевелясь; и незаметно провалился в такое же чёрное беспросветное забытье. Ночью началась гроза. Она налетела резкими порывами ветра, рвущими с деревьев старые листья, крутящими пыльные позёмки, хлопающими беспечными форточками. Тёмная комната то и дело озарялась сквозь полуприкрытые шторы вспышками далёких зарниц. Молния ударила внезапно и очень близко: полыхнуло, грохнуло, на улице заполошно взвыли несколько автосигнализаций. Он не проснулся, лишь повернулся набок, скорчившись в позе эмбриона. Дождь всё не начинался. Абсолютно пустой двор в неверном трепещущем свете зарниц, низкие тяжёлые тучи, ветер, гонящий сухие листья, вой сигналок - что-то зловещее, апокалиптичное было в этой картине обычной летней ночи. Артём глухо простонал во сне, пальцы судорожно сжались, комкая покрывало. Ветер набирал силу, кухонная занавеска у неширокой форточки вздувалась пузырём. Медленно, сантиметр за сантиметром, заткнутая за радиатор батареи тонкая ткань выползала на волю. Пузырь рос, вытягиваясь всё дальше и дальше над плитой; ещё вчера Никси, проснувшись от первого же раската грома, вовсю радовался бы новой игре, заливистым лаем поднимая на ноги весь дом. Порыв ветра выдохся. Занавеска мягко опала, укладываясь на горящую конфорку. Голубоватые огоньки, любопытствуя, лизнули тонкую синтетику; распробовали на вкус, прогрызли небольшую дырку в центре - как мальчишка, выкусывающий у ватрушки сердцевинку с повидлом. Осмелев, побежали выше, дальше, с интересом тронули быстрыми пальчиками бумажные обои. Кусок занавески, оторвавшись, спланировал на пол, и линолеум принял эстафету... Медленно, постепенно огонь расширял площадь захваченных территорий; порывы ветра мощным сквозняком вытягивали всю гарь наружу, замещая ароматами грозы и ночной свежести. Поэтому ещё долго в квартире было тихо.

11. АННА-ИС Он воситывал свою дочь Анну самостоятельно, потому что пять лет назад, случилась автомобильная авария и жена погибла. Нельзя сказать, что жили они бедно: имеют собственный двухэтажный дом за городом, куда с дочкой перебрались после того рокового дня, продав квартиру; работу имея стабильную, но, в связи с постоянной занятостью, времени находиться с дочкой почти нет. Пожилая женщина, соседка, что живет на опушке леса, всего в нескольких десятках метров от дома, предложила себя в качестве няни. Звали ее Анаис, редкое для тех краев имя, но женщиной она была знатной. — Во время своей молодости, — так она рассказывала, — имела я множество ухажеров, но ни одному из них так и не смогла посвятить себя. Дом мой, ныне утративший прошлое великолепие, в свое время был строением, возведенным на деньги моего отца, при том таким, каких по сей день в округе не появлялось. Отец мой был банкиром, мать работала в библиотеке, и в недостатке финансов моя семья затруднений не испытывала… Так как она была единственной дочерью, как и Анна, все лучшее всегда доставалось ей, но она не желала состоять напопечительстве у родителей, такой уж у нее был характер, потому в семнадцать лет она ушла из семьи и уехала учиться в город. После этого она долгое время писала своим родителям письма, но в какой-то момент переписка прекратилась. Как рассказала Анаис, все ее время уходило на учебу, потому, через полгода общения с родителями, свободного времени не оставалось вовсе — каждая минуты была занята учебой. Родители не особо горевали по этому поводу, потому в последнем письме лишь просили дочь заехать к ним, как появится свободная минута. Время шло, Анаис взрослела. Когда ей стукнуло 25 лет, она окончила учебу по специальности врач, устроилась на работу, и решила отправить весточку своим родителям, что сокро она заедет их навестить, но ответа не пришло ни через неделю, ни через две. Тогда она собрала вещи и отправилась в дорогу. — По приезду, — продолжала она свой рассказ, — никто меня не встретил ни на вокзале, ведь в письме указыавала тогдашнее число, ни у собственного дома, который, как впоследствии оказалось, был пуст. Тогда не были известны обстоятельства, при которых родители Анаис исчезли. Как рассказывали соседи в то время, за месяц до ее приезда, разыгралась страшная гроза — все вокруг аж ходуном ходило, — а на утро в районе пропало несколько человек, в числе которых оказались и названные родители. С тех пор Анаис проживает одна и до сего момента новой информации о пропавших людях так и не появилось. На этом ее история заканчивалась, и ей можно было только посочувствовать; за тем договорились поселить ее у себя. Расстояние хоть и не большое, от ее дома, но совместным решением заключили, что подобный вариант окажется как нельзя кстати, на том и остановились. Мы жили вместе уже какое-то время, затем меня начали посещать странные сны (что необычно, ведь последние лет десять снов я не запоминал), да все такие живые, будто происходили со мной на самом деле. В одну из ночей мне приснился человек в черном плаще с капюшоном. Говорил он со мной, но как-то странно, не словами, а звуками, похими на слова, я бы сказал "загробными", которые мне были непонятны. Пальцем он указал на мой лоб, затем прижал тощую руку к своей груди. После этого он повернулся и ушел, растворившьсь в воздухе. Примерно в полночь, начался сильный дождь, который затем разбудил меня. Час показывали лишь два часа. За окном сверкнула молния и осветила чей-то силуэт, черный, как зала. Судя по всему, это был человек, потому что я смог разглядеть подбородок и полоску губ, которые явно произносили слова. Несомненно, это был человек из моего сна; он подняла свою руку и указал на меня, присланив кончик пальца к оконному стеклу. Я помотал головой, зажмурив глаза и, после очередной вспышки молнии, силуэт исчез. Так я и уснул, приняв за действительно то, что все это мне привиделось или, по крайней мере, все это было тем же сном. Через какое-то время я стал забывать про человека в плаще, пока однажды мне не приснилось нечто иное. А именно мое прошлое, когда жена была еще жива и Анна не родилась. В то время жили мы в многоквартирном доме, с соседями отношения у нас были очень дружеские и, потому, проблем в общении не испытывали. Из всех наших знакомых, которые проживали вместе с нами, были собственные дети, а у кого-то уже внуки. Мы тоже очень хотели ребенка, но, по определенным обстоятельствам, у нас этого не получалось. Именно поэтому часть свободного времени мы посвящали общению с чужими детьми. Потому, когда однажды тест показал заветные две полоски, то счастью небыло предела. А представьте наше состояние, когда через неделю врач подтвердил, что у нас будет ребенок! Так мы и жили с этой мыслью долгоие восемь с половиной месяцев. Когда стал приближаться срок родов, мы уже знали, что ребенок наш будет девочкой. На оговоренную дату, мы собрали вещи, чтобы поехать в больницу, ведь мы не хотели рожать дома, чтобы исключить возможности возникновения проблем. Упаковав вещи в багажник, мы отправились в дорогу и как нельзя кстати. Роды намечались через два дня, потому мы не ожидали того, что произойдет дальше. А именно то, что прямо в машине у жены отошли воды, но, как я отмечал ранее, мы очень удачно выехали, на подъезде к больнице. Именно в тот момент это произошло, нас встретили врачи и в срочном порядке доставили в палату для родов. Все это время я находился со своей женой, держа ее за руку. Звонкий голос врача, быстрые движения акушеров и вот, наконец, мы услышали детский плач. — Поздравляю, у вас девочка! — Оповестил доктор. — Разрезая пуповину. Слишком разволновавшись, у меня сильно тряслись руки. По-моему, я волновался даже сильнее, чем моя только что родившая жена но, когда она посмотрела на меня, а затем улыбнулась, я немного успокоился. Весь вечер я провел со своей женой, ее перевели в общую палату. Через два дня ее выписали, и я заехал за ней и дочкой на автомобиле ранним утром. Дорога предстояла долгая, потому как мы решили не ехать сразу домой, а отправились сразу за город, на природу. Машина ехала по шоссе, встречая редкое движение. Проведя в дороге около полутора часов, я почувствовал себя не очень хорошо. В какой-то момент в глазах на мгновение потемнело и, когда через секунду я пришел в себя, на дороге увидел человека в черном плаще, который стоял прямо на проезжей части. Времени на торможение уже не было, я выверну руль на обочину, но столкновения избежать не удалось, автомобил улетел в кювет, увлекая за собой человека задним крылом, затем перевернулся. Он лежал на постели в поту, за окном шел сильный ливень с громом и молниями. Ощущалось, что земля содроается. Почуяв сквозняк, он вскочил с постели и направился к месту его возникновения. Входная дверь была открыта на распашку, сверкнула молния, освещая дорогу, заставив содрогннуться и показав то, чего не ожидалось, а именно силуэт человека в черном плаще. Он стоял лицом к дому, искривив лицо в улыбке, после чего повернулся и направился в сторону опушки. Затем послышался крик дочери, который доносился с улицы, удаляясь. Вбежав в свою комнату и быстро одевшись, он бросился за ней. Дорога, петляя, вела его в сторону леса, дождь заливал глаза, а он, что есть мочи, бежал, спотыкаясь и подскальзываясь, за человеком в плаще, хоть и потерял ее из виду, но все же слышал крик дочери и шел на него. Вот показался край ветхого строения — крик доносился оттуда — и он вдруг все понял, человек в плаще, не уж то Анаис? Но как и зачем она забрала с собой Анну? Ни один из вопросов не получил ответа. Входная дверь была открыта, мельком удалось увидеть крошечную ладонь, которой Анна пыталась схватиться за дверной косяк, услышал крик «Папа!» и в то же мгновение ее поглотила тьма. Кинувшсь за ней, человек ворвался в дом Анаис, окунувшись во тьму заколоченных окон. За спиной его со скрипом захлопнулась дверь. Из сводок газет стало известно, что господин Шутин, проживающий в районе *** ночью пропал. об этом сообщили полицейские, которых вызвал сосед, сообщивший, что посреди ночи, слышал детские крики и мольбу о помощи. С рассветом район был обыскан, следы от дома Шутина привели сыщиков к месту, где некогда стоял особняк, семьи Ведьминых, который сгорел тридцать лет назад. Так же не остался без внимания тот факт, что при схожих обстоятельствах (сильный ливень, гром и молнии, со слов очевидцев «Земля содрогалась») ровно семдесять лет назад в этом особняке пропала семья Ведьминых и их семнадцатилетняя дочь Анаис, которые так и не были найдены. Господин Шутин проживал один. Как стало известно, пять лет назад он потерял семью, жену и дочь, в автомобильной аварии. Соседи часто упоминали тот факт, что Шутин разговаривал сам с собой, который, видимо, так и не смог оправиться после столь сильной потери. Ведется следствие.

10. НИСХОЖДЕНИЕ …Проходя мимо огромного, во всю стену зеркала, Максим скосил глаза на свое отражение и резко остановился. Настроение поползло вниз словно столбик ртутного термометра. Нет, даже после четырехчасового заседания совета директоров его костюм-«двойка» остался безупречно чистым, а галстук – прямым и строгим, как стрелка британского брегета. Волосы, которые Максим по привычке постоянно ерошил, были специально уложены стилистом в некое подобие застывшего набриолиненого взрыва – дерзко, модно и очень удобно. Зато на белоснежном лепестке воротничка рубашки красовалось большое темно-коричневое пятно, судя по всему, застывший вишневый сок. Заметить его без зеркала было абсолютно невозможно, зато все остальные наверняка обратили внимание. «И ведь ни одна скотина ничего не сказала. Даже не намекнула», - с тоской подумал Максим. – «Совет директоров, мать его… Совет козлов». Он снял галстук и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, но это мало помогло – пятно съехало набок превратившись в подобие роршаховской кляксы. «Что вы видите на этом рисунке? Я вижу, доктор, что я – лузер». Вздохнув, и перехватив поудобнее толстую кожаную папку с аккуратно отпечатанной надписью «Заключение» Максим пошел дальше. Толстый темный ворс ковровой дорожки глушил шаги. Он дошел до конца коридора, свернул направо и сразу же почувствовал очередной укол раздражения: лифт уже ждали. Мужчина и девушка – вот черт! Максим ненавидел делить кабину лифта с другими пассажирами, и дело было вовсе не в клаустрофобии, а в покушении на его личную территорию – по той же самой причине он с детства не любил общественный транспорт. Он с удовольствием спустился бы по лестнице, но только не с семидесятого этажа. Нет уж, дудки. Максим остановился за спинами своих невольных попутчиков, пробормотал вялое «добрый вечер» и посмотрел на индикатор над поблескивающей темной латунью кнопкой вызова. Вспыхнула цифра «67». Он бросил короткий взгляд на мужчину и тут же потерял к нему интерес. Зеленый халат, шапочка-«таблетка», стетоскоп на шее. Доктор «неотложки». Здесь, на последних этажах, где располагались кабинеты руководства высшего эшелона, доктора были завсегдатаями. Инфаркты, инсульты, неравные срывы, передозировки всеми видами наркотиков, аллергические асфиксии – все это было в порядке вещей. Начальство, судя по всему, ничем иным, кроме поисков новых изощренных средств самоубийства не занималось. Девушка заинтересовала его больше. Стройная. Хорошая фигура. Не модель, конечно, но хороша. И некрасивое, скуластое лицо с глубокими темными глазами. Белая блузка, белые брюки, белые «лодочки». Секретарша? В жизни он не взял бы себе такую секретаршу. Кто-то из начальства? Тоже нет – начальство он знал наперечет. Значит, клиент. Поздновато, конечно… Двери лифта бесшумно открылись, и Максим вежливо указал девушке на дверь. Та окинула его быстрым скучающим взглядом и прошла в кабину. Следом, бесцеремонно толкнув Максима плечом, проскочил врач – вблизи от него, почему-то, пахло не лекарствами, а стоматологией: кровью, ватой и паленой костью. - Вам какой? – Максим коснулся кнопки первого этажа и вопросительно посмотрел на девушку. - Жмите, – махнула та рукой. Максим посмотрел на врача, но тот, не обращая на него никакого внимания, уже достал откуда-то мобильник и увлеченно болтал, прижимая трубку к уху плечом и копаясь в карманах. Максим пожал плечами и нажал кнопку. Двери мягко закрылись и лифт тронулся. На черной полоске индикатора появилось число «69». Заиграла музыка – не пошленькое «трень-брень» как в торговых центрах, а что-то красивое и грозное. Максим, будучи убежденным металлистом, в классике не понимал ничего вообще, но эту мелодию, почему-то, узнал сразу. Вагнер. «Полет Валькирий». «Стильненько», – подумал Максим, ощущая смутную гордость по поводу своей культурной продвинутости. «По идее, должно хорошо настраивать на боевой лад перед рабочим днем. Особенно по понедельникам» Мужчина в халате («Хирург», - почему-то пронеслось в голове у Максима), наконец, закончил шарить по карманам и достал мятую пачку сигарет. Легким щелчком выбив один белый цилиндрик из фольги он поймал пухлыми губами рыжий фильтр, щелкнул зажигалкой и закурил, выпустив облачко дыма прямо в потолок. Максим крякнул. Курить в лифте, несмотря на хорошую вентиляцию, строго запрещалось. Лично ему на выходки врача было наплевать, но в кабине дама… Впрочем, даме, похоже, было все равно. Прислонившись к стенке кабины, она равнодушно разглядывала ковер на полу: полосы и квадраты цвета индиго, с приятной ассиметрией разбросанные по синтетическому ворсу. Максим сунул руки в карманы и попытался демонстративно отвернуться – ругаться с доктором-курильщиком ему было лень. Но это оказалось трудновыполнимо: за прошедшие несколько часов кто-то успел закрыть стены лифта зеркальными панелями. С них еще даже не сняли защитную пленку; Максим рассеяно скользнул взглядом по логотипу поставщика – синюшного цвета надписи «last way» в синем прямоугольнике и, вздохнув, прислонился затылком к холодному стеклу. Над дверью вспыхнуло карминовое «65». - …ну, да, почти два часа. И все без толку, мать его. Это, конечно, был врач. Он фыркал, пускал клубы сизого сигаретного дыма и взахлеб рассказывал что-то своему собеседнику, чье слабое кваканье иногда доносилось из допотопной «трубки»-слайдера. - …двадцать минут сердце запускали – ни хрена! Потрепыхается чуток, и баста… Ну, и, понятно, кислород… Умгу… «Вот оно что», – понял, наконец, Максим. «У него умер пациент. Ничего удивительного, я бы тоже закурил. Если бы вообще не надрался в хлам. А вообще понятно, почему все хирурги – весельчаки и циники. Иначе им нельзя. Невозможно…» Максим открыл папку и достал новый номер «Ридерз Дайжест» – он всегда брал с собой пару журналов, если заседание обещало быть долгим и скучным. Это привычка появилась у него еще в незапамятные времена: большую часть книг в своей жизни он прочитал в школе на уроках математики. Открыв журнал на первой попавшейся странице, Максим рассеяно пробежался взглядом по тексту: «…именно кислородное голодание коры головного мозга и является причиной того, что некоторые называют «эффектом тоннеля»: ощущения полета в длинной черной трубе, в конце которой горит яркий белый свет. Это, своего рода, нижняя граница воспоминаний – дальше полноценная реанимация пациента становится уже невозможной. Но на что похожи последние секунды смерти? Как переживаются эти остаточные электрохимические флюктуации, в результате которых появляться то, что принято называть «личностью»? Скорее всего, они похожи на удушливый лихорадочный сон; падение в шахту, в конце которой – темнота и пустота…» Максим захлопнул журнал и поежился. «Странно», – подумал он. «Не похоже на «Ридерзов». У них даже в статье о сгоревших заживо младенцах обязательно будет нездорово-бодрая примесь научного креационизма. Похоже, мир катится в полную…» Пол под ногами внезапно вздрогнул. Свет под потолком мигнул и опять загорелся ровно, но Максиму показалось, что лампы под матовыми квадратами панелей слегка притухли. Музыка льющаяся из динамиков резко оборвалась, а затем приятный, но несколько искусственный женский голос – тот самый призрак, что издревле обитает в электронном мраке справочных служб и корпоративных автоответчиков произнес: - Администрация приносит извинения за временные неполадки. Сообщаем, что в здании проводится поэтапное отключение систем обслуживания. Все лифты будут опущены на первый этаж и в аварийном порядке заблокированы. После открытия дверей просим вас покинуть кабины незамедлительно. Доброго дня и всего хорошего! - Приехали, – Максим фыркнул. – Еще пара минут и шагали бы по лестнице. Повезло, блин… Девушка так же равнодушно кивнула, даже не поворачивая головы. Врачу же, похоже, было все равно: аварийное отключение или ядерный апокалипсис. Он махнул сигаретой, рассыпая по ковру искры, и продолжил изливать душу невидимому собеседнику: -… его шофера привезли буквально по частям. «Баранка» в грудной клетке, куча переломов, ожоги… И, похоже, что этот чертяка выживет. А пацан… Ни одной сломанной кости. Ни одной! Кусочек стекла размером с палец в яремной вене – и привет! Кровопотеря. Геморрагический шок. Пока сделали анализ, пока нашил кровь его группы… Короче, просто не повезло. Глупо, мать его. Максим скривился. «Вот же работа у человека», – подумал он с отвращением. «Дорогая, сегодня у меня на столе умерло три пациента. Пожалуйста, передай майонез». Он открыл папку, намереваясь сунуть журнал обратно… и замер. Нет, это была та же самая папка: дорогая темная кожа и сделанная его рукой надпись «Заключение» на розовом стикере. Вот только внутри не было никаких документов. Вместо этого на пол упало несколько фотографий и клочок бумаги, густо исписанный беглым неровным почерком. Максим машинально присел на корточки и принялся складывать фотографии обратно в папку, рассеяно рассматривая каждую из них. Вот они с бывшей женой у моря. Она в красном купальнике – кормит чаек. Он держит в руке бутылку пива и, смеясь, показывает пальцем куда-то вдаль. Вот другое фото: его выпускной. Качество ужасное – снимали на телефон, так что видны только огни над входом в летнее кафе и несколько размытых фигур с бокалами в руках за белым пластиковым столиком. А вот совсем старое черно-белое фото: утопающая в кленовой зелени «хрущевка» и женский силуэт в окне первого этажа. «Странно», – эхом пронеслось у него в голове. «Откуда здесь эти фотографии? А эта, последняя – это ведь дом где мы жили, когда мне было лет десять. Никогда я не делал такого снимка… И какое еще, к черту, «заключение»? Я брал с собой выписки из подшивки о наших дочерних компаниях. Что за…» Он поднял с пола мятый клочок бумаги: обрывок тетрадного листа, пестревший карандашными каракулями и, поднеся его к глазам, прочел: «…пройдет зима, уйдут снега и холод, И мир весной как прежде станет молод, Но есть закон – все обратится в тлен. Само веселье слез не уничтожит, И страшно то, что час пробьет, быть может, Когда не станет в мире перемен…» Он скомкал листок и, сунув его в карман, резко выпрямился. - Извините, – Максим старался говорить спокойно, но это, почему-то, не получалось, – мне нужно подняться в офис. Я забыл важные документы. Простите… Он протиснулся мимо девушки и ткнул пальцем в кнопку «Стоп». Ничего не произошло. На табло вспыхнуло число «51». Лифт продолжал ехать вниз. - А, дьявол! – Максим раздраженно стукнул кулаком по дверной панели. – Мне что теперь, пешком наверх подниматься? Никто не ответил. Врач, наконец, докурил, потушил сигарету прямо о зеркальную поверхность стены и бросил окурок на ковер. Телефон он уже спрятал, но как и когда закончился рассказ о неудачной реанимации, Максим не заметил. «Вот же свинья», – подумал он в сердцах. «Вот из-за таких мудаков…» Додумать он не успел. Теперь, когда он, наконец, толком обратил на врача внимание, Максим заметил несколько деталей, заставивших его внутренне сжаться. Во-первых, его поразило, как врач одет. Да, зеленый халат, да зеленая шапочка, но вот этот вырез мысом и клеенчатый фартук… Марлевая повязка, сдвинутая на подбородок. И пара окровавленных резиновых перчаток, торчащих из кармана. «И на груди у него не стетоскоп», – подумал, холодея, Максим. «Это… что-то другое. Какой-то шланг с грушей – весь в крови. Он что, только после операции? Ничего не понимаю…» Дзинь! Лифт остановился. На индикаторе загорелась цифра «40». «Ура», – подумал Максим с облегчением. «Наконец-то». Но то, что произошло дальше, буквально парализовало его. Двери лифта плавно разъехались в стороны. Однако вместо холла располагавшегося на сороковом этаже торгового центра Максим увидел длинный узкий коридор, ярко освещенный мощными галогенными лампами. Стены коридора скрывали свисающие с потолка широкие ленты непрозрачного пластика, плавно покачивающиеся на невидимом ветру. Сразу за дверями стоял человек. Человек, которого Максим хорошо знал. В лифт нетвердой походкой шагнул Петрович, его личный шофер. Выглядел он ужасно: разорванный в клочья спортивный костюм, дымящиеся прошлепины на джинсах, лицо – сплошная кровавая рана. Несло от Петровича совершенно невообразимо: кошмарная смесь нагретого бензина и свежей, только что из духовки, кровяной колбасы. - Что… – выдохнул Максим. Он даже не мог пошевелиться, застыв в полном ступоре, пялясь на входящего в лифт выходца из фильма ужасов и пытаясь проглотить собравшуюся во рту вязкую слюну. Петрович? Этого не может быть. Просто не может. Петрович сейчас внизу, в машине. Причем наверняка спит. Невозможно, это просто… А вот хирург отреагировал мгновенно. Резким рывком, как заправский спринтер, он сорвался с места, вцепился шоферу в плечи и вместе с ним буквально вывалился из лифта. Из коридора налетел резкий порыв ветра, принесшего запахи спирта и лекарств; откуда-то издалека донесся высокочастотный писк, журчание воды, лязг металла и слабый крик: «Есть! Есть! Запустили «моторчик!» Серега, кислород!» Двери так же плавно закрылись и лифт, вздрогнув, поехал дальше. На индикаторе высветился номер «39». - Что это было?! – голос Максима сорвался на истерический визг, но ему было наплевать. – Вы это видели? Девушка, все это время равнодушно рассматривавшая свое отражение в зеркале, равнодушно кивнула и подняла взгляд на цифровое табло, где только что вспыхнуло «38». «Это сон», – пронеслось у него в голове. «Да, точно. Я сплю. Это просто сон», – его сознание вцепилось в эту мысль словно утопающий в проплывающую мимо дверь от корабельного сортира. «Обычный кошмар. Это просто…» Ожил динамик под потолком. -…поэтапное отключение всех систем. Сохраняйте спокойствие. Нет, Максим, Вы не спите. Повторяю: проводится поэтапное отключение… Треск, шипение. -…адреналин в сердце. Готовь разряд… Сейчас! Из динамика вылетел сноп желтых искр. Максим взвизгнул. Лифт тряхнуло. Замигали лампы под потолком. Красное «38» над дверью пару раз мигнуло и сменилось на «37». - Какого черта происхо… И тут он вспомнил. Воспоминание было похоже на выплеснутую в глаза кислоту. *** …Черный «джип» вылетает на встречную полосу. Удар. Скрежет рвущегося металла. Боли нет, только странное онемение во всем теле. И голос, постоянно повторяющий: «Есть у кого-нибудь мобильник? Господи, да есть у кого-нибудь чертов мобильник?!» *** Ноги Максима подкосились, и он рухнул на пол. Жуткое, невообразимо страшное осознание душило почти физически. - Нет, - простонал он. – Господи, нет, я не могу… Я не готов… Девушка в белом бросила на него короткий взгляд и равнодушно произнесла: - Это не экзамен. Готовиться нет необходимости. Пару мгновений Максим ошалело таращился на нее, а затем вскочил на ноги и принялся колотить кулаками в дверь лифта. - Выпустите меня отсюда! Кто-нибудь меня слышит?! Выпустите меня!! – сталь глухо позвякивала… но не более того. С таким же успехом он мог бы колотить в крышку гроба. - Как?.. Когда?.. – Максим трясся как осиновый лист. - Скоро. – Девушка слабо улыбнулась. – Погоди немного. – Она подняла голову и указала пальцем на индикатор, где только что появилась цифра «35». Он грубо схватил ее за плечо, но тут же одернул руку – это было все равно, что сунуть ладонь в жидкий азот. Пальцы мгновенно онемели. - Кто… Кто вы? - Я? – она пожала плечами. – Я просто процесс. Но за тысячи лет вашей культурной истории вы сделали из меня нечто похожее на человека. Это, конечно, не значит, что я стала реальней. Просто ваше воображение превратило тень на стене в чудовище. Как, впрочем, и всегда. - …завершаем электрохимические реакции в коре головного мозга. Сохраняйте спокойствие… Кап. Кап-кап-кап. Кровь. Он посмотрел на свое отражение в зеркальной панели и увидел, что пятно на воротнике рубашки больше не выглядело высохшей каплей вишневого сока. Напротив, оно было большим, красным и быстро расползалось. Кап. Кровь капала на ворс ковра, заливая веселый абстрактный узор. Кап. Слеза застилает взор, повисает на реснице, падает вниз, смешиваясь с кровью. - Это просто… несправедливо. Я не хочу. Я просто не хочу. 35… 34… - Что теперь со мной будет?!? Его вопль в замкнутом пространстве кабины вернулся обратно резким диссонирующим дребезжанием. И оглушающим контрастом к нему прозвучал тихий, мягкий голос некрасивой девушки в белом платье. - Ничего. Он ошарашено поднял на нее взгляд. - Что? - Ничего. Дальше не будет ничего. 31… 30… - Но… Как… Это ведь… Загробный мир, так? Ведь если я… Это просто не может быть ничем иным! Я живу! Я существую!! – он кричал все громче и громче, словно пытаясь воплями придать окружающему миру недостающую материальность. – Я чувствую! Я дышу! Мне больно! Я боюсь!! Это жизнь! - Правильно, – кивнула она. – Это жизнь. Точнее, ее последние вспышки. Как остаточное свечение люминофора в ртутной лампе. Некоторое время после остановки сердца остаточная деятельность мозга продолжается. Ты ведь учился в школе. 28… 27… - Я не верю!! – заорал он, молотя кулаками по стене. – Все не может просто взять и закончится! Это несправедливо! - Камень падает на землю. Солнце встает на востоке. Причем здесь справедливость? - Но жизнь после смерти… - Если ты разобьешь свой «Роллекс» молотком, он будет работать? Или его шестеренки, укатившись под диван, будут крутиться там и дальше? Он ничего не ответил. Сил больше не осталось. Максим просто сел на пол и в упор смотрел на девушку, а из глаз у него градом катились слезы. Она повернулась к нему и впервые за все время посмотрела прямо ему в глаза. В них не было ничего жуткого, только темнота и бесконечная усталость. На секунду Максиму показалось, что во взгляде девушки мелькнуло нечто вроде сочувствия. - В этом мире есть только один ужас достойный этого названия – конец. Тот самый конец, который ждет каждого из вас, – она вздохнула. – Omnes una manet nox. Но ни один человек не может жить с четким пониманием этого, иначе он просто сойдет с ума от страха. 25… 26… - Вы придумали «загробный мир» и продолжаете верить в него даже после того, как ваши биохимики взялись за препарирование мозга, понемногу доказывая конечность человека не только как объекта, но и в целом. Это достойно уважения, но ничего, в общем, не меняет. 23… 22… - …некоторые из вас это, отчасти, понимают и надеются при жизни оставить после себя какой-нибудь след в этом мире, память, которая будет жить в веках. Книгу, картину, детей… Даже просто дерево у дороги. Это красиво и благородно, но все это не будет иметь ни малейшего значения, когда холод окончательной энтропии сомкнется над остовом вселенной. 19… 18… - Все это просто растягивание агонии. Вот как раз то, чем сейчас занимается твой мозг. Поэтому я и прихожу к вам. Чтобы в этот последний миг – самый страшный миг вашей жизни – вы не оставались одни. 14… 13… - Поэтому я еще раз отвечу на твой невысказанный вопрос: ТАМ ничего нет. Потому что нет никакого «там». И выбор здесь прост: это то, как ты встретишь последние секунды – с гордо поднятой головой или визжа от ужаса. 10… 9… - А это имеет значение? – Максим почувствовал, как его губы растягивает легкая улыбка. Он вытер слезы тыльной стороной ладони и, повернув голову, посмотрел на счетчик этажей. 5… 4… - Нет, – девушка покачала головой. – Но это, все-таки, выбор. Хотя бы такой. 3… 2… 1 Дзинь! Лифт остановился, и двери с мягким шипением открылись. Он поднялся на ноги. Отряхнул костюм, поправил окровавленный галстук и посмотрел за дверь, во тьму, где вспыхивали редкие огоньки, похожие на сполохи затухающих углей. Он хотел еще что-то сказать девушке в белом, но понял, что этого делать этого не стоит: просто не хватит времени. И точно: темнота вокруг стала ближе, потом еще ближе, а потом все просто… *** - Все. Отмучился. Хирург перекрестился, что-то пробормотал, и в последний раз посмотрев в лицо парню на операционном столе, накрыл тело простыней. Затем повернулся к монитору, на экране которого подрагивала прямая зеленая линия, и повернул выключатель. - Послушай… – анестезиолог с легким резиновым щелчком стащил с рук перчатки и бросил их в раковину. – Вот я тебя знаю почти десять лет. Из них ты работаешь в реанимации почти семь. Видишь такое чуть ли не каждый день. При этом я знаю, что человек ты не особо набожный… Как ты думаешь, что с ними происходит потом? - В смысле, «потом»? – хирург пошарил по карманам и достал мятую пачку сигарет. - Ну, после смерти. Что происходит потом? Я понимаю, мы врачи. Типа, профи. Но вот ты как думаешь: что-то там есть? - Хм… – хирург задумался. – Думаю, да. Даже не думаю, а уверен в этом. Какой-то другой мир… Не обязательно лучший, конечно. Просто какой-то иной… Иначе во всем этом, – он развел руками, – вовсе не было бы смысла. - Ну да… – анестезиолог задумчиво кивнул. Между его бровями появилась легкая вертикальная морщина. – Я вот иногда думаю: а что если… А вдруг там, действительно, ничего… – он оборвал фразу, нахмурился и потряс головой, словно пес, стряхивающий с себя воду. – Да, конечно. Ты прав. Что-то там да есть. Это уж как пить дать. Некоторое время они молчали. Хирург рассеяно мял в пальцах сигарету и задумчиво смотрел куда-то в зарешеченное окно, за которым в лучах солнечного света покачивались на ветру цветущие каштаны. - Ты куда? – анестезиолог уже снимал халат. - Вниз. Куплю кофе. Нет ничего лучше, чем бурда из автомата, особенно под сигаретку. - Сегодня вечером как обычно? - Да, – кивнул хирург, – конечно. – Встретимся, пропустим по соточке. Помянем усопших. - Угу… Слушай, а почему так говорят: «усопшие»? Они, все-таки, «усыпают» или отлетают на небеса? - Не знаю, – отрезал хирург, закрывая за собой толстую стальную дверь. – И знать не хочу. …Он вышел из операционного блока, свернул в коридор и вдруг остановился, скривившись и резким движением сжав на груди ткань халата. Резкая острая боль пронзила грудную клетку, рикошетом отразившись в левую руку. «Сигареты», – подумал хирург. «Пора завязывать. А то все чаще и чаще… Надо хоть кардиограмму сделать. А, впрочем, к черту, только лишний раз расстраиваться». Он вышел на лестничную клетку и нажал на кнопку вызова лифта. «Хотя, нет, надо сделать. В следующем месяце – обязательно» Двери лифта с лязгом открылись. Он шагнул внутрь… и едва не столкнулся с девушкой в белом платье на бретельках. - Простите. – Хирург положил палец на кнопку первого этажа. – Вам какой? - Жмите, – девушка махнула рукой, и ее некрасивое лицо чуть тронула улыбка. – Мне ниже.

9. АРОМАТ 8 июня Что-то не так этим летом. Я чувствую, необычное происходит со мной. Нечто должно случиться, боги приготовили для меня роль. Не могу спать, принимать пищу, я словно лечу, меня распирает… вдохновение. Я должен снова начать писать. Да! Будь я проклят, но сегодня утром я вышел в сад и почувствовал, как сам воздух изменился, и никто не замечает этого, никто, глупцы, они вдыхают это волшебство, переваривают, пережёвывают его своими смердящими лёгкими, осквернённым выплёвывают обратно и ползут дальше по своим убогим, отвратительным делам. Но достаточно ненависти! Что-то огромное, великолепное накрывает меня и делает счастливым, и я люблю весь мир, да! 9 июня Сегодня утром я вышел в сад и увидел, что они созрели и готовы открыться мне, заполнив мир своим ароматом. Они налились, напитали свои тугие бутоны солнечным светом, речной водой, которую я направил питать их корни, которую я носил и лил руками, и протирал каждый лист, целовал каждую набухшую по весне почку, набрякли конским навозом, перерытым и напоенным соками червей, и я перебирал каждый зловонный комочек, чтобы ни одна личинка жука, ни одна мерзкая тварь не подобралась к ним, к моей радости, моей единственной слабости. Только здесь я могу отдохнуть, могу расслабиться, лечь под их сень и смотреть на холодное безжизненное небо сквозь прелестные ажурные заросли, опадающие на лицо нежные лепестки. Я хотел бы так проводить Вечность. 10 июня То, что должно было случиться, случилось. Я с трудом печатаю, мои пальцы трясутся. Ничто не может выразить и вместить мои чувства. Сегодня утром я вышел в сад и словно летел над землёй, меня поднесло к ограде, прижало к решётке и я увидел Её. Она пришла ко мне. Я окликнул, Она отозвалась не сразу, дав мне насладиться острой тревогой ожидания, как будто не стояла здесь с самого рассвета, ожидая меня. Затем Она кокетливо повернула голову, вглядываясь в заросли. Я опустился на колени и позвал Её снова. Она ещё помедлила, затем перешла дорогу, приблизилась ко мне, дотронулась до моей руки, вцепившейся в металлические прутья, и что-то сказала. Её светлые неухоженные локоны, криво собранные дешёвой заколкой, пахли конфетами. Я позвал Её войти, и Она на удивление легко согласилась. Согласилась! Но так и должно быть, в сказках должно быть только так. Теперь всё будет хорошо. Всегда всё будет хорошо. 12 июня Я счастлив. Чёрт подери, я счастлив вновь! Мы разговариваем, смеёмся, я смешу Её! Собака испугала Её, и я застрелил собаку, Она плакала, бежала через сад, я тоже бежал, крепко обнял Её и держал, рыдал, хотел застрелиться сам, и я бы сделал это, но Она обняла меня своими нежными руками, простила, и снова плакала, а я утешал Её, утешал Её весь вечер и всю ночь, и Она не ушла. Она никогда не уйдёт, Ей незачем уходить, Она не знает, куда идти, и Ей хорошо со мной! Я знаю, как сделать Ей хорошо. Сегодня утром я вышел в сад и срезал для Неё охапку роз, я бы мог собрать для Неё все розы мира и бросить к Её ногам, чтобы ни слезинки больше не упало с милого личика! 15 июня Сегодня утром я вышел в сад и понял, что я обязан беречь Её и бесконечно заботиться о Ней. Вчера Она поцарапалась и плакала, когда я уложил Её на охапку свежесрезанных роз, плакала всё время, пока я слизывал кровь от шипов с Её бёдер и пока утешал Её, я заполнил Её рот лепестками, крепко зажимал его, но Она всё равно плакала. Я должен лучше охранять Её от несчастий, в доме Ей будет безопаснее. 24 июня Она постоянно плачет и хочет уйти, но ведь Ей некуда идти. Зачем, глупая! Никто не будет любить Её больше, чем я, никто не станет расчёсывать Её волосы розовыми стеблями и сочинять сказки специально для Неё, носить повсюду только на руках, не давая загрубеть нежным пяточкам, обёрнутым в бархатистые лепестки. Зачем Она плачет! Её жизнь до нашей встречи была полна трудностей и невзгод, Она никогда не получала того, что Ей было нужно: ласки, любви, обожания, боги мои, да я молюсь на Неё, я не могу дышать, когда я не вижу Её чудесного силуэта, тонкой шейки, которую я готов обвить розовыми венками и прижать, чтобы шипы слегка прокололи нежную кожу, но не до крови, а только бы бесконечно смотреть на это настойчивое соприкосновение, готовое вот-вот привести к боли и маленькой алой капельке, но никогда не допускающее того. Сегодня утром я вышел в сад и собрал десятки роз, чтобы снова одеть Её в платье из свежих цветов, а когда Она идёт по комнате, роняя слёзы и лепестки, моё сердце сжимается от невыносимой любви, я хватаю Её в объятия и осыпаю поцелуями, я крепко сжимаю и растираю розовые бутоны в кулаке, чтобы выступил сок, которым я увлажню Её губы, и платье вскоре превращается в помятый разноцветный душистый ворох, из которого я делаю постель на ночь, и не позволяю Ей убежать с неё, я обвиваю Её ручки и ножки цветами, я ложусь сверху и крепко держу Её. Иногда мне кажется, что Она поняла меня, что Она расслабилась и отдалась счастью, а иногда – что всё бесполезно и я никогда не смогу привить Ей то прекрасное, что годами, десятилетиями выращивал, лелеял, хранил. Для Неё. Иногда мне кажется, что Она больше не любит меня, и тогда словно космическая ночь опускается перед моими глазами, ледяным дыханием на секунду останавливая во мне всякую жизнь. 17 июля Она становится слишком требовательной, Её характер портится, но меня это не огорчает, я умею не замечать недостатки тех, кого люблю. Сегодня утром я вышел в сад, прошёл до ворот и начал было отпирать их – Она просила куклу, а для этого нужно идти в город – как вдруг сильный порыв ветра зашумел верхушками яблонь, и градом посыпались в некошеную траву червивые недозревшие плоды, а на ограду села чёрная птица и уставилась на меня жутким глазом, пустым и бездонным. Мурашки пошли по спине и рукам, и я понял, что делаю что-то неправильное, проклятое, грозящее мне бедой. Заперев ворота, я поспешил вернуться в дом, где тоже запер все двери, закрыл окна, и только тогда почувствовал себя спокойнее. В конце концов, необходимости идти в город нет, и Она должна любить меня, а не куклу, и я сказал Ей это, но Она отвернулась, а я повернул её лицо обратно и повторял до тех пор, пока не охрип, тогда я понял, что Она тоже должна утешать меня, когда мне плохо. Она не хотела, но Она должна понимать меня и стараться сделать мне приятно, не только мне всегда угождать Ей. 10 августа Она кричала, тогда я вышел в сад, зажимая ладонями уши, но Её крик оставался внутри моей головы, тогда я набрал самых красивых головок роз, принёс в дом и стал вкладывать их Ей в уши, глаза, везде, но Она кричала ещё сильнее, я набивал алыми цветами Её рот, но Она сопротивлялась, я стал зол, очень зол, и я почувствовал настоящее горе, потому что Она не хотела ничего, что я Ей даю, я давал Ей самые прекрасные в мире цветы, рвал их и вталкивал Ей, и все лепестки становились алыми, и это было невыносимо страшно и невероятно красиво, и от аромата роз кружилась голова. 17 августа Её запах стал сильнее всего вокруг, находиться в доме нам с Ней больше не хотелось. Сегодня утром я вышел в сад, неся Её на руках, как и всегда, только сейчас это стало трудно, Её части почти не держались на Ней, и приходилось обматывать их шпагатом. Я вплетал в Неё молодые побеги: может быть, их влага пропитает её своей благородной горечью, или же Её влага даст им новые, необычные силы? Я осторожно положил Её в самые густые заросли, тут же осыпавшие нас дождём отцветших лепестков, но даже их душный аромат не затмил Её смрада, и такое упрямство снова заставило шевельнуться гневу у меня в груди. Но я решил, что больше не буду злиться на Неё, всё же Она многому меня научила. Теперь я буду спокоен. И Она сама стала спокойнее и лучше, и ветви роз сомкнулись над Нею, теперь они станут защищать Её от всего плохого в этом мире, а я просто буду рядом, всегда, всегда! Я обещал Ей это, и мои губы дрожали от нежности. Я так сильно люблю Её! 1 сентября Сегодня утром я вышел в сад и увидел, что ночные заморозки побили цветки. Будь проклято короткое северное лето. Я устал, смертельно устал. Я собрал все лепестки, оборвал листья, отнёс их к Ней, лёг на получившийся мягкий ароматный холмик и долго лежал так, и добрые боги улыбались нам сквозь тронутую золотом листву, и я мог бы провести так Вечность.

8. ОЖЕРЕЛЬЕ ДИКИХ СНОВ Меня зовут Татьяна. Я – обычная московская дочь не очень крупного нового русского. Мне двадцать один год. В эту поездку на побережье Австралии сбылась одна моя старая мечта. Дело в том, что я с детства хочу ожерелье из зубов тигра или иного крупного хищника, как в романах про дикарей. Я не раз просила папу, и сама искала – но, увы, такого в продаже нет. Лишь в двадцать лет мне повезло купить пластиковую имитацию. Сегодня я с утра была на пляже, потом решила побродить по городу. Вдруг что-то потянуло меня зайти в какую-то ничем не примечательную антикварную лавку. Тут я увидела свою мечту! В одной из витрин лежало ожерелье из явно настоящих зубов тигра или леопарда. Ну или по крайней мере очень хорошая имитация… Явно не пластик. Вежливый хозяин рассказал мне, что это ожерелье умершего семь лет назад шамана племени, одного из немногих оставшихся. Я не знала, верить ему или нет, но зубы явно были настоящие – я однажды видела вблизи трофейную голову тигра, я тогда очень внимательно осмотрела и ощупала ее зубы. Зубы на ожерелье были точно такие же, как и тогда, я это сейчас мигом определила, хотя для уверенности на радостях осматривала ожерелье несколько минут. Потом продавец спросил, есть ли у меня необходимые деньги. Ожерелье стоило четыре тысячи долларов. Ну да, выгляжу я небогато. Как и многие возле пляжного побережья, я гуляла в пляжной юбке и купальнике. - Кредитную карточку примете? - Конечно, госпожа. Как только расчет был окончен, я сразу надела на себя купленное ожерелье. Вообще и для меня это были немалые деньги, но дело того стоило. До вечера я болталась по улицам, наслаждаясь производимым впечатлением. Потом вернулась в гостиницу. Я так и легла спать в этом чудесном ожерелье. Вскоре мне приснился очень яркий сон. Я брела по джунглям почти обнаженная, в одной набедренной повязке из шкуры тигра и этом ожерелье. В руках было копье. Не знаю, сколько я шла, наслаждаясь природой, как вдруг хлынул тропический ливень. Без всяких первых капель, просто хлынул… Деться от него было некуда, а он хлестал довольно неприятно… Я проснулась. Какой чудесный сон! Но что-то было не так… Немного полежав в постели, я поняла, что именно не так. Мне казалось, что на моем теле не пот от летней жары, а дождевая вода из сновидения. Я встала, чтобы стряхнуть с себя наваждение, и… по-настоящему испугалась! Мои ноги были в настоящей грязи из «сновиденных» джунглей! Что это было, *** меня раздери? Я пошла смыть с себя грязь в душ, и к тому времени, как закончила мыться, почти успокоилась. Мне явно повезло найти в жизни настоящее Чудо, а я испугалась. Движимая любопытством, я снова легла в кровать. Когда я таки заснула, снова снились эти джунгли. Я почему-то понимала, что сплю, помнила все, что было наяву, и шла, надеясь найти что-то интересное. Через какое-то время я набрела на чудесный небольшой пруд с чистой почти прозрачной водой. Положив копье на землю, я вволю искупалась, потом продолжила путь. Жаль, что нечем было вытереться, но в джунглях понятно было тепло, и особых проблем это не причиняло. Через некоторое время я почти заскучала. Я брела и брела по чудесным джунглям, но больше ничего интересного не попадалось. Я увы расслабилась и потеряла осторожность. Вдруг раздалось шипение! Я почувствовала укус в левую ступню. Отпрыгнув, я увидела змею, которую я потревожила. Я, не понимая, что делаю, ударила змею копьем и понятно не попала. Змея куда-то уползла, но я осталась укушенной. Нужно было проснуться. Но как? Вдруг я поняла, что как грязь осталась в реальности, так в реальности останется и видимо смертельный укус… Но в реальности то есть врачи. Но надо было еще проснуться. Я стояла, стараясь не поддаваться панике. Впервые – к сожалению - появилась возможность доказать, что я не зря занимаюсь айкидо, и что я хоть в какой-то степени, но сильная девушка, и смогу постоять за себя. Вдруг я решила попробовать и просто ущипнуть себя. Не факт, что поможет. Очень не факт, но я так ничего не теряю. Я быстро ущипнула себя… и оказалась в своем номере в гостинице. Нога по прежнему болела, и болела с каждой секундой все сильнее! Я, как была, нагишом выбежала в коридор с криками «меня укусила змея». На мое счастье, в гостиничном комплексе был дежурный врач, а у него была сыворотка от ядов тропических змей (как мне потом объяснили, в Австралии укусы смертельно опасных змей – не редкость). Как только он сделал укол, мне стало лучше. Позже меня почти допрашивала администрация гостиницы. Им Очень хотелось знать – откуда в номере взялась змея. Меня даже подозревали в симуляции с целью толи подорвать репутацию отеля, толи получить от него компенсации. Но врач сказал, что укус был несомненный, да и анализы он у меня как всегда в таких случаях взял, и это несомненно яд змеи такого-то известного вида. Больше надевать ожерелье мне понятно не очень-то хотелось… Но и уничтожать покупку я не стала. Я не стала о ней никому рассказывать, позже большую трату денег объяснила отцу иначе. Дома я спрятала это чудесное и страшное ожерелье в самый дальний угол полки. Знала бы я, что случится всего через четыре дня… Это был самый страшный день в моей жизни. Вернувшись из института, я обнаружила свою мать лежащей в халате перед включенным телевизором в луже крови. Ее тело было чудовищно деформировано. На ее шее было это проклятое ожерелье! Я мигом сообразила, что мама, как она порой любит делать, порылась в моих украшениях, нашла это ожерелье и надела. Потом она заснула перед телевизором. Потом… видимо ее раздавил слон или бегемот в этих «сновиденных джунглях». Я издала крик отчаяния и зарыдала, чуть не упав в обморок. Лишь наверно спустя четверть часа я достаточно пришла в себя, чтобы вызвать милицию. Они потом долго искали загадочных преступников, убивших жену предпринимателя совершенно непонятным способом, но понятно, так и не нашли. Ожерелье нам вернули, никто понятно не заподозрил, что именно оно – причина такого ужаса. Я сразу же его сожгла (это потребовало усилий, оно несколько часов горело в камине, пока зубы разрушились. Все это время я рыдала), но воспоминаний мне увы не сжечь… То, что я умудрилась погубить мать, будет меня преследовать всю жизнь…

Как минимум 2 еще будут. И довольно скоро. Не нервничайте. Темку наверх и последнее напоминание. Ровно в полночь прием работ прекратится.

Тотализатор можно хоть сейчас. Открывайте тему, если есть, чем поделиться. Я-то, сами понимаете, высказывать мнение не буду)) А на голосование я планировал где-то дней 15-20 дать.

А я-то как хочу... Но нет пока ничего. Ждем.

кстати, гораздо больше жаль, чем всех жертв сериальной Красной Свадьбы. Не будь его - этот сезон вообще можно было бы не смотреть.

Вампиров нет, зато есть совершенно замечательный текст про Черного Бога. Читайте и пугайтесь, граждане)

7. ТАБЛИЧКА Все мы знаем, что зло может принимать различные формы. Это может быть сатанист, грабитель в темной подворотне, сосед по дому или растлитель малолетних. Безумный ученый, который ставит эксперименты на людях, или ядерная бомба, скинутая на Хиросиму и Нагасаки... Мы привыкли к тому что все зло исходит от людей или ими создается. Но поверьте мне, есть тьма, появившаяся задолго до первого человека, тьма, что до сих пор способна сводить людей с ума и поселять страх в сердцах смельчаков. Зло, природу которого человек не способен понять. Мрак, неведомый науке или религии. Эти строки пишу я, находясь в психиатрической лечебнице, под действием тяжелых психотропных препаратов, стараясь уберечь вас от тех фатальных ошибок, что я совершил . Конечно, сейчас вы про себя подумаете - "очередной сумасшедший, которому в голову взбрело хрен знает что". Я действительно сомневаюсь в здравости своего рассудка, поскольку не могу уже точно сказать, было ли все со мной произошедшее на самом деле. В тот год я работал в Москве в Российском государственном архиве древних актов(РГАДА), одним из многих архивистов, что прожигали свои жизни в этих мрачных стенах. Известен я был своими публикациями на тему славянской письменности в журнале "Российский Историк" - одной зарплатой госслужащего сыт не будешь и семью не заведешь, и приходилось подрабатывать. А началось все с увесистой посылки, пришедшей в начале лета на мой адрес из Архангельска от тамошнего краеведа. В посылке была довольно громоздкая каменная заплесневелая табличка с письменами. В длину около полуметра, сантиметров тридцать в ширину и сантиметра два в толщину. Находка невероятно заинтересовала меня. В верхней части таблички были выбиты письмена на кириллице, и судя по наличию некоторых букв кириллического алфавита, текст датировался XI-XII веками н.э. Нижняя половина таблички была исписана неизвестными мне письменами. Однако, когда я начал читать кириллический текст, в меня закралась мысль, что это просто чья-то злая шутка, или меня кто-то решил проверить. А текст был примерно следующего содержания: Здесь зло древнейшее живет В глубинах темных. И новых жертв оно Во мраке ждет. Сложно описать чувства которые посетили меня в тот момент. Это было одновременно смятение от прочитанного и восхищение находкой, и в то же время глубокие сомнения на счет ее подлинности. А основания сомневаться у меня были. Во-первых - со сколькими текстами древних славян мне приходилось сталкиваться, это были либо отрывки из библии, или жития святых, это могли быть летописи или документы о покупке-продаже. Здесь же - явно какой-то языческий текст. Во-вторых они все были написаны либо на пергаменте, либо на бересте. Здесь же - надпись была выгравирована на камне. Даже несмотря на толстый слой плесени на тексте, возможность подделки мною не исключалась. К нижней половине таблицы я относился еще более скептично. Странные угловатые письмена были написаны на неизвестном мне языке. Более того, они были выдолблены столь аккуратно, что если бы не плесень, я бы подумал что текст был написан только вчера каким-нибудь скульптором-ювелиром. На следующий день я отнес табличку к экспертам из архива, в котором я работал. И удивительно- почти все тесты показали, что табличке около тысячи лет, и текст на ней действительно древний. Причем текст на нижней половине таблички гораздо древнее текста на верхней- как мне сказали тексту больше трех тысяч лет. Один из знакомых архивистов сказал, что нижняя часть таблички скорее всего написана на языке древних саамов, хотя и не был в этом уверен. Заодно посоветовал одного профессора, знатока скандинавской письменности, живущего на окраине Москвы, и дал мне его номер телефона. Я с невероятным нетерпением позвонил профессору, рассказал ему о находке, и он сказал что подъедет в течении часа - двух. И действительно, профессор себя долго ждать не заставил. Это был немолодой мужчина лет пятидесяти в роговых очках, с поседевшими коротко стриженными волосами. В общем, типичный ученый-историк. Когда я ему показал табличку, и сказал что этому письменному источнику около тысячи лет, профессор пришел в неописуемый восторг. И тут же попросил бумажку и ручку. Через минут десять перевод нижнего фрагмента текста был готов, и он гордо представил нам его на бумажке: В подгорном мраке, темнее черной ночи, Зовя агнцев на смерть, во мглу бездонной ямы, В глубинах, куда не заглянут людские очи Безумен в голоде, ждет их Черный Бог. Людскую сущность во мраке поглощая, Навеки ,из бытия, людей он убирает. После прочтения перевода мне стало не по себе. Несмотря на то, что саамский текст значительно древнее кириллического, они несут общий смысл. Славяне были знакомы с письменностью древних скандинавов? Что еще более странно, в саамском тексте упоминается Черный Бог, или Чернобог - бог древних балтийских славян. Но балтийские славяне обитали пятистами километрами юго-западнее современного Архангельска, а Черный бог у них - бог несчастья и невезения, но никак не то, о чем ведает древняя табличка. Я бы сказал, что это - часть какого то языческого писания саамов, если б не кириллическая часть. В общем вопросов было больше чем ответов, и я решил отправиться к месту, где был найден сей странный кощунственный текст. Взяв с собой одну знакомую девушку по имени Татьяна, с которой мы вместе учились в Историко-архивном, и которая всегда мечтала увидеть своими глазами что-то действительно древнее, на следующее утро я уже сидел в поезде, едущим в Архангельск. Белое море- колыбель цивилизации северной Европы. Варяги или викинги плававшие в средние века по этому морю в IX- XII веках; русские, впервые открывшие торговлю с Европой при Иване Грозном из Архангельска, Соловецкие острова с их невероятными церквями и монастырями, ну и конечно древние саамские мегалитические сооружения вроде капищ и лабиринтов, истинный возраст которых ученые до сих пор затрудняются определить. Уже через сутки мы были в Архангельске, и я не теряя времени отправился на поиски местного краеведа, который отправил мне эту странную и загадочную табличку, оставив Таню изучать столицу русского севера. Профессора я нашел в местном краеведческом музее- его основном месте работы. Звали его Давид Поляков, и это был уже немолодой еврей лет сорока- сорока пяти от роду. Когда я ему сказал что артефакт, который он мне прислал по почте самый что ни на есть настоящий, он сильно удивился - потому что такие находки ему раньше не встречались, и в подлинности данной таблички у него тоже были большие сомнения - поэтому он и отправил ее мне. Поэтому он с удовольствием согласился показать место, где ее нашел. Закупившись в продуктовом магазине консервами и в магазине "Все для туриста" различными необходимыми вещами вроде фонариков, спичек и даже взяв 2 факела на всякий случай, на следующий день, рано утром, я, Таня и Давид отбыли из порта Архангельска на взятом напрокат катере. До чего же красивы берега Белого моря летом! Сейчас, вспоминая эту красоту, я не могу не вспомнить весь тот ужас что я испытал позднее; но тогда мне казалось что ничего прекрасней в жизни я не видел. Невысокие сосенки и ели, растущие вдоль побережья и освещенные восходящим солнцем образовывали причудливые, но невероятно красивые орнаменты и узоры; песчаные берега виляли как змея, то приближая, то удаляясь. Ближе к полудню по левую руку от нас показался остров Мудьюгский, прозванный "Островом Смерти"- в годы гражданской войны здесь располагался концентрационный лагерь, созданный иностранными интервентами, в котором держали и пытали солдат красной армии. Несмотря на свое прозвище - это был довольно красивый островок километров десять в длину. Над невысокими кронами деревьев возвышался местный маяк. Однако до конца острова мы не доплыли - Давид свернул катер в дельту небольшой речушки Мудьюга, и мы поплыли вверх по течению. По правую руку от катера были видны жутковатого вида полуразвалившиеся двухэтажные дома. Давид, видя мою заинтересованность рассказал, что это поселок Дом Инвалидов. В начале прошлого века здесь был организован психоневрологический интернат, однако около десяти лет назад он был закрыт. Ходили слухи, что помещенные сюда пациенты не только не выздоравливали, но и окончательно выживали из ума и пытались покончить с собой. С тех пор, как закрыли интернат, поселок пришел в запустение и был заброшен. Проплыв еще парочку заброшенных деревень, мы уперлись в невысокий узкий деревянный мостик, под которым не проплыть, и мой гид пришвартовал катер к небольшой деревянной пристани - дальше придется идти пешком. Тут начиналась деревня Патракеевка - единственное место в округе где еще остались люди. Однако из-за отсутствия дорог и коммуникаций скорее всего и эта деревня скоро придет в запустение- это лишь вопрос времени. Мы вышли на небольшую грунтовку, шедшую через всю деревню. Несколько бабушек выползли из домов и с интересом разглядывали нас. Путешественники в этих краях явление редкое, поэтому мы вызывали любопытство у местных жителей. Миновав деревню, мы пошли по тонкой тропинке шедшей на северо-восток. Вскоре погода начала портится и солнце, которое мы наблюдали весь день скрылось за грозовыми тучами. Начал накрапывать дождь и мы ускорили шаг. Вскоре, за небольшим участком редкой лесной поросли мы увидели маленькую деревянную покосившуюся церковь. Окна церкви были заколочены, от купола остался лишь каркас с возвышающимся на нем деревянным крестом. Дождь усиливался и мы решили переждать грозу в этой часовенке. Двери у строения не было. Внутри от церкви почти ничего не осталось- иконы были выдраны с иконостаса и вырезаны из рамок. Предметов служения тоже не осталось - видимо столетие назад церковь была разграблена большевиками. Потолок протекал всего в одном углу, поэтому мы, расположились в углу где посуше. После долгого дня путешествия больше всего хотелось отдохнуть и поспать. За окном во всю стучал дождь и гремел гром. В тот вечер наверное впервые в жизни мне снились столь реальные и в то же время столь страшные сны. Сначала я видел как сотворяется мир, видел как образуются галактики и звезды. Звездная пыль с огромными скоростями разлеталась по вселенной, и я, словно безмолвный наблюдатель, созерцал все это. В какой-то момент я понял что смотрю на что-то темное, что-то такое, что не пропускает свет. Мне становилось жутко, но я продолжал смотреть в темноту. Я пытался не смотреть, но не мог отвести глаза. Потом я как-то очутился на краю огромной пропасти, и вокруг лишь темнота. Я стоял широко раскинув руки, готовый в любой момент шагнуть во мрак. Я пытался отойти от края, но жуткий голос удерживал меня. Я шагнул... Проснулся я в холодном поту и тяжело дыша. Гроза за окном закончилась. Справа от меня посапывал в углу Давид, слева лежала Таня в обнимку со своей сумкой. Я ухмыльнулся, встал и вышел на улицу. Солнце уже зашло за горизонт, но темно не было. Оранжевые облака вытянулись длинной линией вдоль горизонта. Я посмотрел на часы- было два часа ночи. За цепочкой леса на севере был виден довольно большой песчаниковый холм, отсвечивающий ярко серо-оранжевым цветом. Видимо это одна из тех высот, что образовались в конце ледникового периода, в результате обильного таяния ледников. В очертаниях холма было что-то странное и зловещее. Я поднял Давида, и, указав на холм, спросил, не там ли он нашел таблицу с письменами- на что мне краевед лишь кивнул головой. Мы решили что лучше выдвигаться дальше сейчас, поскольку все равно светло, а хорошая погода может продержаться недолго. Подняв Таню, мы собрали вещи и двинулись дальше в путь. Шли мы сквозь лесную заросшую тропинку около часа. Смутило меня то что я не слышал ничего кроме наших шагов- птицы не пели, да и вообще была почти гробовая тишина. У подножия холма лес участками был ровно вырублен, словно раньше здесь располагались какие-то строения. Но ни строений ни дорожек здесь не было. Увидев это, я кажется понял, что здесь когда-то было. Посреди густых зарослей стоял заржавевший брошенный советский военный грузовик времен отечественной войны. Давид указал на грузовик и сказал, что здесь он и нашел табличку. Вы не представляете как я был разочарован. Весь этот путь мы проделали лишь ради того, чтоб увидеть грузовик, в котором судя по всему табличка лежала со времен войны. Это не давало ни сведений о месте, где она была найдена военными, ни даже какой-то связи с древними славянами или скандинавами. Но я не отчаялся и стал думать. Что делал грузовик в такой глуши? Почему лес кусками был ровно вырублен? Ответ напрашивался сам собой- здесь была военная база или военный лагерь. Зачем организовывать военный лагерь в такой глуши, вдали от фронта и населенных пунктов? И тут я посмотрел на холм. Я понял. Целью военных было что-то на этом холме. Именно оттуда скорее всего была доставлена табличка. Но что же там было такого ценного? Почему лагерь свернули? Почему грузовик с табличкой был брошен, если немцы до сюда даже не доходили? Вопросов становилось все больше, а ответов на них так и не было. Жестом я указал спутникам следовать за мной. Я знаю, здесь что-то есть. Мы шли вдоль подножия холма, пока не наткнулись на мощеную булыжником тропинку, ведущую на вершину горы. У начала тропинки из земли торчал большой плитообразный камень около метра в высоту, сантиметров тридцать в ширину и около двух сантиметров в толщину. Камень весь был сверху до низу исписан письменами, судя по всему на древне-саамском языке. Я достал табличку из рюкзака и попробовал приложить ее сверху. Так и есть. Табличка являла собой верхнюю часть этого камня и идеально подошла нижним концом к верхней части плиты. Меня пробрало до дрожи в коленках. Написанное на табличке - это лишь малая часть текста, возможно являвшего собой что-то вроде саамского писания. Текст на кириллице же был дописан намного позже, но свободном от иероглифов месте. Но зачем? И откуда писцу XII века было знать о содержании текста на плите? Вопросы мучили меня. В тот момент я сильно пожалел, что профессор-знаток скандинавской письменности отказался от поездки со мной. Так или иначе на холме что-то было. Что-то, заинтересовавшее даже советских военных в годы войны. Мы начали медленный подъем на холм. Дорожка, вымощенная булыжником сильно петляла, иногда мне даже казалось что мы идем в обратном направлении. Но где-то через пол часа мы были на вершине песчаниковой горы. Воодушевление и радость которую я испытал тогда от найденного, сейчас я вспоминаю с содроганием - короткой и не долгой она была. Нет, даже так- я не хочу об этом вспоминать. Но забыть этого я тоже не могу. Перед глазами моими предстала потрясающая картина - вершина горы была плоской, и центр верхушки занимал необычный спиралевидный саамский лабиринт из камней высотой до полуметра. Камни создавали удивительные узоры и складывались в причудливые формы. "Сомнений быть не может, я нашел один из саамских знаменитых лабиринтов"- подумал я тогда. Как я ошибался. По центру лабиринта в земле зиял проход, вокруг которого по кругу располагались письмена. В проходе была лестница, ведущая, судя по всему к центру горы. Мы достали фонарики и попробовали их включить - без толку. Судя по всему они отсырели во время дождя. Все таки факелы мы взяли не зря - один понес я впереди, один понес Давид, замыкая колонну. Оставив вещи снаружи, мы начали длинный спуск по лестнице, проложенной в темную неизвестность. Проход был узкий- в нем с трудом смогли бы разойтись два человека. Стены прохода являли собой цельную конструкцию - скорее всего проход был вырыт в горе, или это была природная пещера, ступеньки в которой сделали позже люди. Письмена покрывали стены и потолок прохода- исписан был каждый миллиметр пространства. Лишь позже я понял назначение этих загадочных древних символов. Спускались мы очень долго, гораздо дольше чем поднимались на холм. Лестница все дальше шла в неизведанные глубины, стены все так же были сверху до низу в письменах. Воздух становился все более затхлым, из глубины прохода веяло подземным холодом. Где то спустя час я остановил своих спутников - передо мной открылось широкое черное пространство, стен которого я не видел. Через неизвестность шел узенький проход, шириной около метра, с обоих концов тропинки была бездна. Указав молча Татьяне и Давиду на то, чтоб смотрели под ноги, я достал пятирублевую монетку из кармана и бросил в пропасть. Прошла минута, но звука от падения я так и не услышал. Мне стало, мягко говоря, не по себе. Дальше мы двинулись медленным осторожным шагом - любая ошибка могла быть фатальной. Я шел с факелом спереди, Таня шла по середине, профессор шел тоже с факелом позади. Был бы у меня рабочий фонарь- подумал я тогда. Чернеющая пустота была со всех сторон- не было видно ни стен ни потолка. Мы словно шли по мосту из ничего в никуда. Что меня больше пугало- это то, что конструкция по которой мы шли была единым целым. Ни кирпича, ни каменных блоков. Хотя, конечно возможно это умело замаскировали саамские умельцы, но меня терзали смутные сомнения. Зловещая темная пустота была почти материальной. Мы шли в гробовой тишине и слышали лишь треск пламени факелов и шаркающие звуки наших шагов. Говорить не то что бы не хотелось, просто не могли - настолько жутко здесь было. Шарк, шарк, треск факела, шарк-шарк... -Пади. Я обернулся. Таня стояла позади меня и смотрела на меня вопрошающим взглядом. -Ты что то сказала?- спросил я. Она лишь отрицательно повертела головой и пожала плечами. Я уже было собирался повернуться в ту сторону, куда мы шли, как меня прошиб холодный пот - Давида позади уже не было. Я спросил ее, где Давид, она удивленно обернулась и сказала, что, возможно, решил подождать нас снаружи. Возможно. Мы шли по узкой дорожке в полном мраке еще несколько минут, пока не наткнулись на высокую каменную колонну, преграждавшую нам путь. Если быть точнее, тропинка просто замыкалась вокруг колонны и дальше не вела. Колонна же представляла собой высоченный столб метра 4 в диаметре, на котором от пола на высоту человеческого роста были нанесены древние барельефы. Я стал с интересом разглядывать их Барельефы были нанесены с потрясающим искусством и изяществом - более того, изображение было объемным, что свидетельствовало о невероятном мастерстве скульптора. Барельефы были разделены между собой и показывали разные эпизоды. На первом изображении земля была вся в вулканах и лаве и без растительности - скульптор пытался передать вид земли на заре времен. Со звездного неба, изображенного не менее детально, чем земля. падала большая звезда. Несмотря на общую одноцветность барельефа, звезда была закрашена черным цветом, словно художник старался максимально выделить ее на общем фоне. На следующем барельефе изображена пещера, и к пещере шли первобытные люди с различными дарами - своего рода приношения тому, что было в пещере. На третьем полотне люди шли в пещеру с младенцами в руках. Мне поплохело. Что же такое заставляло людей идти на человеческие жертвоприношения? Очередной барельеф показывал мост, по которому мы шли. Люди стояли в линию на краю моста, широко расставив руки. Боже. Люди падали в пропасть. Приносили в жертву себя и своих детей. Чем дальше я смотрел барельефы, тем больше мне хотелось от сюда убраться. Изображения показывали различные эпохи, различных людей - и все эти люди прыгали в объятия черной бездны. На предпоследнем барельефе скульптор изобразил себя- как он доделывает изображение на столбе. На последнем - скульптор стоял на краю пропасти широко раскинув руки... Они все приходили сюда умирать. Даже скульптора постигла та же судьба. Желание покинуть это зловещее место с еще более зловещими барельефами превысило любую мою страсть к познанию и любопытство. Мною двигал первобытный страх. Единственное что я хотел - убраться отсюда и поскорее. Я жестами показал Тане в сторону выхода, она, сама вдоволь насмотревшись на древние барельефы кивнула и молча пошла за мной. Пока мы шли, я вспоминал содержимое каменной таблички. Зло древнее... Точнее не скажешь. Люди целыми народами гибли в этом страшном месте. Я ускорил шаг. Бездна вокруг меня теперь казалась еще чем то более жутким, чем когда мы вошли сюда. Она словно ждет, пока к ней не придут очередные безумцы, готовые отдать себя во власть глубинной тьмы. -Пади. Наверное, произошедшее событие и стало причиной моего помешательства. Мне невероятно тяжело это вспоминать, и гораздо тяжелее об этом писать. В тот миг мрак окончательно поселился в моем разуме и не отпустил меня до сих пор. Я обернулся. Таня стояла на краю обрыва со стеклянными глазами, широко раскинув руки. Я хотел остановить ее, но, прежде чем я что то успел сделать, она шагнула и исчезла во мраке. Я упал на четвереньки и выронил факел. В холодном поту я упирался как можно крепче в каменную дорожку. Древнейший первобытный страх пронзил все мое тело с головы до ног. Я не мог двигаться. Не мог даже повести глазами. В какой то момент я осознал что нахожусь один в кромешной тьме над бездонной пропастью. Я потерял ориентацию в пространстве. От страха и наступившего безумия я не мог здраво мыслить. Я полз на ощупь, касаясь края бездны, где был он. Теперь я точно знаю это. И этот Голос, он говорил со мной. Он повелевал. Я должен тоже пасть во тьму. Так надо. Так было всегда. Я не помню как выбрался на поверхность, не помню и того, кто и как меня нашел. Позже, в психиатрической лечебнице, куда меня доставили, врачи сказали мне, что меня без сознания нашел рано утром патруль на берегу моря- в полицию из деревни Патракеевка поступил вызов, в котором сообщалось что со стороны леса доносились дьявольские вопли, не то человека, не то зверя. Табличка же не являлась никаким писанием. Табличка- была всего лишь предостережением для путников. Лабиринт - это темница, для того чтобы силы зла не вырвались наружу, а письмена на стене прохода- охраняющие заклятия. Военные, столкнувшись со злом, которое не могли понять или объяснить, в спешке убрались оттуда. Теперь, я это все ясно вижу. Но я, безумный в своем любопытстве, стремился к познанию, и знание меня погубило. Я лишился разума, сна, и девушки, которую я любил. Но окончательное мое умопомешательство, наступило на самом деле, уже в лечебнице. Когда я начал допытывать врачей о судьбе моих спутников, ко мне пришел главврач и сообщил, что людей, подходящих под данное мною описание, и носящих такие имена и фамилии просто не существует и никогда не существовало. Безумен в голоде, ждет их Черный Бог. Людскую сущность во мраке поглощая, Навеки ,из бытия, людей он убирает.