XXIII. Меховой шлем и другие разочарования. И вновь Вварденфелл посетило приветливое и светлое утро. И остывшую за ночь землю снова ласкали несмелые солнечные лучи, уже не такие горячие, но по-прежнему теплые и животворящие. Все повторялось, как и тысячи лет назад. Так было и будет всегда. А над заснеженным, промерзшим насквозь Солтсхеймом бушевала снежная буря, и одинокие лучи солнца не могли пробиться через эту глухую белую завесу. Сюда утро тоже пришло, но совсем не так, как на другой остров, который был отделен от Солтсхейма лишь нешироким проливом. Азгалор крепко спал, и никто не знал, что ему снилось, но, по всей видимости, ему снилось что-то хорошее и радостное. Иначе на его морде не замерло бы такое блаженное выражение умиротворения и спокойствия. Вдруг что-то резко прервало мирный сон ящера. Он испуганно открыл сразу оба глаза, приподнялся на кровати и завертел головой, стараясь обнаружить причину своего внезапного пробуждения. Как оказалось, этой причиной стал рваный грязный сапог, метко брошенный малоприятным хаджитом. Аргонианин злобно зашипел, но быстро понял, что он делает это совершенно зря, и с небольшим трудом погасил эту объяснимую и справедливую вспышку праведного гнева. “Эй, ящерица! Вставай, мы сейчас забираем теплую одежду и отправляемся учить культистов правильной вере!” – эта глупейшая шутка, очевидно, показалась Дро’Гиришу чрезвычайно глубокой и остроумной, и он захохотал идиотским смехом, булькая и присвистывая. “Да уж… И с этим вонючим недоумком я должен буду отправляться учить культистов правильной вере?.. Ой, тьфу, то есть отправляться в опасную вылазку, из которой, возможно, даже не вернусь? О боги, за что мне это? Да, может быть, я не слишком хорошо молился… Помолишься тут, когда я даже ваших имен не знаю…” – Азгалор понял, что его мысли пошли в не совсем верном направлении, и прекратил мысленный диалог с богами и прочими высшими силами. Однако в дверях показался Фьорлиг, и выражение его лица не сулило ничего хорошего. Памятуя о мощных кулаках нордлинга, аргонианин попытался как можно скорее вскочить с кровати. Надо сказать, это удалось ему вполне достойно, правда, ящер слегка споткнулся и чуть не упал, но все же сохранил равновесие. “Да-да, я уже иду… Все, уже иду…” – быстро пробормотал Азгалор, стараясь выглядеть как можно более уверенно. Судя по снисходительной усмешке Фьорлига, выглядеть внушительно и уверенно у аргонианина получалось плохо. Поэтому, вздохнув, ящер медленно поплелся за остальными. Они опять спустились по каменной лестнице вниз, и Азгалор следил за каждым своим движением, чтобы не повторить свой вчерашний быстрый спуск. Голова по-прежнему довольно-таки сильно болела, поэтому аргонианину совершенно не хотелось совершать вновь этот подвиг. К счастью, спуск прошел вполне успешно, если не считать нескольких приступов кашля у Азгалора, вызванных запахом не совсем чистого хаджита. Внизу участников “экспедиции” встретил робкий Луциниус. “Ну что, э-э… Как спалось? Гм… Успели позавтракать?” – осторожно поинтересовался он. Фьорлиг спокойно кивнул, хаджит, данмерка, босмерка и Эмелия так или иначе также выразили утвердительный ответ. Лишь Азгалор почувствовал полнейшую пустоту и неприятную легкость в животе и понял, что так и не успел поесть. Впрочем, сейчас это абсолютно никого, кроме него, не интересовало. “Вот и отлично. Сейчас, сейчас,” – суетился имперец, отпирая массивную дверь, которая находилась напротив двери “арсенала”. Они вошли в небольшой темный зал, имеющий лишь одно заметное отличие от помещения склада – пыли здесь было еще больше, и к тому же тут нестерпимо воняло гнилью. Луциниус сделал неуверенную попытку войти в это помещение, но, осознав тщетность подобных действий, поспешно прекратил их. “Э-э… Простите, но тут возникла небольшая… проблема… Придется немного отложить ваш поход…” – неуверенно пробормотал имперец. “А что случилось?” – без излишней любезности в голосе поинтересовался Фьорлиг. “Ну вот… сами видите…Нужно бы проветрить…” – с небольшим сомнением в голосе протянул Луциниус. “Ну, проветривай… Только недолго…” – равнодушно бросил нордлинг. “Сейчас… Только двери пошире открою…” – опять заволновался Луциниус. Через некоторое время нордлинг решил, что помещение уже достаточно проветрилось (хотя, скорее всего, это было не совсем так), и первым вошел в плотную завесу пыли и затхлого запаха. За ним последовали остальные. Этот зал, по всей видимости, являлся неким подобием гардероба. Собственно, этого и следовало ожидать. Все помещение было сплошь завешено различной изящной и менее изящной меховой одеждой, искусно выделанными шкурами каких-то животных, а также другими шкурами, которые производили впечатление только что содранных с несчастных зверей. Большая часть этих меховых изделий была подернута тонкой (а иногда и не очень тонкой) паутинкой плесени и издавала не совсем приятный запах. Азгалор бы назвал этот запах вонью, но он мало понимал в разнообразных ароматах, поэтому доверять его определению не следовало. Пыль немного рассеялась. Хотя это было почти незаметно даже зоркому глазу хаджита. Но все же, по всей видимости, появилась возможность хоть как-то дышать в этом заплесневелом зале. Луциниус забавно замахал руками и изобразил на своем бледном лице благожелательную любезность. Нордлинг изображать любезность не стал, но все же прошел в глубь помещения и начал выбирать себе подходящую одежду. Время шло, и тусклое солнце уже стояло довольно высоко над землей. А из пыльного зала по-прежнему продолжали доноситься чихание, кашель, писк потревоженных крыс и приглушенные ругательства. Наконец все участники “вылазки” вроде бы выбрали себе подходящую одежду (скорее всего, это было очень нелегко, особенно если учесть, в каких условиях происходил этот выбор) и поспешно вывалились из дверей зала, сопровождаемые клубами пыли и волнами гнилостного запаха. На лицах людей и меров, а также на мордах аргонианина и хаджита застыло неизбывное выражение бесконечного счастья. И их вполне можно понять – выдержать столько времени в подобном помещении и не задохнуться было настоящим подвигом. Быстро поднявшись по лестнице, они вновь оказались в своих комнатах-казармах и приступили к осмотру наспех и не наспех схваченных вещей. Надо было торопиться – день уже вступил в свои права, а в “поход” его участники до сих пор не отправились. Конечно, не вся выбранная в темном затхлом помещении одежда оказалась пригодна к использованию. Тем не менее, почти все взяли вполне нормальную и даже хорошую одежду, если, конечно, не учитывать весьма неприятный запах, постоянно напоминавший об условиях ее хранения. Нордлинг облачился в тяжелый меховой плащ с капюшоном. Больше он ничего не взял, считая, что ему вполне хватит и этого. Плащ выглядел очень внушительно, ниспадая с широких плеч Фьорлига. Он явно добавлял величия суровому нордлингу. Женщины оделись менее впечатляюще, хотя тоже, в целом, неплохо. Данмерка даже сумела найти довольно-таки изысканную накидку из меха неизвестного животного (возможно, это животное и было известным, но после нескольких лет, проведенных в окружении пыли и плесени, определить, каким же именно было это животное, не представлялось возможным). Так что теперь и она выглядела достаточно довольной. Хаджит тоже закутался в слегка попорченный плесенью, крысами и еще чем-то плащ, а также прихватил с собой какую-то грязноватую на вид шкуру. “А чтобы было на чем спать, если что вдруг там,” – пояснил он. А вот Азгалору явно не повезло. Он, также последовав примеру Фьорлига, взял меховой плащ, какую-то накидку и некий предмет, оказавшийся впоследствии шапкой. Когда не слишком удачливый аргонианин попытался примерить плащ, тот внезапно расползся на три куска неравной величины. Очевидно, он пролежал в затхлом зале слишком долго. Накидка, как выяснилось, кишела странными тонкими червями, с аппетитом поглощавшими мех. К сожалению, Азгалору было не чуждо чувство брезгливости, поэтому заставить себя надеть подобный предмет одежды он так и не смог. С отвращением отбросив заплесневелую накидку вместе с червями в сторону и чуть не попав в Риниуса, заглянувшего в этот момент в комнату, ящер принялся рассматривать единственную оставшуюся у него более-менее пригодную для ношения вещь – меховую шапку. При ближайшем рассмотрении шапка оказалась почерневшим и подернутым плесенью коловианским меховым шлемом, к которому с двух сторон были пришиты куски необработанной сероватой шкуры. Скорее всего, эти не слишком эстетичные нововведения были привнесены в шапку для того, чтобы при сильном холоде не мерзли уши. В комнату еще раз заглянул Риниус, правда, сейчас он это сделал с гораздо большей осторожностью. Имперец вежливо напомнил, что не мешало бы уже поскорее собирать свои пожитки и отправляться на дополнительный инструктаж. А то уже все там собрались и ждут, когда же аргонианин наконец соизволит явиться. Слегка устыдившись, Азгалор пообещал собраться поскорее и со вздохом натянул на голову странный меховой шлем. Затем резко сорвал его, еще раз внимательно осмотрел, проверил на наличие или отсутствие червей и, не найдя никакой нежелательной живности, наконец успокоился и вновь надел шлем. Спустившись вниз, в небольшой зал, где, по всей видимости, и проходил “дополнительный инструктаж”, аргонианин не застал там абсолютно никого. Удивленный ящер недоуменно повертел головой, не веря своему счастью. Ведь это значило, что они ушли без него! Таким образом, Азгалор мог больше не подвергать свою жизнь опасности в какой-то цитадели с непроизносимым названием. Хотя все это и выглядело в высшей степени странно, аргонианин решил больше не испытывать судьбу и скрыться из этого зала, где его мог заметить, а потом и отправить еще куда-нибудь Риниус. “Вот как замечательно все получилось… Они меня не дождались и ушли… Ушли, они ведь торопились… Хорошо все-таки иногда потратить немного времени на дополнительную подготовку… Да, все отлично. Сейчас я где-нибудь пересижу день, а завтра утром приду к Риниусу и потребую (да, вот именно потребую!), чтобы он немедленно отправил меня домой… А что ему остается делать? Все, он сам виноват, что отправил этих… сумасшедших… в поход без меня. Все-таки кто-то из богов или даэдра мне точно помогает… А может, это какие-нибудь духи предков… Надо бы все-таки хоть одну молитву выучить…” – радовался Азгалор, пытаясь открыть двери зала, в которые он только что вошел. К его удивлению, все его усилия ни к чему не привели. Двери были заперты. Аргонианин почувствовал, как неприятная холодная волна разочарования пробежала по его телу. Никто никуда еще не ушел. Его специально заперли здесь, чтобы ящер никуда не мог уйти. Только вот зачем? Побродив немного по залу, обдумывая странное поведение этих людей, меров и хаджита, Азгалор пришел к выводу, что они все – самонадеянные недоумки, не замечающие ничего из-за своих эгоистических амбиций, стремящиеся самоутвердиться за счет окружающих, и которым глубоко безразличны чувства и переживания остальных (особенно аргониан). Ящер обдумывал это умозаключение очень долго, старательно подбирая каждое слово. Он твердо решил высказать им все, что думает, при первой же возможности. Аргонианин, очень гордый своим решение и в особенности своим невероятным интеллектом, позволившим ему придумать такую интереснейшую формулировку собственным мыслям, уже собирался приступить к выламыванию двери зала и выкрикиванию яростных воплей, но вдруг до слуха Азгалора донеслись чьи-то приглушенные голоса. Голоса казались очень знакомыми, но ящер никак не мог понять, кому же именно они принадлежали – как и то, откуда они доносились. Азгалор настороженно замер, прислушиваясь. Так… Похоже, голоса звучат где-то совсем рядом. Наверное, за стеной или за дверью. И уж очень знакомые, но сильно искажены. Опять же, из-за того, что те, кому принадлежат эти голоса, находятся за дверью. А вот и дверь, из-за которой доносятся голоса. Совсем незаметная, неразличимая на фоне стены. Что-то наподобие потайной. Аргонианин прижал голову к двери и еще старательнее прислушался…
Лорд Алекс форева!!! Он - наш кандидат. :1anim_ad: